Джилли Купер - Гарриет

— Черт побери, Гэрриет! — гаркнул он. — Куда это ты пятишься?

Он догнал ее в три прыжка и за шиворот втащил в дом, потом захлопнул за собой дверь и для верности придавил ее широкой спиной.

— Ах ты, подлючка! — начал он. — Изображала из себя такую преданность, куда там, а сама? Да мне теперь на тебя смотреть противно!

— Что слу… случилось? — От неожиданности Гэрриет начала заикаться.

Уильям немедленно взвыл, у Гэрриет глаза тоже наполнились слезами, но тут отворилась дверь спальни, и в прихожую вышла сногсшибательная мулатка в одном оранжевом полотенце.

— Ки-ит, что туг за шу-ум? — зевая, спросила она.

— Все в порядке, моя прелесть, — сказал Кит и, отобрав у Гэрриет орущего Уильяма, передал его мулатке. — Забери, пожалуйста, этого младенчика и постарайся его как-нибудь утихомирить — нам с Гэрриет надо минутку поговорить.

Глаза мулатки угрожающе сверкнули.

— Нет-нет, — торопливо проговорил Кит. — Это не мой ребенок, честное слово. Он ко мне не имеет никакого отношения, и его мать, слава Богу, тоже. Это Кори, мой несчастный брат, спутался с ней на свою голову.

Уильям озадаченно уставился на лоснящееся темно-коричневое лицо и умолк.

— Отдайте его мне! — потребовала Гэрриет.

— А ты молчи! — рявкнул на нее Кит и, втолкнув в ближайшую комнату, захлопнул за собой дверь.

— Ну? — сказал он, глядя на нее сверху вниз глазами карающего ангела. — Что скажешь? По-твоему, это по-людски — сбежать со старым дружком, не сказав никому ни слова?

— Все было совсем не так, — возразила Гэрриет.

— А как же? — холодно осведомился он. — Давай, удиви меня.

— Во-первых, я не сбегала с Саймоном, во-вторых, я оставила Кори письмо — передала через Ноэль.

— Через Ноэль? — презрительно переспросил Кит. — Ты еще глупее, чем я думал.

Поднявшись, он налил себе виски.

— Может быть, ты все же окажешь мне любезность, объяснишь, как все было?

Когда она закончила, он сказал:

— Да, на сей раз Ноэль превзошла самое себя. Я же тебе говорил, чтобы ты не верила ни одному ее слову. Она наверняка разорвала твое письмо в клочья, а Кори сказала, что ты сбежала с Саймоном. Однако он все-таки с ней разводится. На следующей неделе суд.

— Как? — прошептала Гэрриет. — А то письмо, которое показывала мне Ноэль? Он же умолял ее вернуться?

— Оно наверняка Написано сто лет назад — Ноэль ведь устраивает ему скандалы из-за каждой новой няни. А все свои любовные письма она свято хранит. Ты хоть взглянула на дату?

Гэрриет потрясенно помотала головой.

— Ну вот что. Вчера вечером мы с Кори ужинали вместе. Он был в жутком виде.

— Он в Лондоне? — Гэрриет то краснела, то бледнела. — Он ничего не говорил обо мне?

Кит расплылся в улыбке.

— Столько говорил, что у меня, по правде сказать, чуть уши не завяли. Он считает, что сам все испортил, когда отпустил тебя с Саймоном.

— Боже мой! — Гэрриет всхлипнула. — Что же мне теперь делать?

Кит встал.

— По-моему, лучше всего прямо сейчас поехать к нему и попроситься обратно.

— Но как же… Что я ему скажу?

— Я бы на твоем месте сказал правду. Что ты любишь его. Пойду вызову такси. А об Уильяме не беспокойся — мы тут как-нибудь присмотрим за ним час-другой.

Всю дорогу она лихорадочно приводила себя в порядок. Руки дрожали, в результате она залила всю сумку духами и засыпала пудрой. Когда машина уже свернула на Чилтерн-стрит и впереди показался знакомый синий дом, Гэрриет чуть не сказала таксисту, чтобы он подождал: она еще не накрасила ресницы. Впрочем, какие ресницы! — тут же одернула она себя. Какие ресницы в такую минуту!

Она позвонила в дверь и стала ждать. В горле у нее пересохло, сердце колотилось, руки были ледяные. Кори открывал дверь с таким видом, будто собирался послать кого угодно ко всем чертям, но, узнав Гэрриет, застыл в немом изумлении. Она тоже смотрела на него молча, потому что не могла выдавить из себя ни слова. В какое-то мгновение ей показалось, что сейчас он обнимет ее и прижмет к себе, но он лишь отступил в сторону, пропуская ее в дом. Они поднялись по лестнице в ту самую комнату, в которой когда-то прошло их первое собеседование. За то время, что она его не видела, он похудел и стал как будто выше ростом. Надменное и непроницаемое, как всегда, лицо показалось ей страшно усталым.

Кори наконец прервал неловкое молчание.

— Садись. Как дела?

Гэрриет с облегчением опустилась на краешек лимонно-желтого кресла; ноги едва держали ее.

— Хорошо.

— А Уильям?

— Прекрасно.

От сигареты она отказалась — слишком сильно дрожали руки.

— Надеюсь, у вас с Саймоном полная идиллия, — сказал он как бы между прочим, прикуривая от зажигалки.

— С Саймоном у нас ничего — мы пробыли с ним всего несколько часов в ту субботу. Я тогда же поняла, что все уже перегорело. Разве Ноэль не передавала тебе мое письмо?

Он медленно покачал головой. Видимо, объяснения его не интересовали.

— А сейчас ты где?

— Дома.

— Помирились с родителями? Молодец.

— Я приехала в Лондон искать работу, — соврала она.

— Почему бы тебе не вернуться к нам? — Он помолчал. — Дети очень скучают по тебе.

«А ты?» — чуть не крикнула она.

Он стоял около стола, поигрывая зеленым стеклянным пресс-папье.

— Если ты решишь вернуться, — медленно, словно взвешивая каждое слово, сказал он, — никаких глупостей больше не будет. Я почти весь год буду за границей.

— Нет! — Она вскочила на ноги и стояла теперь в двух шагах от него. — Так я не хочу возвращаться.

— Понятно, — ровным голосом произнес он.

Гэрриет отошла к окну и уставилась на молодую листву платанов, которые серебрились в косых лучах заходящего солнца. В горле першило, как будто она наглоталась песка. Она собиралась с духом, чтобы сделать самый трудный в своей жизни шаг.

— Ты, конечно, умный, мудрый и все такое, — дрожащим голосом начала она. — Но там, где дело касается женщин, ты просто бездарный тупица. Неужели не понятно, что если я буду жить в твоем доме, а ты и пальцем ко мне не прикоснешься и вообще все время будешь за границей, — я умру от тоски?

Кори поднял глаза, в глубине которых вспыхнули тревожные искры.

— Неужели не понятно, почему я тогда сбежала, даже не повидавшись с тобой? Ноэль сказала, что она возвращается к тебе, — и я просто не выдержала.

— Говори, — сказал он, бледнея еще больше.

— Неужели не понятно, что я люблю тебя? — Она всхлипнула. — Что ты для меня дороже всех на свете?.. Что я не могу жить без тебя?

Больше ей не пришлось ничего говорить. Он тут же оказался с ней рядом. Руки, о которых она так долго мечтала, с силой стиснули ее, и от поцелуя она чуть не лишилась чувств.

Но, когда он заговорил, в его голосе звучала почти безнадежная тоска.

— Я люблю тебя, Гэрриет. Но у нас ничего не выйдет. Во мне накопилось слишком много усталости. Я слишком стар для тебя.

— Господи! — пробормотала она. — Ты — стар? Да у меня при одной мысли о тебе слабеют коленки. Я еще никогда ни по кому так не сходила с ума!..

Кори удивленно разглядывал ее полураскрытые губы, горящие щеки и глаза, спутанные волосы.

— Эй, — сказал он. — Ты правда меня любишь? И что теперь прикажешь мне с этим делать?

— Уж пожалуйста, сделай что-нибудь.

Она теснее прижалась к нему, и ее бешено колотившееся сердце забарабанило к нему в грудь, как в дверь.

— Осторожнее, Гэрриет, — сказал он и попытался улыбнуться.

— Почему осторожнее?

— Потому что мне начинает мерещиться впереди какое-то утешение. — Он стал целовать ее в лоб, щеки, соленые от слез, губы. — Милая, — говорил он, — только не давай мне опомниться, чтобы я не устыдился самого себя. Я знаю, мне должно быть стыдно, потому что я никуда тебя не отпущу. А что еще мне остается, когда ты такая восхитительная? Но ты сама не понимаешь, на что идешь! Ей-Богу, я кошмарный муж.

Гэрриет в страхе отскочила от него.

— Ты меня не понял! Я совсем не хотела, чтобы ты на мне женился.

Кори улыбнулся.

— Ну, не все тебе диктовать условия. И потом, ты же сама сказала, что не вернешься в Йоркшир, если только я не пообещаю целыми днями к тебе прикасаться.

Гэрриет вспыхнула.

— Я не говорила ничего подобного.

— Словом, если ты станешь моей, то только навсегда. Понимаешь — навсегда, навеки.

От волнения у нее опять задрожали руки.

— Но получается, что я вынудила тебя?..

— Милая моя девочка, — тихо сказал он. — Я ведь знаю, какая ты скромная и застенчивая — кроме тех случаев, когда тебя развозит на охотничьих балах, и знаю, какое это для тебя испытание — прийти и сказать, что ты меня любишь. Но если бы ты знала, какое это чудо для меня! Бог знает, сколько лет я не слышал слова «люблю» от той, кого люблю сам… И оно было сказано искренне.

Как странно, — продолжал он, отводя прядь волос у нее со лба. — Я не могу теперь припомнить, когда именно я начал тебя любить. Я все время убеждал себя, что забочусь лишь о твоем благе — и когда уводил тебя от Билли, и когда набросился на тебя за то, что ты ужинала с Китом, потому что он бабник, и когда пытался уговорить тебя не ехать с Саймоном, потому что ты не будешь счастлива с таким мужем, — и все это время меня, наверное, снедала ревность, потому что ты нужна была мне самому. Я так привык мучиться из-за Ноэль — мне даже в голову не приходило, что я смогу когда-нибудь полюбить кого-то другого. А потом ты уехала — и дом для меня превратился в склеп. Конечно, я должен был дать вам с Саймоном шанс, но через пять дней я понял, что больше не могу, и приехал сюда, и… Вот, смотри.

Он вытащил из кармана пачку сигарет, на которой был нацарапан номер телефона.

— Это номер Саймона, — растерянно сказала Гэрриет.

Он кивнул.

— Я собирался позвонить и уговорить тебя вернуться.

Когда он сказал это, Гэрриет вдруг поверила: этот сложный, невыносимый, прекрасный человек любит ее по-настоящему.

— Как мне хорошо, — сказала она и разревелась. — Скажи, — она обвила руками его шею, — у вас с Ноэль правда все кончено?

— Правда. Она как корь — два раза ею не болеют.

Гэрриет прыснула.

— Ты говоришь, как Кит. А где она сейчас?

— Не знаю. Копит где-нибудь силы, чтобы на той неделе появиться на суде во всеоружии. — Улыбка сползла с его лица. — Думаю, это будет удовольствие ниже среднего. Скорее всего она попытается вызвать тебя в суд и облить грязью.

— Плевала я на нее, — сказала Гэрриет и стала целовать Кори.

— Дети правда в порядке? — спросила она через некоторое время. — Господи, как же я по ним соскучилась!

— Они тоже. Они грозились, что если я не поеду за тобой в Лондон, то они сами сядут в поезд, разыщут тебя и силком привезут обратно. Надо поскорее им позвонить и сообщить новость. Представляю, как они обрадуются.

Теперь Гэрриет беспокоило только одно.

— А где Севенокс? — спросила она.

— Вообще-то он здесь, — сказал Кори. — Я подумал, если мы оба его бросим, у него может начаться собачья депрессия — и взял его с собой.

— Как здорово! А можно мне на него взглянуть?

— Конечно. Он в моей спальне, в том конце коридора. Кстати, — говорил он по дороге, — он заметно изменился к лучшему. Я решил воспользоваться твоим отсутствием и научить его кое-каким правилам приличия. Оказалось, что при условии достаточной твердости он вполне обучаем. Он уже выполняет команды «сидеть» и «нельзя» и приходит, когда его зовут. А главное — он больше не валяется на кроватях и не грызет все подряд.

— Надо же, — сказала Гэрриет, толкая дверь спальни и заглядывая внутрь.

Севенокс лежал на кровати и громко храпел. Его серая косматая голова покоилась на подушке, а рядом лежали измочаленные до неузнаваемости замшевые туфли.

— Какой лапочка, правда? — шепнула Гэрриет.

Севенокс открыл глаза и увидел ее.

— Нельзя! — громовым голосом приказал Кори. — Нельзя!

Севенокс одним прыжком сиганул через всю комнату к двери и, подвывая от восторга, бросился на Гэрриет, так что она с трудом удержалась на ногах.

— Нельзя! — ревел Кори.

Севенокс скользнул по нему прежним равнодушным взглядом и больше уже не смотрел.

Встретившись глазами с Кори, Гэрриет расхохоталась.

— Послушай, ты уверен, что все еще хочешь на мне жениться? Тебе не захочется тут же вышвырнуть нас с ним из дому?

— Конечно, захочется, — прорычал Кори, пытаясь оттащить Севенокса, — но я уж потерплю! В некотором смысле мы с тобой уже женаты. У нас есть трое детей и пес с тяжелым характером, мы провели столько вечеров, обсуждая их будущее и обмениваясь взглядами на жизнь, ты готовила для меня, стирала и вообще занималась хозяйством. Правда, мы еще не спали вместе, но мне почему-то кажется, что за этим дело не станет.

— Да, пожалуй, саночки мы уже повозили, — блаженно улыбаясь, сказала Гэрриет. — Теперь можно и покататься.