Когда я захожу на кухню, Ма стоит с кружкой кофе и не выглядит удивленной тем, что я проснулся столь рано. Она сразу же ставит кружку на стол и направляется ко мне. Это та часть, в которой мы говорим друг другу: "Доброе утро" и болтаем о пустяках. Это часть, в которой мы ведем себя так, как и в любой другой день.

За исключением того, что это не любой другой день.

Ма обнимает меня за талию, я кладу руки ей на плечи и крепко прижимаю к себе. Она напряжена и изо всех сил старается не расплакаться. Ма всегда напрягается, когда пытается сдержать эмоции. Это сложно для нее, потому что она очень эмоциональная по натуре. Нет, она не плакса, просто не умеет скрывать своих чувств.

Ее очень легко прочитать, потому что Ма делится своими эмоциями со всеми.

— Двадцать один. Ты можешь поверить, Ма? Опти сегодня исполнилось бы двадцать один, — наконец, произношу я.

— Двадцать один, — кивнув, повторяет она за мной.

Не знаю, почему, но, думая об Опти я улыбаюсь. На секунду я ощущаю, как меня наполняет свет. Свет Опти.

— Уверен, сегодня она бы напилась и оторвалась на полную катушку.

Я чувствую, как Ма улыбается, и слышу ее тихий смех.

— Не знаю, как насчет оторвалась на полную катушку, милый, но она определенно использовала бы это время наилучшим образом. Это то, что Кейт делала лучше всех. Она всегда знала, как наслаждаться каждым днем.

— Это так. Она бы наслаждалась. И оторвалась бы. Уверяю тебя, это был бы эпичный день, — продолжая улыбаться, говорю я.

— Может, ты и прав, — смеясь, отвечает Ма.

Я выпускаю ее из объятий, наливаю себе в кружку кофе, добавляю несколько ложек сахара и поворачиваюсь обратно к Ма.

— Ты идешь сегодня на кладбище?

— Да. Хочешь пойти со мной?

К своему удивлению, я, не задумываясь, отвечаю:

— Ни за что не пропущу этого.

***

После того, как мы приняли душ и оделись, Ма везет нас к флористу, чтобы купить два букета желтых тюльпанов. Потом мы останавливаемся возле магазина, чтобы приобрести четыре батончика "Твикс ". К тому времени, как мы паркуемся на кладбище, руки Ма так крепко сжимают руль, что, клянусь, на нем останутся отметины. Всю дорогу я старался не думать о том, что мы делаем. Я считал, что меня охватит страх. Странно, но теперь, когда мы здесь, я чувствую спокойствие. Как будто Опти находится рядом. Я не навещал ее со дня похорон, потому что думал, что это уничтожит меня. Усилит мою злость. Напомнит, что без нее моя жизнь — дерьмо. Но здесь и сейчас я чувствую себя целым, чего не было уже так давно. Наверное, Опти смотрит на меня с небес. И в моем в мире сразу появляется солнечный свет, радуга и гребаные единороги.

— Ты в порядке, Ма? — спрашиваю я.

Она кивает, не в силах вымолвить ни слова. Я глажу ее по правой руке, а потом выхожу из машины, беру цветы, шоколадные батончики и одеяло и обхожу грузовичок, чтобы открыть Ма дверь. Она так и сидит, вцепившись в руль изо всех сил. Переместив все в одну руку, я аккуратно отрываю ее пальцы от руля и помогаю ей выйти из машины. Взявшись за руки, мы идем к Опти и Грейс. Подойдя к маленьким, простым одинаковым надгробьям, я отпускаю ладонь Ма и расстилаю одеяло. Ма садится на него, не отрывая взгляд от могил. Она даже не моргает. Ее глаза полны слез.

Я не знаю, навещала ли она Опти до этого, поэтому спрашиваю:

— Это первый твой визит? — Опти умерла в январе. Девять месяцев назад.

Ма медленно качает головой и переводит взгляд на меня. Только после этого она улыбается.

— Я хожу к ним каждую неделю. Ненадолго... просто, чтобы убедиться, что мои девочки в порядке.

У меня самая лучшая мама в мире. Она любила их ничуть не меньше, чем меня. Горячо, всем своим сердцем.

— Надо полагать, я самый говнюкастый говнюк на всем белом свете.

Она улыбается.

Сорвав целлофановую обертку с обоих букетов, я кладу их на траву, по одному у каждого надгробия. Сегодня тепло, они быстро завянут на жаре, но сейчас цветы свежие и красивые. Грейс любила желтые тюльпаны. А Опти нравилось все, что любила Грейс, поэтому я знаю, что они будут довольны. После этого я разворачиваю два батончика "Твикс" и кладу их рядом с цветами.

— Извини, они не холодные, Опти. Я не планировал навещать тебя сегодня, поэтому не успел подготовиться, подруга. Придется довольствоваться тем, что есть, — поддразниваю я ее.

Позади меня раздается смех Ма.

— Она любила есть их холодными. А я и забыла об этом.

Я усаживаюсь на одеяло, вручаю Ма батончик и разворачиваю еще один себе.

— Да, любила. Она была до ужаса привередлива, когда дело касалось кофе и шоколада. Кофе должен быть черным, а шоколад холодным.

Ма снова смеется, а потом мы молча едим. Тишина — это прекрасно.

Покончив с батончиками, мы обмениваемся историями о Грейс и Опти. Они были нашей семьей. Мы все делали вместе. Поэтому нам есть о чем рассказать.

Солнце уже высоко, когда мы с Ма принимаем решение, что пора уходить. Мы отлично провели время. Было спокойно и тепло, а на ярко-голубом небе светило солнце. Ма опускается на колени и с любовью гладит надгробия, касаясь пальцами их имен. Нежность и обожание на ее лице и в касаниях так прекрасны. Их нельзя описать словами. Они — напоминание о том, на что способно человеческое сердце. Ма говорит им быть хорошими девочками. Говорит, что любит их. Обнимает их. Прощается с ними. У меня такое чувство, что она делает это каждую неделю. Это ритуал. Искренний и нежный.

Дождавшись, когда Ма уйдет к машине, я сворачиваю одеяло и сажусь на корточки перед надгробием Грейси. Наклонившись, целую его. Я всегда целовал их в лоб, поэтому это кажется символическим.

— До свидания, Грейси. Позаботься о своей сестре за меня. Хорошо, подруга? Я люблю тебя.

Потом поворачиваюсь к надгробию Опти, целую его и смотрю на ее имя. Кейт Седжвик. Для меня в этом имени столько силы: вдохновляющей, ободряющей, заслуживающей уважения. Это имя, которое всегда ассоциировалось у меня с храбростью. Имя, которое всегда было символом того, что в жизни возможно все. Имя, которое несло в себе безграничную любовь, доброту и великодушие.

— С днем рождения, Опти. Надеюсь, ты планируешь круто оторваться сегодня. В этот важный день я не ожидаю от тебя ничего меньшего. Не хочу давить, но тебе лучше постараться и зажечь по полной. — На секунду я замолкаю. Не потому, что разговаривать с ней кажется мне странным, а потому что не хочу уходить. — Я скучаю по тебе, подруга. Я так сильно скучаю. — Погладив надгробие, я оборачиваюсь и смотрю на Ма. Она терпеливо ждет меня возле машины. И будет ждать столько, сколько понадобиться. — Я люблю тебя Опти. И всегда буду любить. Покойся с миром.

* * *

Приехав домой, я сразу же звоню Франко. Он поднимает трубку на втором гудке.

— Недоумок? — Его голос звучит обеспокоенно. И вопросительно. Он знает, какой сегодня день.

— Namaste[10], дебилоид. Эй, сделай мне одолжение.

— Все, что хочешь. — Он уже согласен. В этом и есть преимущество настоящих друзей — они всегда рядом: и в горе, и в радости.

— Я хочу попасть к твоему брату сегодня. Можешь организовать это?

— Хочешь сделать тату? — удивленно спрашивает он. Все тело Франко выше талии покрыто татуировками, мое же — чистый лист. Я всегда думал, что так оно и останется, но после сегодняшнего утра знаю, что это невозможно.

— Ага.

— Большую? Джулиан должен рассчитать, сколько времени ему потребуется. Обычно он не работает по субботам.

— Маленькую. Три слова, — отвечаю я. — Это все, что ему нужно знать.

— Понял. Я позвоню ему и свяжусь с тобой через несколько минут. — Он настолько впечатлен, что вешает трубку, даже не попрощавшись.

Через пять минут раздается звонок телефона. Мы обходимся без обычного приветствия и переходим прямиком к делу.

— Ну?

— Заеду за тобой через пятнадцать минут. Джулиан встретит нас в салоне.

— Отлично. Буду ждать.

Я выхожу на улицу, чтобы покурить до приезда Франко. Он не разрешит дымить в своей машине, поэтому это нужно сделать сейчас. Когда Франко припарковывается возле дома, его лицо сияет от радости, возбуждения, любопытства и даже немного от гордости. Я залезаю в салон, и он хлопает меня по плечу.

— Не могу поверить в это. Сладкая попка прогнулась! А я думал, что ты до ужаса боишься иголок?

Сглатываю ком в горле, и меня начинает мутить. Я, черт возьми, ненавижу иголки.

— Не напоминай мне. — А потом до меня доносится музыка, которая играет по радио. — Заткнись и дай послушать. Это новый альбом?

— Да. "Sunset Sons" — это нечто. Согласен?

— Они убийственны, чувак. — Мы слушаем их всю дорогу до тату салона его брата, который находится в двадцати минутах езды от моего дома. Этого достаточно, чтобы хорошенько подумать и начать паниковать.

Когда мы останавливаемся возле салона, мое волнение достигает запредельных высот. Я захожу в него в невменяемом состоянии, но все также нацелен сделать то, что собирался.

Нас приветствует Джулиан — мега талантливый тату мастер и просто классный чувак. Он протягивает мне руку, а когда я беру ее, обнимает и дважды хлопает меня по спине.

— Как дела, Гас? Давно не виделись.

Он расслаблен и в хорошем настроении.

Я — нет. Поэтому просто киваю.

— Рад увидеться, чувак. Слушай, не хочу торопить тебя, но не могли бы мы поскорее покончить с этим пока я не оставил свой завтрак у тебя на полу?

Они с Франко смеются, а потом он усаживается в кресло и берет в руку карандаш и бумагу.

— Что ты хочешь, здоровяк? — Джулиан всегда называет меня так, потому что короче на целых восемь футов. И худее. Скажем так, он просто более мелкая версия Франко. У него по-детски пухлое лицо, что делает его моложе даже, несмотря на то, что он старше Франко на два года.

Показав на внутреннюю часть правой руки, я описываю то, как представляю себе тату.

Краем глаза замечаю улыбку на лице Франко, а потом он хлопает меня по руке.

— Я так и знал.

— Я хочу, чтобы она была простая, но в тоже время крутая. Понимаешь? И черная.

Джулиан кивает, сразу же начиная делать набросок.

По мере того, как буквы оживают, моя улыбка становится все шире. Он понял. Несмотря на мягкие линии, надпись выглядит по-мужски дерзкой.

— Спасибо, чувак. То, что я хотел.

Франко, не отставая ни на шаг, следует за мной к рабочему месту Джулиана. Мне хочется развернуться и сказать ему отстать, или, на крайний случай, врезать. Он делает это специально, я знаю. Франко пытается вывести меня из себя, потому что понимает, что я нервничаю. Ладно, признаюсь — я в ужасе.

Крепко зажмуриваю глаза, пока Джулиан обеззараживает и подготавливает мою руку и открываю их лишь после того, как он наносит трафарет. Он просит меня посмотреть рисунок перед тем, как начать наносить пигмент.

Выглядит круто, но все, что я могу — это просто кивнуть. Если открою рот, то меня вырвет.

Когда он включает тату-машинку, я снова закрываю глаза.

— Хочешь, я подержу тебя за руку? — смешным писклявым голосом спрашивает Франко.

— Отвали, чувак. Знаю, ты всегда мечтал об этом, но я не для тебя.

Он смеется и радостно хлопает в ладоши. Чувство юмора — это то, что я больше всего люблю в Франко. Он знает, когда нужно пошутить. И всегда делает это вовремя.

К моему удивлению, нанесение татуировки ощущается скорее как раздражение, чем настоящая физическая боль. Если бы я мог отвлечь мозг от того, что игла непрерывно пронзает мою кожу, это было бы почти сносно. Почти!

— Ты в порядке? — спрашивает Джулиан. — Устроим перерыв? Мы уже закончили половину работы.

Я качаю головой, так и не открывая глаз.

— Просто продолжай. Остановка сделает все только хуже.

— Вау, даже и не думал, что когда-нибудь увижу это. — К нашей небольшой вечеринке присоединяется кто-то еще.

— Что за хрень? Я думал, что вход только по приглашениям, — возмущаюсь я из-под закрытых век.

— Франко прислал нам сообщение. Мы должны были прийти, чтобы увидеть это своими собственными глазами, — отвечает Джейми

Приоткрываю один глаз и смотрю на него и Робби, вынужденных стоять в дверном проеме, потому что в небольшой комнате нет места для еще одного тела.

— Увидел, идиот?

Пытаюсь сконцентрироваться на дыхании, но мне настолько хочется курить, что я уже не могу этого игнорировать. Мне нужно успокоиться. Моему мозгу нужно успокоиться. Да и игла, без остановки протыкающая кожу вызывает уже не раздражение, а боль.

— Мне нужна сигарета, — напряженно говорю я. Я не собираюсь вылезать из этого кресла до тех пор, пока мы не закончим, но выраженное вслух признание желания, кажется, немного успокаивает его. Делает его переносимым.

— Ты отлично справляешься, здоровяк. Еще несколько минут и я пойду с тобой покурить, — смеется Джулиан.