— Сейчас, сейчас я отведу тебя на пастбище, дорогая, — услышал Панчи голос Амру, очевидно по-своему истолковавшего беспокойство коровы.

При мысли, что ему придется до прихода Гаури или Лакшми встретиться с Амру, Панчи побледнел. Гаури часто рассказывала ему об этом жестоком человеке как раз в то время, когда он сам страдал от собственного дяди. Да и на свадьбе он почувствовал в нем порядочного мошенника, хотя Амру и произвел на него впечатление своим наигранным добродушием и апломбом.

Впрочем, вскоре Амру удалось успокоить корову, и опять наступила тишина. У Панчи отлегло от сердца, угнетало только одиночество. Солнце уже накалило стены дома, и Панчи обливался потом. Он огляделся, нашел веер, расстегнул пуговицы на куртке и, тяжело дыша, принялся обмахиваться.

На душе у него было тоскливо, как никогда. Этот пустой дом кого хочешь сведет с ума. Да еще эта проклятая тишина. Но куда же делась Гаури, что-то не чувствуется, что она здесь. Уж не умерла ли она? Его охватило смятение и раскаяние. Неожиданно взгляд его упал на стоявшую во дворе, на самом солнцепеке, кровать. «Почему здесь только одна кровать? — подумал он. — Не могут же мать и дочь спать в такую жару на одной постели?»

Он поднялся и подошел к сараю, чтобы посмотреть, нет ли на его плоской крыше второй кровати. Другой кровати не было. Сбитый с толку и раздосадованный, он стоял посреди двора, опустив руки и не зная, что делать.

Вдруг, совершенно неожиданно для него, дверь отворилась, и вышла Лакшми, его теща. Увидев его, она испуганно вскрикнула, потом, немного придя в себя, почему-то покраснела и спросила:

— Ты откуда взялся?

— Припадаю к твоим стопам, мама, — как полагается по обычаю, приветствовал ее Панчи.

Старуха направилась к кухне, искоса поглядывая с сторону хлева, где мычал теленок.

— Амру как будто уже был здесь и забрал корову? Ты не видал его?

— Да, он был здесь, мама, — вежливо сказал Панчи.

Лакшми села на плетеный стул, открыла глиняный горшок с кислым молоком и стала сбивать масло.

— Садись, сын, в ногах правды нет, — сказала она, видя, что Панчи все еще стоит посреди двора.

Панчи послушно уселся на тот же самый стул, на котором сидел до ее прихода.

Наступила напряженная тишина, нарушаемая лишь плеском молока в кувшине да мычанием теленка. Панчи уже хотел что-то сказать, но Лакшми опередила его:

— Тебе, наверное, очень хочется пить? Сейчас я тебе дам чашку сыворотки.

Панчи утвердительно кивнул, поднял голову и внимательно всмотрелся в Лакшми: что же все-таки есть в этой старухе такого, что заставляет его робеть перед ней? Не найдя в ней ничего особенного — разве только это странно застывшее наглое выражение лица, — он набрался мужества и уже хотел было спросить у нее о том, ради чего пришел. Но не успел он и рта раскрыть, как Лакшми, словно угадав его мысли, быстро заговорила:

— Да, сын, ты и представить себе не можешь переживания матери. Ведь ты должен был, по обычаю, на несколько месяцев прислать Гаури домой, а уж потом бы она вернулась к тебе навсегда. А ты? Ты даже весточки не подал, как вы там живете. Я только слышала, что вы ушли от твоего дяди Молы Рама и поселились у гончара Рафика. Надеюсь, вы хоть не ели вместе с этим мусульманином?..

— Мать, — вдруг резко сказал Панчи, — где Гаури? Ведь я отослал ее к вам!

Лакшми вздрогнула от неожиданности, покраснела и отвела глаза в сторону, хотя и пыталась сохранить на лице прежнее самоуверенное выражение. Панчи понял, что с Гаури случилась какая-то беда.

— Что же ты молчишь? — снова спросил он. — Скажи мне, где она?

Не в силах больше усидеть на месте, он поднялся и подошел к Лакшми.

— Ты ее бил — тебе и знать, что случается с несчастными женами!

— Что-о! — в ярости закричал он. — Это тетка Кесаро сказала, что она принесет мне несчастье, вот я и ударил ее! Я лишь хотел, чтобы она пожила у вас до лучших времен. Так где же она?

Своим чистосердечным признанием он надеялся припереть старуху к стене. Но из Лакшми не так-то легко было вытрясти правду.

— Надеюсь, она не наложила на себя руки, — уклончиво ответила старуха. — Если муж бьет жену, она уходит от него.

— Но где она?

— Отвяжись от меня! — вдруг окрысилась на него Лакшми. — Сам бил ее, сам выгнал из дому — так чего ж тебе надо?.. Где ей, по-твоему, быть? Разумеется, Амру просватал ее за хорошего человека! Не могли же мы…

— Просватали?! Амру? — в глазах Панчи был ужас.

— Да, сетх сказал, что наденет на нее чаддар.

— Наденет чаддар? Но это же невозможно! Она моя жена!

— А кто выгнал ее?

— Я не собирался…

— Что «не собирался»? Не могли же мы прокормить ее…

На это было нечего возразить.

Ярость душила Панчи, в голове у него помутилось, но он взял себя в руки и, в упор глядя на старуху, крикнул:

— Что ты мне голову морочишь? Где она?

— Не знаю, — пробормотала Лакшми. — Где-то в Хошиарпуре. Амру лучше знает…

— A-а, теперь все понятно… Так знайте: если с Гаури что-нибудь случилось, я убью вас обоих!

— Та-та-та! Иди пугай кого-нибудь еще. Скорее Амру отделает тебя за то, что ты бил ее!

— Ну ладно, — угрожающе сказал он и встал. — Я все узнаю от Амру.

— Ха! Можешь идти и узнавать у кого угодно! Наглец!

В ярости, страхе и крайней растерянности он бежал по тропинке в поле, то замедляя шаг, то вновь припуская во всю мочь при мысли, что Амру может скрыться от него. Увидев мальчика-пастушка, окликнул его. Но мальчишка бросился в реку и поспешил вброд к другому берегу, приняв Панчи за крестьянина, чье поле сегодня утром вытоптал скот.

Встав на берегу реки, Панчи пытался его переубедить:

— Эй, малыш, послушай! Я не хочу тебя обидеть! Скажи мне только, где Амру!

Но мальчик, стоя в воде, продолжал лишь испуганно глядеть на него.

— Скажи мне, где дядя Амру! — продолжал уговаривать его Панчи. — Я ничего не сделаю тебе.

Мальчик наконец раскрыл рот:

— Он велел мне присмотреть за коровой и за волом, а сам ушел не знаю куда.

— А где его скотина?

Мальчик показал кнутом куда-то в сторону.

Панчи решил было пойти к водоему, где женщины обычно брали воду, купались и стирали белье, — может быть, кто-нибудь из них знает, где Гаури. Но он лишь весьма смутно помнил ее подружек, а спрашивать первого встречного, где его жена, будет, конечно, очень глупо. Нет, лучше пойти к дяде Адаму Сингху, который их обручил.

Так он и сделал. Осторожно пробравшись по той же улочке, где стоял дом Лакшми, Панчи подошел к дому старого друга своего отца и постучался. Послышалось шлепанье босых ног, и в дверях показалась молодая девушка. Это была Паро. В первый момент она настороженно посмотрела не него, но затем узнала и радостно воскликнула:

— Панчи! Брат! Неужели это ты?

Панчи, как и полагается мужчине, не желающему смущать девичью скромность, опустил глаза.

— Отца нет дома. Но ты все равно входи… Когда ты пришел?

Следуя за ней, Панчи вошел в дом, удивляясь про себя, что раньше не замечал, какая она хорошенькая. На Паро была простая белая набедренная повязка, волосы заплетены в длинную косу. Она быстро сбегала в кухню и принесла ему циновку, а сама уселась на деревянный стул. По ее юному раскрасневшемуся лицу Панчи видел, что она искренне ему рада.

— Я дам тебе обрата, — сказала Паро, — ведь ты, наверное, всю дорогу шел по жаре.

И она стала наливать обрат в бронзовую чашку.

Панчи не мог оторвать от нее взгляд, с восхищением видя в ней уже не девушку, какой она была всего несколько месяцев назад, а молодую женщину. Когда он брал от нее чашку, их глаза встретились, и Паро поняла, что он любуется ею. Чтобы скрыть смущение, она быстро заговорила:

— Отец скоро вернется. Он пошел в лавку, купить немного масла. Он все стареет и ходит совсем медленно, хотя по-прежнему тратит много масла на свои усы — чтобы они у него блестели…

— Скажи мне, Паро, — спросил он, — где она сейчас?

Паро долго молчала, но наконец сказала:

— Ходят слухи, будто они продали ее кому-то в Хошиарпуре.

— Я оторву голову этой старой ведьме! — вскричал Панчи. — И Амру тоже свое получит. Негодяи! Лгуны проклятые! Я ославлю их перед всем светом!..

— Успокойся, брат, не надо ничего делать сгоряча… Сначала остынь, а потом уж пойдешь…

В глубине души она не хотела, чтобы он сейчас же пошел мстить Лакшми и Амру, — ведь тогда станет известно, что Панчи все узнал от нее, от Паро, и те двое обрушат свой гнев на ее отца. Да и сам отец рассердится, что она все разболтала Панчи.

В этот момент во дворе показался Адам Сингх. Он уже не вскидывал голову так гордо, как прежде, бравые усы его обвисли. Войдя в кухню, старик чутьем хитрого крестьянина понял, о чем шла речь. Ласково тронув Панчи за плечи, он сел на стул.

Воцарилось тягостное молчание. Адам Сингх вздохнул.

— Значит, это правда, дядюшка? Они продали ее в Хошиарпур?

Адам Сингх кивнул.

— В любом деле самое главное, сынок, — это не терять головы, — сказал он.

— Ах, дядя, — с горечью произнес Панчи, — мне ведь терять уж нечего.

— Успокойся, сынок, и послушай меня, старика, ведь ты для меня словно родной сын. Вот почему я не выдал за тебя Паро — знай это. Твой гнев справедлив — эти люди поступили как сводники. Но ведь если ты убьешь их сейчас, ты навлечешь на себя наказание, которого заслуживают они. А я никогда не простил бы себе, что не удержал тебя.

Панчи, исподлобья уставясь на старика, пытался решить, прав тот или нет. Ему казалось, что Адам Сингх просто выдает благоразумие за трусость, хотя по его виду этого нельзя было сказать.

— Почему вы не сообщили мне об этом? — спросил он.

— Ах, сын мой, да ведь мы сами узнали о случившемся уже после того, как девушку увезли. Как только до нас дошли эти слухи, я сразу дал знать в полицию. Мне казалось, что лучше быстрее вернуть девушку домой, чем расстраивать тебя. Но полиция побаивается Амру и ничего не сделала…

— Я пойду и потребую ответа от самого Амру!

Адам Сингх беспомощно глядел на удаляющегося Панчи, не смея больше удерживать его и в то же время понимая, что если столкнутся две такие горячие головы, как Амру и Панчи, беды не миновать. Но что он мог поделать, чем он мог помочь Панчи? Все-таки, сообразив, что дело может дойти до убийства, Адам Сингх двинулся вслед за Панчи. Паро последовала за ним.

Неподалеку от дома Амру Панчи увидел двух молодцов, сидевших на кровати.

— Амру дома? — спросил он их.

— Иди отсюда, если жизнь дорога, — проворчал один из них. — Убирайся в свою деревню.

У этого парня была жидкая козлиная бородка. Он встал и преградил Панчи дорогу колом, который держал в руках.

— Да кто ты такой? — обозлился Панчи. — А ну, пропусти! — И отвел рукою кол в сторону.

Тогда второй парень, плотный, с пушистыми усами, не говоря ни слова, ударил Панчи по лицу. В тот же момент козлобородый поднял кол и обрушил его на голову Панчи, но промахнулся и лишь слегка оцарапал его лоб.

Не обращая внимания на боль, Панчи кинулся на козлобородого и попытался вырвать у него кол, но усатый схватил его сзади.

— Ничего у вас не выйдет! — кричал Панчи, отбиваясь от них. Но ему приходилось туго.

Адам Сингх не выдержал и бросился вперед, чтобы разнять их.

— Удхо! Мадхо! — закричал он усатому и козлобородому. — А ну перестаньте!

Женщины и дети, привлеченные шумом, высыпали из домов. Но это смутило Удхо так же мало, как и мудрый совет старого Адама Сингха. Оторвав Панчи от козлобородого, он поднял его высоко в воздух и швырнул на развалины дома.

— Опомнитесь! — снова закричал Адам Сингх, обращаясь на этот раз к козлобородому Мадхо. — Кончится тем, что вас повесят за убийство!

Мадхо в ответ так выругался, что Адам Сингх утратил все свое благоразумие. С налитыми кровью глазами он бросился на негодяя и закатил ему звонкую затрещину.

Мадхо схватил Адама Сингха, повалил на землю, уселся на него верхом и обрушил на его ребра град ударов. Но Адам Сингх вывернулся, всей своей тяжестью прижал Мадхо к стене и начал дубасить с неистовством гордого раджпута[26].

Увидев, что отец ввязался в драку, Паро бросилась к нему, крича сквозь слезы:

— Отец, отец, уйдем отсюда!

В этот момент Панчи, ловко подставив Удхо ножку, ухитрился свалить его на землю и схватить за горло. Неизвестно, чем кончилось бы дело, если бы в дверях своего дома не показался Амру с кальяном в руках. Увидев своих дружков в беде, он закричал:

— В чем дело? Из-за чего драка?

Панчи вскочил на ноги и вызывающе крикнул: