ГЛАВА 6

Весна на зоне воспринималась иначе, чем на воле. Осознание того, что там, за колючей проволокой, мир расцветает после зимы и окрашивается свежими весенними красками, давалось тяжело, а ведь это всего лишь вторая весна здесь… Второй год отсидки из десяти лет.

Назар сидел на лавке невдалеке от тюремного блока и курил, наблюдая, как заключенные убирают снег и территорию после прошедшей зимы. Рядом с ним, как всегда, были четыре человека — его охрана, они теперь всегда были с ним. Сохранить и удержать власть на зоне нелегко, здесь непозволительная роскошь расслабиться хоть на секунду. Так что и он, и его люди цепким взглядом сканировали пространство вокруг себя. Назар был здесь авторитетом. Он сразу, как только прибыл сюда по этапу, поставил всех на место: жестко, кроваво, заставил себе подчиниться и показал, кто он есть. И его зауважали, его власти подчинились, его боялись. За все это время он ни разу не дал слабины или промаха даже в малом. Здесь такое не прощают, здесь уважают силу и убивают за слабость. Он был сильным, всегда таким был, и здесь он показал всем эту силу, власть и жестокость. О нем даже говорили шепотом, пугая друг друга рассказами о тех зверствах, что он творил с непокорными, провинившимися или теми, кто посягал на его власть.

За это время Назар и в одиночке сидел ни раз, и в больнице с ножевыми ранениями лежал. Но это только прибавляло злости и давало силы бороться за свою жизнь.

— Волк, — Назар поднял тяжелый взгляд на человека, позволившего прервать ход его мыслей, — в котельную вновь прибывшего привели. Тебя только ждут…

Назар медленно встал с лавки и, бросив окурок в грязную лужицу подтаявшего снега, пошел в сторону котельной. Теперь он перестал быть Назаром, здесь к нему прилипла кличка Волк, наверное, за его взгляд…

В темноте котельной, в небольшом затхлом помещении, освещенном одной тусклой лампочкой, несколько зеков держали бившегося в их руках другого зека. Тот, кого они держали, был молоденьким пареньком, несмотря на обритую под ноль голову, черты лица парня показались Назару даже красивыми. Он еще раз безразлично мазанул по нему взглядом.

Назар присел на ящики и продолжал так же безразлично смотреть, как зеки спустили с парня штаны и замерли, дожидаясь его команды.

Он махнул рукой, и парня подтащили к нему поближе. Назар заглянул в его еще детские глаза, наивные, полные страха.

— Петухом рабочим здесь будешь, — хрипло проговорил Назар. Постоянные сквозняки и холод в бараках дали о себе знать, его легкие были застужены, и поэтому говорил он теперь с хрипами, прерываемыми постоянным кашлем, — правила тебе Зойка расскажет, он объяснит, что можно, а что нельзя. Нарушишь правила — отвечать будешь.

— Не надо этого делать, — сквозь всхлип в голосе прошептал парень, смотря на всех, кто его окружает, как загнанная лань.

Назар холодно усмехнулся и махнул рукой, зеки только и ждали этой команды. Уже через минуту парень захлебывался в слезах и рваных вздохах, так как в задницу ему вколачивался первый желающий поразвлечься. А через несколько минут парень замолчал, так как рот его был занят членом, который он усердно сосал, не в силах вынести побои и боль. Этот парень быстро сломался и смирился со своей участью.

Назар отстранено наблюдал за происходящим. Ничего нового здесь не происходило, все как всегда. Хотя за это время встречались экземпляры, которые дрались, но что толку, их зеки забивали до бессознательного состояния и все равно "опускали" и пускали по кругу. А потом, после процедур посвящения, все рабочие петухи переходили под контроль Зойки — главного петуха, который отсиживал здесь уже не первый год и досиделся до должности главного в петушатнике.

Видя, что его присутствие здесь больше не нужно, Назар вышел из котельной. Хотелось на свежий воздух…

И опять предательский воздух весны заполнил легкие. Он поднял взгляд от грязного асфальта и увидел над собой чистое небо небесно-голубого цвета, как его глаза…

Все это время он думал о нем… об Алеше. Только этот лучик света в темном царстве мрака давал ему силы жить и выживать. Эти мысли сначала были как наваждение, от которого он хотел уйти, забыв его. Но потом, наоборот, он стал позволять себе думать о нем, зная, что это дает ему силы жить. Его Алешенька, добрый, чистый, светлый мальчик, такой наивный и верующий в свою мечту. Алеша так и не понял ничего того, что происходило в душе у Назара, что он чувствовал к нему и почему все это делал для него. Но это и к лучшему, не нужна Алеше эта грязь. Назар все делал для того, чтобы Леша жил в другом мире и верил в свою мечту. Пусть так все и остается, пусть и сейчас Алешенька строит свою жизнь, в которой не было и никогда не будет места ему, пусть живет в своем мире и никогда не сталкивается с грязью этой жизни.

Здесь, за решеткой и колючей проволокой, в такой дали от обычного мира, он жил в другом мире со своими правилами и законами. А Алеша стал для него тем единственным светом, который еще не померк в его душе, оставляя в нем каплю человечности и не давая превратиться в зверя в облике человека.

Назар позволял себе думать об Алеше, сохраняя на лице непроницаемую жестокую маску и зная, что ни одна эмоция не проскользнет в его взгляде, выдавая его больную душу, обреченную страдать от неразделенной любви, неправильной любви, но любви…

* * *

Ожидание, когда Лекс принесет Гавру документы на коня, превратилось для него в долгую мучительную пытку. Он весь извелся внутренне, хотя внешне никто и не мог заподозрить его мучений. И вот, наконец, перед его глазами лежали листки бумаги с кличками лошадей, это была родословная Вальхензее на немецком языке. Строчки перед его глазами стали расползаться как в тумане, когда он понял, что это тот самый конь, конь, купленный им на аукционе для отца много лет назад. Сейчас Вальхензее было уже одиннадцать лет.

Гавр выровнял дыхание и, сделав над собой усилие, чтобы не выдать своего состояния, поднял глаза от бумаг. Теперь его задача была узнать у этого наивного дурочка, как попал к нему конь его покойного отца.

— Прекрасная лошадь, очень породистая и очень дорогая. У него очень знаменитые родители, выступавшие в Германии на соревнованиях, — Гавр судорожно вспоминал, что тогда ему говорил про этого коня специалист по лошадям, — тебе повезло, что у тебя такая лошадь.

— Это не мой конь. Я лишь за ним смотрю, пока его хозяина нет…

— Не твой… А где его хозяин? Как его зовут. Может, я знаю его…

— Нет, вряд ли… вы бизнесмен, Гавриил Владимирович, а его хозяин… Ну, он не совсем бизнесмен, хотя тоже бизнесом занимался, — Алешка запутался в словах, уже и Гавра на "вы" назвав и теперь не зная, может ли он говорить Гавру о Назаре или не стоит это рассказывать…

— Так как его зовут? Я многих знаю, мне очень интересно, кто хозяин такого прекрасного дорогого коня.

— Назар… — вырвалось у Алеши, и он замолчал, видя темнеющие глаза Гавра, — но вы вряд ли его знаете…

— Я бы хотел с ним познакомиться. У него такая прекрасная лошадь, мне было бы интересно с ним пообщаться о лошадях…

— Это вряд ли, он в тюрьме… на десять лет…

Алешка замолчал, коря себя за то, что все разболтал, а с другой стороны, почему он не мог это сказать человеку, который стал теперь его другом и столько сделал для него. Да и Назару это вряд ли повредит, так как Назар уже в тюрьме и надолго там…

Гавр вцепился ногтями в подлокотник кресла, но то, что творилось внутри него, не отразилось на его лице. Он, тихо выдохнув из легких воздух и придав голосу дружеское участие, заговорил:

— Как жалко, что такого хорошего человека посадили, да еще на десять лет… Мне искренне жаль… ты, наверное, тоже переживаешь за него? Расскажи мне, как вы познакомились?

И Алеша, слыша в голосе участие и переживание за него, стал рассказывать все как на духу: о своей первой встрече с Назаром на ипподроме, об обстриженных волосах, а потом о Вальхензее, которого Назар купил для себя, но все это время сам на нем ездил лишь изредка. А вот Алеше разрешил на нем выступать и оплачивал ему все: старты, снаряжение, коневоз, его спортивную форму и лечение коня, да еще не только Валюши, но и Зямы. И в лагерь конный его с Валюшей отправлял, и на соревнования в Кострому…

Леша говорил, говорил и говорил… а Гавр смотрел на его лицо и пытался понять, почему все это Назар делал для этого Алеши?

И когда, наконец, Алеша закончил с этой исповедью и, замявшись, видя, что Гавр молчит, сказал, что ему пора в зал, чтобы продолжить работу, Гавр лишь кивнул.

За Лексом закрылась дверь, а Гавр так и продолжал сидеть за столом, осмысливая все услышанное и складывая пазл из слов и поступков других людей. Он знал, что как только этот пазл сложится, в его руке окажется не просто козырь, он получит джокер, который осуществит его месть за смерть отца.

Гавр, налив себе виски в бокал, отпив из него и, откинувшись в кресле, сказал секретарю, чтобы его не беспокоили, после чего стал еще раз все анализировать.

Самое разумное объяснение такого поведения Назара — это дружба. Да вот только это глупое объяснение в этом случае. О какой дружбе может идти речь? Назар — криминальный авторитет и этот мальчик-одуванчик, только и говорящий о лошадях и соревнованиях на них. Нет, это не дружба…

Назар корчил из себя мецената, человека, жаждущего поддержать российский спорт. Ради престижа Родины и всей этой чуши, в виде патриотизма и прочей патриотической фигни, финансировал мальчишке его спортивную жизнь. Еще более глупое объяснение мотивации Назара. Назар жестокий и беспощадный убийца, такие люди никогда не страдают фигней вроде патриотизма и прочей идеалистической чушью. Тем более любовь к Родине и патриотизм у Назара, наверное, еще война в Афгане отбила, недаром он так озверел, что убивал, даже глазом не моргнув.

Тогда что толкало все эти годы Назара помогать Лексу…

Гавр еще раз отпил виски и понял, какое слово может разумно все это объяснить — любовь…

Гавр аж поперхнулся.

"Не может этого быть… Хотя почему и нет? У всех есть свои слабости, и ничто человеческое не чуждо даже таким людям, как Назар… Любовь…"

Да, только это слово объясняло все. И то, что Назар делал для Лекса. И даже то, что за все это время у Назара никого не было, лишь шлюхи, видно, для прикрытия от братков, которые, узнав о такой слабости Назара, натянули бы его жопу все по очереди, а потом разделали бы на куски, так как такая любовь в их криминальном мире карается жестоко и беспощадно.

Значит, если Гавру сейчас удастся доказать, что Назар трахал Лекса, вот тогда Назару на зоне мало не покажется, там его вся зона "опустит" и по кругу иметь будет.

Гавр все это время отслеживал судьбу Назара за решеткой. Он считал, что десять лет — это слишком мало для такого человека, и этот срок не удовлетворил Гавра в его мести. Он жаждал большего, он хотел, чтобы Назар страдал, харкал кровью и медленно издыхал, вот тогда, возможно, Гавр был бы доволен тем, что смог отомстить. Но ему регулярно сообщали, что на зоне Назар в авторитете и в целом живется ему там неплохо. И это бесило Гавра, но как подобраться к Назару, он не знал.

А вот теперь узнал. Все просто — нужно опорочить светлый образ крутого авторитета, тогда его же собратья сделают все за Гавра и участь Назара будет страшна…

Да только как он сможет доказать, что Назар трахал Лекса… Да никак. Гавр аж побелел от злости. Он понимал, что даже чистосердечное признание Лекса в связи с Назаром серьезно никем не воспримется, все просто решат, что это подстава. Для того, чтобы кинуть такую предъяву, как говорят в их бандитском мире, ему нужны неоспоримые факты, а то еще и ему за это отвечать придется.

Гавр долго думал о доказательствах связи Назара и Лекса, но потом бросил это занятие. Нет у него доказательств. Это доказать нереально. Тогда, значит, его месть провалилась? Ну уж нет, он не привык сдаваться. Значит, если таким путем он не достанет Назара за живое, то нужно придумать другой план.

Гавр опять отпил виски из бокала и вновь задумался.

К вечеру у него был план. Он вызвал к себе в кабинет Вениамина.

— Нужно выселить Лекса из его квартиры, — Гавр сразу перешел к конкретике, — подключи к этому "черных" риэлторов. Только чтобы на этот раз было все без промаха.

Гавр имел в виду неудавшееся выселение родителей Назара из их квартиры, когда все в последний момент сорвалось.

— Гаврил Владимирович, но вы не сравнивайте Назара и то, что тогда вмешались в этот процесс очень влиятельные люди, и этого Лекса, за которого никто не вступится. Так что не переживайте, отберут у него квартиру, а потом парня в лесок вывезти?

— Нет. Это пока отменяется. У меня другой план. Когда будет нужно, я тебя с ним ознакомлю, а сейчас иди работай.