Гавр совладал с собой и вернул взгляду обычную дружескую заинтересованность.

— Прекрасно выглядишь. Вот в этом в клуб и пойдешь. А все, что до этого мерил, домой заберешь. И не спорь. Я что, каждый раз с тобой буду по магазинам ездить, когда ты со мной в клуб пойдешь?

— Но зачем мне с тобой в клуб ходить?

— У меня мало друзей… с кем мне в клуб ходить? А ты вроде как мой друг. Неужели откажешь мне в этом?

— Хорошо…

Алеша понимал, что все это совсем не хорошо, да только вот как от этого отказаться? Тогда он решил сейчас не спорить с Гавром, а потом с ним об этом поговорить — о том, что он совсем не хочет с ним ходить в клубы и тем более принимать от него такую дорогую одежду.

* * *

— Куда мы едем? — Алеша заинтересованно смотрел на огни вечерней Москвы из окна машины Гавра.

— В Метлу сегодня пойдем… Ах да, ты у нас не тусовщик, не знаешь что Метла — "Метелица" — самый модный клуб в Москве. Вот там и проведем вечер. Хоть посмотришь, как люди живут.

Гавр скосил взгляд на профиль парня, сидящего рядом с ним, еще раз ловя себя на мысли, что ему нравится смотреть на Лекса. Да что там "нравится" — он хочет вот прямо сейчас ударить по тормозам и, стянув эти узкие брючки с его поджарой задницы, вставить ему без всякой смазки и подготовки, так, чтобы он выл и скреб ногтями дверь машины… Но нельзя. Игра только началась, и он не будет спешить; свое он всегда получит.

В "Метелице" было шумно, многолюдно и весело. На сцене пела певица, которую Алеша видел по телевизору, а здесь — вот, пожалуйста, она вживую поет и все под нее пляшут. К Гавру постоянно подходили какие-то люди, здоровались с ним, потом с Алешей.

Всем своим знакомым Гавр представлял Алешу как Лекса. Это имя постоянно коробило Лешку, но он молчал и тоже здоровался с его знакомыми. Не за руку, как он привык, а прикладываясь щекой к щеке три раза — как оказалось, сейчас так принято здороваться. Леша сдержано выносил этот ритуал не очень приятных ему прикосновений, но раз так нужно, он терпел. Потом Гавр настоял, чтобы он выпил коктейль, а то его напряженный вид не соответствовал общей расслабленности. Конечно, коктейль снял напряжение и чувство нахождения "не в своей тарелке", но больше Алеша пить не стал. Ему не хотелось терять здесь контроль, хотя и не доверять Гавру у него не было оснований.

В течение вечера они постоянно перемещалась в этой толпе, и часто рука Гавра оказывалась то на его талии, то на бедрах. Алеша понимал, что это случайность: Гавр просто боится его потерять в этом хаосе и не нарочно так попадает рукой, увлекая его за собой.

Вытерпев этот вечер в таком бестолковом времяпровождении, Леша наконец отпросился у Гавра домой. Тот понимающе кивнул и вызвал ему своего водителя с машиной, сказав, чтобы тот его довез до дома. На Лешкины возражения он только усмехнулся и сказал, что не потащит же он новые вещи в метро. Алеша не стал спорить, ему нужно было домой — сиделка бабушки скоро должна была уйти.

* * *

Очередной ресторан поражал Аню своей роскошью — она уже и не запоминала их названия, так часто встречи с Гавром теперь стали происходить вот в таких ресторанах. После перевода первых бумаг он долго восторгался ее профессионализмом и чуть ли не слезно умолял продолжить помогать ему. Так как у него были еще документы, которые нужно было перевести. Аня смущалась таким восторженным отзывам о своих знаниях английского, но так и не смогла отказать Гавру в дальнейших переводах его бумаг. Да и для ее практики языка это полезно; это было разумное оправдание того, что происходило в ее жизни. И вот опять они в ресторане, и опять Гавр заверяет ее, что просто не успел поужинать и поэтому их сугубо деловую встречу перенес сюда.

— Это тебе, — Гавр положил перед Аней бархатную коробочку.

Аня знала, что нужно отказаться, нельзя принимать подарки… но ведь посмотреть она на это может… а потом сразу откажется. И Аня открыла крышечку. В глубине такого же бархатного дна, как тонкая змейка, лежал браслет из белого золота и мерцал неподдельным блеском маленьких бриллиантиков по всей своей длине. Аня как зачарованная смотрела на эту змейку, и когда она, с помощью ловких рук Гавра, защелкнулась на запястье девушки, Аня не смогла отказаться…

— Гавр… я не должна это брать…

— Аня, ты делаешь работу, ведь перевод — это серьезная работа, и при этом отказываешься брать за работу деньги. Я чувствую себя в очень неудобном положении перед тобой, пойми это. А скромный подарок — лишь проявление моей благодарности тебе. Прими его, иначе я тоже не смогу пользоваться твоими услугами как переводчика.

Аня смотрела в глаза Гавра, а потом опять на мерцание тонкой змейки на своей руке. Она так ей шла, к ее тонкому запястью; казалось, этот браслет был создан для нее.

— Спасибо, Гавр.

Гавр улыбнулся очередной своей обольстительной улыбкой и поднес ее тонкие пальчики к своим губам.

В этот вечер, провожая ее до дома, Гавр зашел в подъезд вместе с ней, сказав, что уже поздно, и он волнуется за нее. А дальше Аня ощутила, как сильные мужские руки смыкаются на ее спине, и она оказывается вжата в его тело. И когда его губы накрыли ее, она не успела ничего сказать, лишь ощутила, как властно врывается его язык в ее рот и как с жадностью терзает его. И она не сопротивлялась такому вторжению. Так ее еще никто и никогда не целовал: властно, грубо, по-хозяйски, как будто она уже была его, как будто ему принадлежала. От этого напора сердце в груди колотилось так, что в ушах все звенело, а действительность расплывалась и исчезала.

А потом он отстранился и быстро вышел из подъезда. Аня поправила на себе одежду, которая вся сбилась от такого шквала страсти, и медленно стала подниматься по лестнице, еще чувствуя его вкус и уносясь мечтами в романтическую сказку о прекрасном рыцаре, который появился в ее жизни.

* * *

Пришла зима, двухтысячный год шел к своему завершению. Алеша вспоминал слова своей бабушки, которая говорила, что к концу года всегда все обостряется, проявляются все проблемы и трудности, но главное — дождаться Нового года, и тогда все наладится. Вот этим Лешка и жил, веря в слова бабушки, что главное — пережить окончание года, а потом все наладится. Хотя он уже и не надеялся, что в его жизни может что-либо наладиться.

Теперь Гавр стал регулярно брать его с собой в разные клубы, прося составить ему компанию. Алеша не любил клубы, ему претила вся эта тусовка и тот образ жизни, который она вела. Но Гавр был единственным человеком, с кем он вообще мог поговорить, для кого он не был пустым местом. Иногда Алешке казалось, что его не существует, так безразлично относились к нему все остальные. Официанты в клубе, где он работал, и раньше-то особо с ним не общались, а теперь и подавно, считая его любимчиком хозяина. Алеша понимал, что они правы, и не обижался на коллектив, который его отверг. Отношения с Генкой, несмотря на то, что тот помог ему сюда устроиться, так и не восстановились, и вообще Леша заметил, что Генка старался его избегать. Но раз человек не хочет общаться, так зачем к нему лезть.

Дома была бабушка, которая теперь практически не говорила, и если раньше, до того, как ее парализовало, он всегда делился с ней своими мыслями, мечтами и переживаниями, то теперь, видя перед собой ее, он понимал, что бабушка уже другая. Хотя он все равно говорил с ней, а она молчала и смотрела в потолок. Вот такое было теперь у них общение.

В коммуналке где они теперь жили, соседи тоже особо не общались друг с другом. Один из жильцов, мужчина лет пятидесяти, постоянно пил, и у него был свой круг общения. Хорошо, что хоть пил он у себя в комнате со своими друзьями, и в целом вели они себя тихо. Еще там же жила пожилая женщина, уже вышедшая на пенсию, которая все дни проводила за просмотром телевизора, и ее дочка, которая занимала еще одну комнату. Та постоянно работала, и ее Алеша заставал на их общей кухне.

С началом зимы отношения с Аней у него тоже не складывались. Хотя он сам себя винил в этом — слишком он был занят своими проблемами и совсем забыл о ней. А вот теперь Аня, когда он встретил ее после института, сказала, что сейчас у нее начнется сессия, и ей не до встреч. Алеша понимал, насколько важна Ане учеба, и не стал настаивать на своем, решив, что дождется окончание ее сессии в институте. Конечно, ему было одиноко и плохо без нее, но он готов был терпеть и ждать. Ведь она была для него единственным близким человеком. Тем более в следующем году она оканчивала институт, и они должны были пожениться. Мысль о том, что он создаст свою семью, согревала Алешку и давала ему силы жить.

Одно его радовало — это возросшее количество проката в ЦСКА. Постепенно слух о нем как о хорошем тренере распространился среди частников, и к нему стали обращаться за тренировками — давать своих коней напрыгивать и тренировать. Впервые Алеша ощущал, что такое быть тренером по-настоящему. К его словам прислушивались, на него смотрели с уважением, а главное — его ученики стали выигрывать на соревнованиях. Вот это был реальный показатель его мастерства, да и кони, которых он готовил, менялись после его работы и тоже показывали стабильные результаты. Алешка осознал, как важно не только получать знания — а это то, что он делал все эти годы, — но и уметь их отдавать другим. Это было так удивительно — отдавать людям то, что он умел, что знал, передавать свой опыт, свои знания, мастерство. Его ученики, ждущие тренировок, окрыляли его и давали силы жить и верить в то, что все может измениться к лучшему. Раз столько людей верят ему, так почему тогда он не верит в то, о чем мечтал? Ничего, он еще вернется в спорт, будет ездить на соревнования и поедет на олимпиаду.

* * *

Гавр в очередной раз слушал восторженные речи Лекса о его планах в спорте. Конечно, его это доставало, однако он уже привык выслушивать все это как фон, даже не вникая в суть излияний сидящего перед ним за столиком в клубе парня. Гавру больше нравилось смотреть на него, и еще ему нравилось, как на Лекса смотрят другие и как ему, Гавру, завидуют его знакомые, видя с ним такого спутника. К зиме Гавр настоял на поездке с Лексом в очередной бутик, сказав, что он же не может всю зиму ходить с ним по клубам в осенней одежде. На лице Лекса хоть и отразилась вся бесхитростная гамма эмоций — от возражения до растерянности, — но он согласился, и вот теперь Гавр любовался им, в очередных брендовых шмотках, которые на нем так изумительно смотрелись.

Две девчонки, проходящие мимо их столика, на минуту застыли в немом изумлении, но потом та, которая опомнилась первой, увлекла за собой подругу. Леша даже не заметил их, продолжая вещать об успехах своих учеников.

Девчонки, отойдя чуть подальше, заняли выгодную позицию, откуда они могли наблюдать за мужчиной в деловом костюме и Лехой… тем самым Лехой из их амуничика в ЦСКА.

— Надь, это Леха? Или я перебрала лишнего?

— Он… Ты видела, как он одет? Выглядит на все сто. Да ты просто его не узнала, потому что он в ЦСКА с хвостиком ходит, а сейчас волосы распустил.

— Подруги, о ком сплетничаем?

К двум девушкам подошла третья, в мини-юбке и с боевым раскрасом на лице.

— Привет, Ланка. Да вот об этом парне. Он у нас на конюшне тренером работает, и кони у него там свои стоят…

— Это Лекс, мальчик Гавра, — Лана прекрасно знала Гавра: такого богатого клиента знали все проститутки, работающие в клубе.

— Ты серьезно? Так что, Леша… Постой, его Лекс зовут? Так что, он пидор? — Надя аж протрезвела от такой информации.

— А ты что, не знала? Ты сама посмотри, как он одет, да и вообще — его Гавр уже полгода сюда таскает. Что, думаешь, запросто так?

— Слушай, а Гавр этот… он вроде на педика не похож. Такой настоящий мужчина, прямо слюнки на него пускать хочется…

— Он за все это время ни одну из наших не снял. Все со своим ходит, обжимается. Так что подбери свои слюни, подруга, Гавр девушками не интересуется. Кстати, а ты хорошо этого Лекса знаешь? А то мы все уже извелись, откуда его Гавр достал, — Лана оправила мини-юбку, которая постоянно ползла вверх, и перевела взгляд на подружек.

— Тебе же сказали, он у нас в ЦСКА как частник стоит. У него два коня, один его, а другой какого-то бандюгана… Назар вроде того звали, но бандюгана посадили, и вроде надолго. Теперь Леха прокат тренирует…

— Назар, говоришь, — перебила ее Лана. — А как коня Назара звали?

— Вальхензее. А ты чего, в лошадях разбираешься? — Надя понимала, что у них сегодня случилась неслыханная удача, столько всего всплыло и в таких подробностях.

— Я о Назаре слышала, когда на "субботник" к ним ездила… короче, мне там один все пел, что главарь у них такой крутой, коня себе из заграницы купил. Я вот даже кличку этого коня запомнила — Вальхензее… странная она, поэтому и запомнила.