– Потому что дети герцогов, маркизов и графов могут ставить перед своими именами «лорд» или «леди», но дети виконтов и баронов именуются просто «мистер» и «мисс».

– Как ваш муж, – пробормотал Бронсон, не сводя глаз со страницы.

– Да, это превосходный пример. Отец моего мужа был виконт. Виконт Тейлор из Вестбриджа или, проще, Альберт, лорд Тейлор. У него были три сына: Уильям, Джордж и Томас, и каждый именовался просто мистер Тейлор. Когда несколько лет назад виконта не стало, титул перешел к его старшему сыну, Уильяму, и он стал именоваться Уильям, лорд Тейлор.

– Но Джордж и его брат не стали именоваться лордами.

– Нет, они оба остались мистерами.

– Тогда почему же вас именуют леди Холланд?

– Ну… – Холли замолчала и грустно улыбнулась. – Здесь мы вступаем на более сложную почву. Я дочь графа. Стало быть, у меня есть титул леди с самого рождения.

– И вы не утратили его, когда вышли за Джорджа?

– Нет, когда дочь пэра выходит замуж за человека, пэром не являющегося, ей позволяется сохранить свой титул.

Бронсон повернул голову и внимательно посмотрел на нее. Холли близко заглянула в его бездонные глаза и ощутила, как ее обдало жаром.

– Значит, ваш титул был выше, чем у вашего мужа, – уточнил он. – То есть вы вышли замуж за того, кто ниже вас.

– Формально – да, – согласилась она.

Бронсон, судя по всему, смаковал эти сведения. У Холли создалось впечатление, что по какой-то причине эта мысль пришлась ему по душе.

– А что станется с вашим титулом, если вы выйдете за простолюдина? – равнодушно спросил он. – Например, такого, как я.

Смущенная этим вопросом, Холли попятилась и вернулась на свое место.

– Ну, я… я останусь леди Холланд, но возьму вашу фамилию.

– Леди Холланд Бронсон.

Услышав, как странно звучит ее имя без привычного «Тейлор», она вздрогнула.

– Да, – тихо подтвердила она. – Теоретически это так.

Она с озабоченным видом смотрела на свои записи, но чувствовала его взгляд. Подняв глаза, она успела поймать выражение неприкрытого мужского интереса. Сердце забилось сильнее. Когда же мужчина смотрел на нее таким образом? В голубых глазах Джорджа светились любовь и нежность, но в них никогда не было этого выражения… желание… пламя… тиф перед прыжком.

Взгляд Бронсона переместился на ее губы, грудь, потом слова на лицо, отчего ей сделалось жарко. Такого откровенного взгляда себе не позволил бы ни один джентльмен. Он делает это специально, чтобы взволновать ее. подумала Холли. Он забавляется. Хотя по его виду этого не скажешь. Вот он нахмурился, густые полоски бровей сошлись на переносице, и кажется, что он взволнован еще больше, чем она.

– Мама! – Затянувшуюся паузу нарушил веселый голосок Розы. – У тебя щеки совсем красные!

– Неужели? – дрожащим голосом произнесла Холли, поднося к горящему лицу холодные пальцы. – Наверное, я сидела слишком близко к огню.

Сунув мисс Крампет под мышку, Роза подошла к Бронсону.

– Меня называют просто мисс, – сообщила она, продолжая разговор о титулах, – но когда я выйду замуж за принца и стану принцессой Розой, вы сможете называть меня ваше высочество.

Бронсон рассмеялся, и напряжение его исчезло.

– Вы уже принцесса, – сказал он, схватил малышку и усадил ее к себе на колени.

Застигнутая врасплох, Роза звонко рассмеялась.

– Нет, я не принцесса! У меня нет короны!

Бронсон, кажется, отнесся к этому серьезно.

– А какую корону вам хотелось бы, принцесса Роза?

– Ну, дайте подумать… – И Роза, погрузившись в размышления, наморщила лоб.

– Серебряную? – поторопил ее Бронсон. – Золотую? С разноцветными камнями или с жемчугом?

– Розе не нужна корона, – вмешалась в разговор несколько встревоженная Холли, поняв, что Бронсон уже готов купить ребенку какой-то безумный головной убор. – Ступай играть, Роза. А когда тебе захочется поспать, я позвоню Мод.

– Ах нет, я не хочу спать, – возразила девочка, тут же соскользнув с колен Бронсона. – Можно мне еще пирожное, мама?

Холли ласково улыбнулась и покачала головой:

– Нет. Ты испортишь себе аппетит и не будешь есть за обедом.

– Мама, ну пожалуйста, только одно! Самое маленькое!

– Я сказала – нет, Роза. А теперь прошу тебя играть тихонько, пока мы с мистером Бронсоном занимаемся. Уходя в свой уголок, Роза оглянулась.

– А почему у вас кривой нос, мистер Бронсон?

– Роза, – воскликнула Холли, – ты же знаешь, что нельзя делать замечаний по поводу чьей-либо внешности!

Однако Бронсон ответил на вопрос:

– Я наткнулся на одну вещь.

– На дверь? – предположила малышка. – На стену?

– На сильный левый хук.

– А-а… – Роза уставилась на него в задумчивости. – А что это такое?

– Так называют один удар, когда дерутся.

– Драться нехорошо, – решительно заявила девочка. – Очень, очень нехорошо.

– Да, я знаю. – Бронсон понурил голову, делая вид, что ему стыдно, но раскаяние получилось неубедительным.

– Роза, – предостерегающе обратилась к дочери Холли, – надеюсь, больше ты не будешь нам мешать.

– Нет, мама.

И девочка послушно вернулась к своим игрушкам. Когда она проходила позади стула Бронсона, тот тайком сунул ей пирожное. Схватив лакомство, Роза поспешила в свой уголок.

Холли укоризненно посмотрела на Бронсона:

– Я не позволю вам, сэр, потакать моей дочери. Вы мне так ее испортите.

Помня о маленькой шалунье, играющей рядом, Бронсон ответил шепотом:

– Ей не повредит, если я ее немножко побалую. Ведь детство проходит так быстро.

– Роза должна понимать, что такое реальность и ответственность…

– Неужели в наше время это главное направление детского воспитания? – осведомился он. – Тогда понятно, почему большинство аристократических детей, которых я видел, – это бледные, хилые создания с угрюмыми лицами. Подозреваю, что многим родителям слишком не терпится познакомить своих отпрысков с реальностью.

Немедленно обидевшись, Холли раскрыла рот, чтобы возразить, но с сожалением обнаружила, что не может найти аргументов. Тейлоры воспитывали своих детей так, чтобы «хорошо подготовить их к жизни», и призывали Холли так же поступать с Розой. Дисциплина, основы этики и всяческие ограничения – методы, позволяющие привить ребенку должное послушание и хорошие манеры. Конечно, это не очень-то помогало. Но таковы были обычные для знатных семей взгляды.

– Детство должно быть волшебным временем, – резко возразил Бронсон. – Свободным от забот. Счастливым. И мне плевать, согласен со мной кто-нибудь или нет. Мне только жалко… – Внезапно взгляд его темных глаз упал на бумаги, лежащие перед ним.

– Да? – осторожно поторопила его Холли, наклоняясь вперед.

Бронсон ответил, не глядя на нее:

– Мне жаль, что я не смог сделать этого для Лиззи. В детстве она прошла через ад. Мы жили в бедности, грязи и почти все время голодали. Я не оправдал ее ожиданий.

– Но ведь вы ненамного старше Элизабет, – прошептала Холли. – Вы сами были ребенком, а на вас уже лежало тяжелое бремя ответственности.

Бронсон ответил жестом, отметающим всякие возражения.

– Я не оправдал ее ожиданий, – сурово повторил он. – Единственное, что я могу сделать, – это постараться сейчас дать ей то, что ей нужно, а также моим детям, когда я ими обзаведусь.

– А пока вы будете немилосердно портить мою дочь? – предположила Холли, и губы ее изогнулись в улыбке.

– Может быть, я испорчу и вас также. – Его голос звучал шутливо, но во взгляде вспыхнул вызов, и она растерялась.

Она не знала, как на это реагировать. Негодование или упрек только вызовут у него насмешку. Но нельзя же позволять, чтобы он играл ею. Игра в кошки-мышки не для нее, и ей это не доставляет ни малейшего удовольствия.

Она постаралась, чтобы в голосе ее звучали решительность и спокойствие:

– Вы уже назначили мне прекрасное жалованье, мистер Бронсон, которое я намерена отработать, обучив вас всем тонкостям светского поведения. Итак, если вы перейдете ко второй странице этих заметок, мы обсудим разницу между устной и письменной формами обращения. Например, никогда не нужно вслух именовать человека достопочтенный, но на бумаге…

– Потом, – прервал ее Бронсон, сплетая длинные пальцы. – Голова у меня уже забита титулами. На сегодня с меня хватит.

– Хорошо. Тогда я ухожу?

– А вы хотите уйти? – тихо спросил он.

Она заморгала, услышав этот вопрос, потом почувствовала, что горло у нее сжалось от неудержимого желания рассмеяться.

– Мистер Бронсон, я хочу, чтобы вы прекратили меня смущать!

В глазах его появилось насмешливое выражение.

– Чем же вас так смутил обыкновенный вопрос?

– Потому что, если я скажу «да», это прозвучит невежливо, а если «нет», то…

– …то можно будет подумать, что вам нравится мое общество, – закончил он за нее; и его белые зубы сверкнули в усмешке. – Тогда идите. Видит Бог, я не стану заставлять вас делать такие ужасные признания.

Но Холли осталась сидеть.

– Я не уйду, если вы расскажете о том времени, когда вам сломали нос.

Бронсон задумчиво потрогал свою кривую переносицу.

– Это случилось, когда мы боксировали с Томом Крибом, бывшим разносчиком угля, которого звали Черный Алмаз. Кулаки у него были точно окорока, а от его левого хука могли искры из глаз посыпаться.

– И кто побелил? – спросила Холли, не удержавшись.

– Я продержался двадцать раундов и в конце концов сбил его с ног. После этого боя я получил прозвище Бронсон Мясник.

Нескрываемая гордость, с которой он это произнес, вызвала у Холли легкую тошноту.

– Как мило, – промямлила она сухо, и он рассмеялся.

– Мою внешность не очень-то украсило, когда Криб съездил мне по носу, – заметил он, потирая переносицу. – Я и раньше-то не был красавчиком. А теперь меня уже явно никто не примет за аристократа.

– Вас в любом случае нельзя принять за аристократа.

Бронсон сморщился.

– Это не менее болезненный удар, чем те, что я получал на ринге, миледи. Значит, вы невысокого мнения о моей битой морде?

– Вы хорошо знаете, что вы привлекательный мужчина, мистер Бронсон. Только не на аристократический лад. Например, у вас слишком много… ну, вы слишком… мускулисты. – Она указала на мышцы, натягивающие фрак. – У изнеженных аристократов не бывает таких рук.

– Вот и мой портной говорит то же самое.

– А не существует ли способа сделать их… ну… поменьше?

– Нет, насколько мне известно. Но удовлетворите мое любопытство, скажите, сколько мне нужно сбросить, чтобы сойти за джентльмена?

Холли улыбнулась и покачала головой:

– Внешность – это последнее, о чем вам нужно беспокоиться. Прежде всего вам следует научиться держаться с достоинством. Пока что с этим у вас дело плохо.

– Зато я привлекателен, – возразил он. – Вы же сами сказали, что я привлекательный.

– Разве? Я уверена, что употребила слово «неисправимый».

От его улыбки у Холли потеплело в груди. Она торопливо опустила глаза, дыхание ее участилось. Она чувствовала себя странно, она едва сдерживалась, чтобы не вскочить с места. Она не смела посмотреть на Бронсона, опасаясь последствий. Он сделал так, что ей захотелось… впрочем, она и сама не знала, чего именно. Но неожиданно вспомнила его поцелуй, это сладостное, жаркое вторжение. Она зарделась и крепко стиснула руки, пытаясь совладать с собой.

– Моя боксерская карьера продолжалась недолго, – услышала она голос Бронсона. – Я занимался этим только для того, чтобы заработать денег, которых хватило бы на приобретение парохода на паях.

– Вот как? – спросила Холли, которая наконец-то смогла снова взглянуть на него. – А я думала, что вам это нравилось.

– Да, – согласился он. – Я люблю соревноваться. И выигрывать. Но в боксерском деле слишком много боли и слишком мало выгоды. А скоро я узнал, что можно сбить человека с ног, не марая рук в крови.

– Боже мой, мистер Бронсон! Неужели нужно строить свою жизнь так, словно это постоянное сражение?

– А как жить иначе?

– Можно немного расслабиться и наслаждаться тем, чего вы добились.

Его темные глаза насмешливо взглянули на нее.

– Вы когда-нибудь в детстве играли в короля горы, леди Холли? Наверное, нет – вряд ли это подходящая игра для девочки из респектабельной семьи. Вы находите кучу грязи или мусора и соревнуетесь с товарищами, кто первый заберется наверх. Но это легкая часть игры.

– А какая же трудная часть?

– Удержаться наверху.

– Держу пари, вам удавалось удерживаться там от рассвета до заката, – предположила она. – Пиная и дубася всех мальчиков, которые пытались занять ваше место.

– Только до ужина, – признался он, неожиданно усмехнувшись. – Мой желудок всегда меня побеждал.

Внезапно Холли расхохоталась совершенно неподобающим образом. Она просто не могла удержаться, даже когда ее дочь, очевидно, удивленная этими звуками, подошла и стала рядом с ее стулом.