Урок продолжался, и Закери отметил про себя, что именно так представлял себе ад – голова и тело в огне. Хорошо еще, что на нем модный фрак с длинными фалдами. Если бы Холли могла предположить, в каком возбуждении он пребывает, как близок к тому, чтобы прижать ее к себе и осквернить – руками, губами и всеми мыслимыми частями своего тела, – она, пожалуй, с криком выбежала бы из зала.

Но оказалось, то, чем они занимались сейчас, ничто по сравнению с кадрилью – утомительным набором всевозможных па и всяких дурацких вывертов ногами. А уж вальс стал самой настоящей пыткой.

– Подойдите ко мне справа, – промолвила Холли, опуская густые ресницы, – и обнимите правой рукой за талию. Достаточно крепко, но в меру.

– Вот так? – Закери осторожно обхватил ее стан, чувствуя при этом невероятную неловкость. Уж кто-кто, а он-то привык держать особ женского пола в своих объятиях, но нынешнее ощущение было ни на что не похоже. Никогда он не прикасался к такой изящной женщине, как эта, никогда не испытывал такого острого желания угодить своей партнерше. Вот бы понять, что ощущает она. Может быть, ей не нравится находиться от него в такой близости? В конце-то концов она ведь привыкла танцевать в объятиях аристократов, а не таких сильных, дурно воспитанных мужланов, как он. Его руки казались ему лопатами, ноги – глыбами. Ее изящная кисть легко легла на его правое плечо. Портной не подложил ни грамма ваты под плечи его фрака, чтобы Закери казался не таким мощным, но, к несчастью, ничто не могло скрыть его налитых мускулов.

Ее изящные пальчики коснулись правой руки… Она была так легка и мила в его объятиях, что его вдруг пронзило желание.

– Мужчина ведет партнершу вот так, – комментировала она, подняв к нему лицо. – Не следует слишком сильно сжимать мне пальцы… нужно держать их крепко, но осторожно.

– Боюсь, я наступлю вам на ногу, – пробормотал он.

– Сосредоточьтесь на том, чтобы соблюдать между нами надлежащее расстояние. Если вы будете слишком крепко держать меня, вы лишите меня свободы движений. А если мы окажемся слишком далеко друг от друга, я лишусь поддержки.

– Вряд ли я сумею это сделать, – с трудом выговорил Закери. – Вы научили меня, как совершать обход зала, и с кадрилью я справлюсь. Давайте закончим на этом.

– Ах, но вы должны научиться танцевать вальс, – убеждала она. – Без вальса вы никогда не сможете ухаживать за девушкой как полагается.

Услышав его короткий ответ, она нахмурилась, внезапно преисполнившись решительности.

– Можете браниться, сколько вам угодно, мистер Бронсон. Я все равно научу вас вальсу. И если вы не будете мне помогать, я пошлю за месье Жируаром.

Тут он еще больше разозлился.

– Ладно, черт побери. Что делать дальше?

– Вальс строится из двух шагов, каждый на три хлопка. Теперь скользите назад левой ногой – помните, шаг небольшой, – потом ставите правую ногу немного позади левой и поворачиваетесь вправо…

Словом, поначалу это было какое-то ужасное сражение. Но когда Закери сосредоточился на указаниях Холли и почувствовал, что она скользит вместе с ним словно по волшебству, подчиняясь ему, его спотыкающиеся шаги стали увереннее. Похоже, она и сама получала от этого удовольствие, хотя он не понимал, какое может быть удовольствие в том, чтобы спотыкаться и разбирать с ним вальсовые па.

– Держите руку твердо, – предупредила она, и глаза ее блеснули. – Вы двигаете ею так, словно она у вас ватная!

Как она, вероятно, и намеревалась, замечание сбило его со счета. Он поднял бровь в язвительной усмешке, которая обычно заставляла сникнуть его собеседника.

– Единственное, на чем я могу в данный момент сосредоточиться, – это на том, чтобы не раздавить вас, миледи.

– Право же, у вас все получается очень хорошо, – заверила она. – Не говорите, что вы никогда не танцевали вальс раньше.

– Никогда.

– Вы на редкость подвижны. Большинство начинающих, как правило, переносят всю тяжесть тела на пятки.

– Бокс, – пояснил Закери, делая с ней следующий полутур. – Если уж вы оказались на ринге, то другого способа увильнуть и уклониться нет.

Хотя он никак не думал, что это замечание позабавит ее, Холли, судя по всему, порядком развеселилась.

– Я бы не хотела, мистер Бронсон, чтобы вы слишком часто использовали во время уроков танца ваш боксерский опыт. Вряд ли мне понравится вступить с вами в кулачный бой.

Глядя на ее улыбающееся, раскрасневшееся лицо, Закери испытал мучительно сладостное чувство, боль, более связанную с духом, чем с телом. Это была самая обворожительная женщина из всех, кого он знал. И уже не в первый раз он ощутил острую зависть к ее мужу, которого она любила. У Джорджа было право прикасаться к ней и целовать везде, где ему захочется. Она обращалась к нему со всеми своими нуждами. И наконец, черт побери, он все еще любим ею!

Судя по всему, что слышал Бронсон, этот Джордж Тейлор был превосходным человеком. Хорош собой, состоятелен, благороден, всеми уважаем, воспитан и чуток. В общем, он заслужил такую жену, как Холли, – ровно настолько, насколько Закери ее не заслуживает. Закери понимал, что является полной противоположностью Джорджу. Все, что он может предложить ей, включая свое сердце, вульгарно и греховно.

«Если бы только» – он ненавидел эти три слова, они снова и снова звучали у него в голове. Если бы только, если бы только…

Потеряв ритм, он резко остановился, отчего Холли налетела на него. Она коротко засмеялась, задохнувшись. – Ах… вы остановились так внезапно, и я…

Пробормотав какое-то извинение, он поддержал ее. На мгновение ее маленькая фигурка оказалась от него в опасной близости. Это ощущение заставило все его чувства обостриться. Он хотел выпустить ее, разжать объятия, но взбунтовавшиеся руки отказались повиноваться. Она дышала быстро и взволнованно, и он чувствовал, как рядом вздымается ее грудь. Мгновение длилось бесконечно. Он ждал, что она положит этому конец, начнет возражать, но она хранила странное молчание. Шелковистые веера ее ресниц поднялись, и он увидел ее изумленный взгляд. Парализованные тем, что неизбежно становилось похожим на объятия, они смотрели друг на друга беспомощно-очарованно.

Наконец Холли отвела глаза, но ее теплое дыхание продолжало ласкать его подбородок. Губы у него стали сухими и горячими, и ему захотелось прижаться ими к ее коже. Он ждал, не шевельнет ли она своей ручкой, лежащей на его плече… не коснется ли его шеи, не намекнет ли хоть как-то, что он ей желанен… но она оставалась неподвижной, не отстраняясь и не поощряя его.

Он прерывисто вздохнул, мускулы его немного расслабились. В глазах его слегка рябило. Интересно, подумал он, представляет ли себе Холли, как он близок к тому, чтобы схватить ее и унести куда-нибудь? Куда угодно. Ему хотелось ощутить ее под собой, познать с ней наслаждение. И больше того – ему хотелось, чтобы она любила его, ласкала, шептала ему на ухо слова любви. Никогда в жизни он не казался себе таким болваном, отчаянно возжелавшим того, что явно ему не полагалось.

И тут же холодный, ясный голос, прозвучавший у него в голове, заметил, что то, чего нельзя получить от Холли, может дать ему другая женщина. В Лондоне сотни дам и девиц одарят его всевозможными ласками в угодном ему количестве. Закери с радостью уцепился за эту мысль, как утопающий за соломинку. Не нужна ему леди Холланд Тейлор. Он найдет кого-нибудь покрасивее, поостроумнее и с такими же ласковыми глазами. Ничего в ней особенного нет, и сегодня же ночью он докажет себе это, и завтра… будет доказывать, сколько потребуется, пока не убедит окончательно.

– Я думаю, на сегодня довольно, – пробормотала Холли, вид у которой все еще оставался несколько ошеломленным. – Вы многому научились, мистер Бронсон. Уверена, что очень скоро вы уже будете вполне прилично танцевать вальс.

Закери поклонился, заставив себя вежливо улыбнуться.

– Благодарю вас, миледи. Значит, увидимся завтра.

– Вы сегодня не ужинаете дома?

Он покачал головой:

– Я собираюсь повидаться вечером с друзьями.

Глаза ее сверкнули, выдав неудовольствие. Он знал, что она не одобряет его склонности к разгулу, и внезапно ощутил жестокую радость. Пусть себе спит каждую ночь в своей одинокой постели, он же будет получать наслаждение там, где найдет его.

Холли медленно вернулась в комнату Розы, где ее дочка и Мод занимались, как всегда по второй половине дня, чтением и играми. Холли с удивлением заметила, что ей очень трудно собраться с мыслями. Она как будто все еще кружилась в объятиях Закери Бронсона, отражаясь в бесчисленных зеркалах. Более двух часов она была так близко от него, болтала и смеялась, и все это невыносимо взбудоражило ее чувства. Она была встревожена, взволнована, несчастна – но по какой причине? Хорошо, что урок танцев кончился. Был восхитительно страшный момент, когда он прижал ее к себе и Холли подумала, что сейчас он ее поцелует.

И что тогда? Как она на это реагировала бы? Она боялась думать об этом. Бронсон пробуждал в ней нечто глубинное и низменное. Для женщины, воспитанной так, что даже страсть к собственному мужу нужно скрывать, ситуация складывалась угрожающая.

Грубость ее работодателя должна была бы отталкивать, но Холли тянуло к нему. Он обращался с ней не как с хрупкой куколкой или жертвой печальных обстоятельств. Он ее дразнил, шутил над ней и говорил с ней откровенно. Он заставлял ее чувствовать себя живой и полной сил, интересоваться миром, лежащим за пределами привычных представлений. Ее задачей было придать ему утонченности, но, кажется, происходило нечто противоположное: это он изменял ее, и отнюдь не в лучшую сторону.

Холли неуверенно засмеялась и провела рукой по векам, словно желая смахнуть наваждение. Искры вспыхнули у нее перед глазами, и она затаила дыхание.

– Ах, нет, – пробормотала она, узнав признаки, предвещающие мигрень.

Как всегда, боль появлялась без всяких видимых причин. Возможно, если она немного полежит, положив на лоб мокрую холодную салфетку, ее удастся остановить.

Холли поднялась наверх, морщась от нарастающей боли в висках и затылке. Добравшись до их с Розой апартаментов, она услышала голос дочери:

– Нет, это не рысь, Мод! Это очень медленно. Это вовсе не рысь.

Холли заглянула в дверь и увидела, что ее дочь сидит на ковре в окружении игрушек. В руках у Розы была маленькая лошадка, обтянутая кожей, – подарок Бронсона. У лошадки были замечательный хвост, грива из настоящего конскою волоса и блестящие стеклянные глаза. Она везла миниатюрную карету с несколькими куклами. Здесь же, на ковре, Роза соорудила дома из кубиков и книжек.

– Куда же это они едут, милочка? – поинтересовалась Холли. – В парк или в лавку на улицу Риджент?

Роза, улыбаясь, подняла глаза.

– Мама! – воскликнула она, снова переведя взгляд на трусившую рысцой лошадку. – Они едут на завод.

– На завод? – изумленно повторила Холли.

На круглом лице Мод появилась ироническая улыбка.

– Да, миледи. Мистер Бронсон рассказывал Розе о том, как живут рабочие и что они делают на заводах и фабриках, которыми он владеет. Я пыталась объяснить ему, что ребенку незачем знать о таких вещах, но он не обратил на мои слова никакого внимания.

Первой реакцией Холли был гнев. Зачем он рассказывает впечатлительной девочке о нелегкой жизни рабочего класса? С другой стороны, Холли никогда не приходило в голову, что ее дочь растет, не понимая разницы между бедными и богатыми, не зная, почему одни люди живут в прекрасных домах, а другие – на улицах, и к тому же голодают.

– Я полагаю, – нерешительно ответила она, – что это неплохо. Розе следует узнавать хоть что-нибудь о большом мире… о жизни большинства людей, не похожей на ее жизнь…

Она потерла лоб: боль все усиливалась и превратилась уже в непрекращающуюся пульсацию. Впервые она осознала, что Закери Бронсон становится более реальным, более авторитетным человеком для Розы, чем когда-либо смог бы стать Джордж. Бронсон играл с девочкой в прятки, пробовал варенье, которое она «помогала» варить кухарке однажды в дождливый день, построил для нее карточный домик, когда они сидели на полу у огня. Всем этим ее отец никогда не стал бы с ней заниматься.

Бронсон не игнорировал Розу и не считал ее вопросы глупыми. Он обращался с ней точно как со взрослыми, только мягче и порой даже уважительнее. Большинство взрослых смотрят на детей сверху вниз и считают, что на них не распространяются всяческие права и привилегии, пока они не вырастут. Но Бронсон явно привязался к девочке, и Роза, в свою очередь, потихоньку начала привязываться к нему. Это был еще один неожиданный поворот в данной ситуации.

– Ах, миледи! – воскликнула Мод, внимательно глядя на нее. – У вас опять мигрень, да? Вы совсем белая, и вид у вас больной с головы до пят.

– Да. – Холли тяжело оперлась о дверной косяк и жалобно улыбнулась дочери. – Мне так. жаль, Роза. Я обещала погулять с тобой, но сегодня не смогу.