Бледная и усталая, она могла лишь виновато улыбнуться:

– Добрый вечер.

– Мама! – воскликнула Роза. Просияв, она бросилась к матери и обхватила ее за ноги. – Тебе стало лучше!

– Да, милочка. – Холли ласково погладила дочь по темным кудрям. – Прошу прощения, что я так долго спала.

– Когда ты спала, я так хорошо провела время! – И Роза принялась рассказывать ей о том, как каталась утром на пони.

Пока Роза выкладывала матери все, что с ней произошло за день, Элизабет, ограничившаяся сочувственными восклицаниями, проводила Холли к диванчику. Пола же, несмотря на ее робкие протесты, укрыла ей колени вязаным покрывалом.

– Ах, миссис Бронсон, вы так добры! Право же, в этом нет нужды…

Женщины хлопотали вокруг нее, а Бронсон молча встал и поклонился. Почувствовав его темный внимательный взгляд, Холли нерешительно улыбнулась.

– Мистер Бронсон, я… – Тут она удивленно осеклась, увидев синяк у него под глазом и еще один – на подбородке. – Что у вас с лицом, сэр?

Роза опередила его, с гордостью излагая важное сообщение:

– Мама, мистер Бронсон снова получил хук левой. Он подрался. А вот это он принес мне. – Она вытянула из большого кармана своего передничка нитку с пуговицами и уселась Холли на колени, чтобы продемонстрировать новый экспонат своей коллекции.

Покачивая дочь, Холли внимательно рассматривала пуговицу. Она была сделана из огромного сверкающего бриллианта в золотой оправе. Холли с недоумением посмотрела на грустную Элизабет, на поджавшую губы Полу, а под конец – в загадочные черные глаза хозяина дома.

– Вам не следовало бы дарить Розе такие дорогие вещи, мистер Бронсон. Чья это пуговица? И почему вы подрались?

– У меня вышли разногласия кое с кем у нас в клубе.

– Из-за денег?.. Из-за женщины?..

Лицо Бронсона ничего не выражало, он равнодушно пожал плечами, словно это не имело никакого значения.

Холли по-прежнему не сводила с него глаз, размышляя, что бы это значило. В комнате воцарилось напряженное молчание. И вдруг ее осенило.

– Из-за меня? – прошептала она. Бронсон неторопливо снял нитку с рукава.

– Не совсем.

Внезапно Холли поняла, что уже разбирается, когда он лжет.

– Из-за меня, – уверенно повторила она. – Наверное, кто-то сказал что-нибудь неприятное, и вместо того, чтобы пропустить это замечание мимо ушей, вы вспылили. Ах, мистер Бронсон, как вы могли?

Закери нахмурился: он, по-видимому, ожидал более восторженной реакции.

– Неужели вы предпочли бы, чтобы я позволил какой-то накачавшейся сво… – Он осекся, заметив, что Роза внимательно прислушивается к разговору, и сбавил тон:

– накачавшейся дряни сплетничать по, вашему поводу? Ему необходимо было заткнуть рот, и я с удовольствием это сделал.

– Единственный способ правильно отреагировать на подобное замечание – это проигнорировать его, – поспешно сказала Холли. – Вы поступили совершенно иначе, тем самым создав у кого-то впечатление, что в его словах была доля истины. Вам не следовало сражаться за мою честь. Вам следовало пренебрежительно улыбнуться при малейшем проявлении неуважения, показав, что в наших отношениях нет ничего недостойного.

– Но, миледи, из-за вас я стал бы драться с целым миром! – воскликнул Бронсон с таким видом, с каким всегда делал подобные неожиданные замечания, и таким легким насмешливым тоном, что ясно было: это – шутка.

Тут в разговор вмешалась Элизабет.

– Он всегда найдет причину, чтобы подраться. – Она насмешливо скривила губы. – Моему брату очень нравится пускать в ход кулаки – уж такой он дикарь.

– Что ж, придется его исправлять. – Холли укоризненно взглянула на засмеявшегося Бронсона.

Вошла горничная и сообщила, что ужин сейчас будет подан. Роза возбужденно подпрыгнула.

– Барашек с розмарином и картофель, – с удовольствием сообщила она, явно раздобыв эту информацию у кухарки. – Мое любимое блюдо! Давайте, Лиззи, поторопимся!

Элизабет рассмеялась, схватила девочку за руку и позволила увести себя из гостиной. Пола улыбнулась, отложила свою работу и пошла за ними. Холли не торопилась вставать, она пыталась подавить внезапную дурноту при мысли о баранине, отнюдь не казавшейся ей аппетитной. К несчастью, лекарство, снимающее мигрень и заставившее ее проспать целый день, имело побочные эффекты, одним из которых была почти полная потеря аппетита.

Она на мгновение закрыла глаза, а когда открыла, обнаружила, что Бронсон уже оказался рядом с ней.

– Вам плохо? – тихо спросил он, окинув встревоженным взглядом ее бледное лицо.

– Просто немного закружилась голова, – пробормотала она, пытаясь подняться. – Мне станет лучше, когда я поем.

– Позвольте, я помогу вам. – Его крепкая, сильная рука скользнула ей за спину, поддержала ее, и Холли охватило сладостное ощущение его близости. Похоже, после уроков танцев ее тело к этой близости стало привыкать. Теперь это ей казалось гораздо более естественным и приятным.

– Благодарю, – прошептала она, поднимая руку, чтобы поправить узел волос на затылке. Но пылкие объятия Розы привели ее прическу в беспорядок, и сейчас, к ужасу Холли, шпильки выскользнули из пучка и каскад каштановых локонов обрушился волной, почти доставая до пояса. – О Боже! – воскликнула она, смутившись: ведь такие вещи допустимы только в присутствии мужа. Она торопливо принялась подбирать рассыпавшиеся волосы. – Простите, – сказала она, зардевшись, – сейчас я приведу себя в порядок.

Бронсон хранил странное молчание. Торопясь исправить неловкость, она искоса взглянула на него. Ей показалось, что его дыхание стало глубже и чаще. Он поднял руки, протянул их к ее волосам, и поначалу она решила, что он пытается ей помочь. Но он осторожно обхватил своими длинными пальцами ее хрупкие запястья и развел их в стороны.

Изумившись, Холли посмотрела в его мрачное лицо:

– Ах, мистер Бронсон, прошу вас… пустите…

Он все еще держал ее, ласково и легко, и Холли беспомощно сжала пальцы, не поймав ничего, кроме воздуха.

Волосы струились по ее плечам и спине блестящими коричневыми волнами, и в свете лампы темные пряди вспыхивали золотыми и рыжими бликами. Бронсон внимательно смотрел, как они повторяют очертания ее тела, как у холмиков грудей их поток распадается надвое.

Лицо Холли пылало от стыда, и она еще раз попыталась высвободиться. Внезапно он отпустил ее, и она смогла отступить на несколько шагов. Но он тут же последовал за ней.

Облизнув пересохшие губы, Холли пыталась найти любой повод, лишь бы прервать это опасное молчание.

– Мод сказала, – проговорила она непослушным голосом, – что вы заходили в мою комнату вчера вечером, после того как я приняла лекарство.

– Я беспокоился о вас.

– Как бы ни были хороши ваши намерения, вы поступили дурно. Я была не в состоянии принимать гостей. Я даже не помню, что вы у меня были и ч-что я говорила…

– Ничего. Вы спали.

– Ах… – Холли остановилась: ее плечо уперлось в стену, помешавшую ее дальнейшему отступлению. – За-кери, – прошептала она.

Она не хотела называть его по имени… она даже в мыслях никогда не называла его так… Собственная фамильярность потрясла ее, а может статься, и его тоже. Он на мгновение прикрыл веки, а когда они поднялись, оказалось, что глаза его полны ярким, горячим блеском.

– Я, похоже, не в себе. – Ее била дрожь. – Мое лекарство… оно все еще действует…

– Тс-с. – Бронсон поднял с ее плеча шелковистую прядь и ласково провел по ней пальцем. Движения его были медленными. Устремив взгляд на блестящий локон в своей руке, он поднес его к губам и поцеловал.

Колени у Холли подгибались, она едва стояла на ногах. Его жест, полный нежности и обожания, поразил ее и еще – та осторожность, с которой Бронсон опустил прядь обратно на плечо.

Потом он склонился к ней, почти касаясь. Она, насколько могла, отпрянула и тут же прерывисто вздохнула: он поймал ее в ловушку, распластав ладони на деревянной стенной панели по обеим сторонам от ее головы.

– Нас ждут, – еле вымолвила она.

Он словно не слышал. Сейчас он ее поцелует, подумала Холли, глубоко вдохнув его удивительный мужской запах. Пальцы ее судорожно сжимались, дрожа от желания притянуть к себе его темноволосую голову. Охваченная смятением, в сладостных муках она ждала, когда же его губы прикоснутся к ней, и мысленно молила: сделайте это, прошу вас…

– Мама! – Удивленный смешок Розы нарушил тишину, царившую в гостиной. Девочка вернулась посмотреть, почему они до сих пор не догнали остальных. – Что это вы тут делаете?

Холли показалось, что голос дочери доносится откуда-то издалека.

– М-милочка, у меня рассыпались волосы, и мистер Бронсон помог мне поправить прическу.

Роза наклонилась, подобрала шпильки и протянула их матери.

– Вот, пожалуйста, – весело сказала она.

Закери опустил руки и освободил Холли, хотя по-прежнему не сводил с нее взгляда. Глубоко вздохнув, не глядя на него, Холли отошла.

– Спасибо, Роза. – Она наклонилась и обняла дочь. – Ты всегда мне помогаешь.

– Поторопитесь, – попросила Роза, глядя, как ее мама скалывает волосы у себя на затылке. – Я проголодалась!

* * *

Обед прошел без всяких приключений, но Закери обнаружил, что его обычный чудовищный аппетит сошел на нет. Он сидел во главе стола, Холли же села довольно далеко от него. Призвав на помощь всю свою сообразительность, он старался вести легкий разговор, касаясь предметов нейтральных и безопасных, в то время как единственное, чего ему хотелось, – это снова остаться с ней наедине.

Черт бы ее побрал… каким-то образом ей удалось лишить его сна и аппетита. Не хотелось ему ни играть в карты, ни развлекаться с женщинами – все его желания сосредоточились на ней. Провести весь вечер, просто сидя подле нее в тихой гостиной, представлялось более заманчивым, чем провести ночь в самом роскошном лондонском борделе. При виде ее у него возникали самые похотливые фантазии, и он не мог взглянуть на ее руки, шею, губы, чтобы не прийти в возбуждение. Но она пробуждала в нем и другие мысли – картины тихой домашней жизни, над которыми некогда он так глумился.

Он тосковал по тем полным очарования вечерам, которые они проводили вдвоем, когда все остальные расходились по своим комнатам. Они болтали и пили вино, сидя у огня… Но сегодня Холли для этого, разумеется, слишком слаба. Сразу же после ужина она извинилась и поднялась к себе, едва взглянув на него.

После того как все ушли, Пола осталась сидеть за столом, попивая чай, Закери также сидел и пил темно-красный, почти черный портвейн. Он улыбнулся, с удовольствием посмотрев на свою матушку, – на ней было платье из синего шелка, сколотое у горла жемчужной брошью, которую он ей подарил в прошлом году на Рождество. Никогда в жизни не забудет он те старые, линялые платья, которые она носила когда-то, бесконечную работу, за которую бралась, чтобы прокормить двух своих детей. Она побывала швеей, прачкой, старьевщицей. Теперь он имеет возможность заботиться о ней и сделать так, чтобы она ни в чем не нуждалась.

Он знал, что мать зачастую чувствует себя неловко, что она предпочла бы жить в маленьком загородном домике, где ей бы прислуживала только одна кухарка. Но ему хотелось, чтобы она жила как королева, и на меньшее он ни за что бы не согласился.

– Ты хочешь мне что-то сказать, матушка, – заметил он, взбалтывая портвейн в стакане, и искоса взглянул на Полу. – Вижу по твоему лицу. Думаешь прочесть мне очередную лекцию насчет драки?

– Я не о драке. – Пола обхватила чашку с чаем натруженными руками. В ее ласковых карих глазах читались любовь и желание предостеречь. – Ты хороший сын, Зак, хоть и характер у тебя необузданный. У тебя доброе сердце, и потому я молчала, когда ты водил компанию со шлюхами и прощелыгами и занимался такими вещами, о которых и сказать-то стыдно. Но кое о чем я не могу молчать, поэтому выслушай, пожалуйста, меня внимательно.

Он изобразил на лице насмешливую озабоченность и приготовился слушать.

– Я о леди Холли.

– Что? – изумился он.

Пола тяжело вздохнула.

– Зак, ты никогда не овладеешь этой женщиной. Тебе нужно выкинуть ее из головы, иначе она погибнет.

Закери с усилием рассмеялся. Пусть его мать не получила образования и воспитания, но она разумная женщина, и от ее слов нельзя просто отмахнуться.

– Я вовсе не собираюсь губить ее. Я никогда к ней не прикасался.

– Я достаточно тебя изучила, – настойчиво продолжала Пола. – Я вижу вас вместе. Можете скрывать это от всего мира, но скрыть от меня не удастся. Зак, это нехорошо. Вы такая же пара с ней, как… как осел с чистокровной лошадью.

– По-твоему, осел – это я, – сухо заметил Закери. – Хорошо, если уж на тебя напало вдруг такое разговорчивое настроение, скажи: почему ты раньше никогда не возражала, когда я заговаривал о женитьбе на девушке из знатной семьи?

– Можешь жениться хоть на какой аристократке, если тебе этого хочется. Но леди Холли – не для тебя.