Кэндис Проктор - Где танцуют тени

– Как думаете, удастся его подкупить? – уставился на собеседника Гибсон.

Джек Кокрэн поскреб заросший недельной щетиной подбородок.

– Может, и получится. В конце концов, мы ж паренька не выкапывать будем. Погляжу, чего можно сделать, и дам вам знать.

Вернувшись на Брук-стрит, Себастьян обнаружил дожидавшуюся его записку от Гибсона.

«Полагаю, тебе следует это увидеть», – писал хирург.

Озадаченный, виконт велел подать коляску и направился на Тауэр-Хилл. Когда он добрался туда, солнце стояло высоко в небе, жара усилилась, а зловоние из каменной постройки на заднем дворе сделалось настолько острым, что от него слезились глаза.

– Господи, – остановился на пороге Девлин, – как ты только выдерживаешь?

Гибсон с угрюмой улыбкой поднял глаза на друга:

– Через определенное время просто перестаешь замечать.

– Сложности с Попрыгунчиком?

– Нет-нет, дело движется как надо, – уверил ирландец чуть более беспечно, чем хотелось бы Себастьяну.

Девлин перевел взгляд на распухшие, изменившие цвет останки человеческого существа, лежавшего на столе лицом вниз. Даже проведя шесть лет на полях сражений Европы, виконт не мог спокойно воспринимать жестокий и неприглядный вид смерти.

– Так что ты обнаружил?

– Смотри, – взяв щуп, Гибсон ввел тонкий металлический стержень в небольшой разрез у основания черепа покойника.

– Проклятье, – негромко ругнулся Себастьян. – Этот мужчина и Росс были убиты одной и той же рукой.

– Не только одной рукой, – выковылял из-за стола хирург, – но и в одну и ту же ночь. Разница только в том, что этот труп неделю пролежал на солнце и под дождем, прежде чем его нашли.

– И кто же он? – спросил виконт, заставляя себя приглядеться к мертвецу.

– Как я понял, никто не знает. – Доктор кивнул на кучку, аккуратно сложенную на скамье: – Вот его одежда.

Девлин осмотрел сюртук, весь в пятнах ила, травы и чего-то еще, о чем не хотелось особо задумываться. Одежда явно принадлежал джентльмену, хотя была сшита не по последнему слову моды. Бриджи выглядели слегка потертыми, белье – тонким, но прочным в носке.

– Никаких опознавательных знаков или документов? – поднял глаза виконт.

– Никаких. Очевидно, с трупа все сняли перед тем, как утопить в канаве. – Гибсон с неблагозвучным шлепком перевернул покойника на спину. – По моему суждению, мужчина лет тридцати. Хорошо сложен, роста чуть выше среднего. Развитая мускулатура. Светлые волосы. – Доктор раздвинул губы покойника, открыв омерзительный оскал. – Вот, пожалуй, наиболее приметная его черта. Взгляни, какого размера передние зубы. Они настолько выступают над нижней челюстью, что это должно бросаться в глаза.

– И это все, чем мы располагаем? Тридцатилетний блондин с выпирающими зубами?

– Ну, извини.

– Может, Боу-стрит больше с ним повезло, – Девлин отложил в сторону грязное тряпье.

– Попытай счастья у них.

* * * * *

Когда виконт нашел сэра Генри, тот спокойно обедал в «Буром медведе» через дорогу от управления на Боу-стрит.

– Милорд, – поздоровался магистрат. – Прошу, присаживайтесь. Вы меня ищете?

Себастьян скользнул на скамью напротив и заказал кружку эля.

– Меня интересует джентльмен, чей труп выбросили в прошлую субботу в Бетнал-Грин.

– Да? – с явным недоумением переспросил сэр Генри. – По какой же причине?

Девлин подался вперед, опершись локтями о стол.

– По-моему, его убил тот же злодей, что и Александра Росса.

Откусив пирог с мясом, Лавджой медленно прожевал и проглотил.

– У вас имеются основания для такого предположения, милорд?

– Имеются. Только, боюсь, пока не могу вам объяснить. Личность жертвы удалось установить?

– Вообще-то, да. Учитывая состояние означенного трупа, это затруднительно подтвердить, однако есть причины полагать, что им может оказаться господин Иезекииль Кинкайд, пропавший из гостиницы под названием «Лук и бык», что на Блу-Анкор-роуд, возле Суррейских доков.

– Иезекииль Кинкайд? – нахмурился виконт. Это имя ничего ему не говорило. – Кто такой?

– Насколько нам известно, он работал агентом в торговой компании «Роузхейвен».

– «Роузхейвен»? Почему-то звучит знакомо.

– Возможно, потому, что ее владелец – мистер Джаспер Кокс, брат юной леди, которая была помолвлена с Александром Россом.

Себастьян уставился на собеседника.

– Это торговая компания заявила об исчезновении Кинкайда?

– На самом деле, нет. Они считали, что тот отплыл в Соединенные Штаты.

Снова эта Америка…

– А что заставляет вас думать, что он не отплыл? – поинтересовался виконт.

Сэр Генри полез в карман сюртука.

– Выяснилось, что пострел, сообщивший констеблям о трупе, вначале поживился вот чем. – На стол легли простенькие золотые часы.

Девлин открыл крышку и прочел гравировку: «С любовью Иезекиилю от Махалы».

– Пожалуй, вы правы, действительно редкое имя. Но если об исчезновении мистера Кинкайда не заявлялось…

– Да нет же, заявлялось. Он не забрал свои пожитки из гостиницы. Как я понимаю, «Балтимор Мери» – корабль, на котором должен был отплыть джентльмен, – ждал так долго, сколько было возможно. Но, в конце концов, они были вынуждены либо отчалить без Кинкайда, либо пропустить прилив. Я осмотрел вещи, которые остались в «Луке и быке», – потер переносицу магистрат. – Там обнаружилось письмо от Махалы, его жены.

В отдаленных уголках сознания виконта забрезжило смутное подозрение.

– Письмо откуда?

– Из Балтимора.  

– Так этот Кинкайд был американцем?

– Ну да. Я разве не сказал?

Суррейские доки находились в Ротерхите, на южном берегу Темзы милях в двух от Лондонского моста. Когда-то отсюда отправлялись многочисленные арктические китобойные экспедиции, в апреле отплывавшие из Лондона, а в конце сезона возвращавшиеся с пластами китового жира. Жир затем разрезали на куски и вытапливали в огромных котлах. В округе до сих пор ощущался отвратительный запах горячей ворвани, к которому примешивался смрад, доносившийся по реке от кожевенных заводов в соседнем Бермондси.

Это был грязный район каналов и доковых бассейнов, граничащих с пакгаузами, район фабрик, ремесленных мастерских и зловонных приливно-отливных канав. Воздух оглашался боем молотов и врубающихся в дерево топоров. В неприглядных узких улочках громоздились фургоны, груженные железом и пенькой, парусиной и кудахчущими курами.

– У меня от этого местечка всегда мурашки по коже, – пробормотал Том, когда они тряслись по неровной брусчатке. – Видно, чересчур много иноземцев.

  – Может и так, – негромко хохотнул виконт, поворачивая гнедых в арку к «Луку и быку». – Гостиница, по крайней мере, выглядит прилично – и очень по-английски.

«Лук и бык», старая, наполовину деревянная постройка с обросшей лишайником черепичной крышей и навесными галереями давала приют торговым агентам и комиссионерам, которым по долгу службы приходилось частенько наведываться в близлежащие доки и «благополучные» окрестности.

– Напои лошадей, – распорядился Девлин, передавая поводья груму. Несмотря на удлиняющиеся тени, свидетельствовавшие о приближении вечера, послеобеденное солнце по-прежнему припекало. – Только не давай уводить далеко – я ненадолго.

Хозяйка гостиницы, добрейшего вида  бабуленька – маленькая, кругленькая, с обезоруживающе приятной улыбкой – отыскалась в баре. Услышав вопрос о Иезекииле Кинкайде, старушка печально зацокала языком.

– А то как же, помню я этого бедолагу, – подтвердила она, нацеживая Себастьяну пинту эля. – Рассказывал, что у него в Америке жена и двое сыночков. У меня прям из головы не выходит: ребятишки далеко-далеко, ждут, что папочка вернется домой, и ни сном, ни духом не ведают, что с родимым стряслось.  

– А что, по-вашему, с ним стряслось?

Хозяйка поставила кружку на прилавок.

– Как по мне, так грабители. Лучше бы ему не выходить одному в темную-то пору. Еще и такому нервному.

– Нервному? В каком смысле?

– Да весь как на иголках был, ну, вы понимаете? – собеседница потянулась за полотенцем. – Я вещички-то сберегла, на случай, вдруг он за ними вернется. Только ж этот магистрат с Боу-стрит все с собой унес.

Себастьян отпил эль.

– А сколько дней прожил у вас мистер Кинкайд?

– Даже и ночки не переночевал, горемычный. Они ведь только утром причалили. Снял комнату, поел в общей зале мясного пирога, вот, и куда-то надолго отлучился. Помнится, вроде сказал, что надо повидать кое-кого в Вест-Энде, да только я могла и спутать.

– И больше не возвращался?

– Да нет, возвращался. – Хозяйка протерла темные доски древнего прилавка. – Пришел, поужинал, потом опять вышел – и больше никто его не видывал.

– Не знаете, куда направился ваш постоялец после ужина?

– Ну, он спрашивал, как добраться до чайных садов возле таверны «Святая Гелена»[33]. Знаете, такое славное местечко, там летом духовой оркестр играет почти каждый вечер, и танцы.

– А где это?

– Идете по Хафпенни-Хэтч[34], – указала старушка вдоль реки, – через рыночные сады, до Дептфорт-роуд. Вообще-то, не лучшее место для прогулок в потемках, к тому же в начале Трандлис-лейн вроде как разбойничий притон. Оттого мы и подумали, что мистер Кинкайд повстречался с грабителями, когда он так и не объявился.

– Вы сообщили констеблям?

– Да, на следующий же день. Те вдоль дорожки обшарили и вокруг «Святой Гелены», но ни следочка не нашли. Никто в чайных садах не припомнил, чтобы видел беднягу, вот мы и решили, что с ним еще по пути туда что-то приключилось.

– А как он выглядел?

– Хм-м-м, – приветливое лицо задумчиво наморщилось, – я бы сказала, лет тридцати, волосы такие, соломенные. Глаза, боюсь, не приметила. Ладный парень, ничего не скажешь, но как с ним заговоришь – только его зубы и видишь.

– Зубы?

– Ага, мог бы, бедненький, своими зубами, как в той поговорке, через штакетник яблоко сгрызть.

Виконт осушил свою кружку.

– Так на каком корабле, говорите, приплыл мистер Кинкайд?

– На «Балтимор Мери». Стояли в Гренландском доке. – Хозяйка гостиницы окинула собеседника оценивающим взглядом и поинтересовалась: – Вы сейчас туда пойдете?

– Да, а что?

– Тогда лучше поспешите, – кивнула старушка за окно, где клонящееся к закату солнце отбрасывало на дорогу длинные тени. – Не захочется вам бродить по здешним местам, когда спустится ночь.

Себастьян правил экипажем между длинных рядов галетных фабрик и якорных кузниц, построенных вплотную к парусным мастерским и обветшалым домикам. На краю Гренландского дока, в тени громадного кирпичного пакгауза на тихой, вымощенной булыжником улочке виконт оставил Тома с коляской и направился дальше пешком, пробираясь сквозь толпы грузчиков в кожаных фартуках и моряков, благоухающих джином и застарелым потом.