– Мисс Джарвис, – взяв гостью за руку, Ясмина увлекла ее в беседку на изысканные шелковые ковры и пышные подушки. – Я все надеялась, что вы снова заглянете. Прошу, посидите со мной.

Хозяйка резиденции была красива: тонкого сложения, смуглая, с зелеными глазами, россыпью густых темных волос и большим ярким ртом. Движения турчанки – не просто изящные, но подлинно грациозные, где каждый жест наполняла плавная прелесть – вызывали у мисс Джарвис восхищение. Ей подумалось, что мало кто из англичанок так непринужденно чувствует себя в собственном теле – разве что танцовщицы.

Или куртизанки.

– Тучи недолго продержались, – заметила Геро, открывая зонтик и старательно затеняя лицо от солнечных лучей.

Наблюдавшая за ней Ясмина откинулась на подушки и мелодично рассмеялась:

– Поверьте, мисс Джарвис, английское солнце не такое палящее, чтобы принимать против него столь строгие меры.

Геро одернула юбки. Для изящного возлежания на коврах явно требовался талант, коим она не обладала.

– Вам легко говорить. У вас нет склонности к веснушкам.  

– А-а. От веснушек помогает… толченая клубника, кажется? Недавно я что-то такое читала.

Английский язык хозяйки был на зависть беглым, лишь с легким мелодичным акцентом. Мисс Джарвис знала, что, помимо турецкого и английского, супруга посла изъясняется на греческом, арабском, французском и, по ее собственному определению, «чуть-чуть» на фарси.

– Боюсь, если я день пробуду на солнце, моих веснушек не вывести целым галлоном толченой клубники.

Снова мягко рассмеявшись, Ясмина лениво пробежала пальцами по струнам лежавшего рядом барбата – деревянного струнного инструмента, похожего на лютню.



– Скоро выходите замуж, так?