– Спасибо. Твоя школа! – Подруга подмигнула и надела красные лаковые туфельки на шпильке.


К тому времени, как мы добрались до квартиры моей бабушки, наши

желудки урчали от голода так громко, будто специально передразнивали друг друга. Бабуля открыла дверь и сразу крепко обняла обеих.

– Привет, мои золотиночки, – она отошла на шаг назад, впуская нас в квартиру, – совсем забыли старушку. Ну, проходите, я вам пирожков напекла.

– Привет, бабуль, – поздоровалась я, – спасибо, мы с удовольствием нападем на пирожки!

– Здравствуйте, Лилия Михайловна. – Широко улыбнулась Мила. - Как здоровье? Как ваши дела?

– Жива, и слава богу. Сама знаешь, дочка, в наши годы все органы

пошаливают, от былого здоровья ничего и не осталось. Каждый день – как

испытание.

– Ты, бабулечка, самое главное – не болей, – вздохнула я, погладив ее по спине по дороге на кухню, – живи еще сто лет, ты ведь нам очень нужна.

Моя бабушка всегда любила меня, и души не чаяла в моих родителях.

Любимой ее фишкой было принести мне на работу к обеду пюре с котлеткой

в баночке. Мне – человеку, который работает в ресторане. Понимаете масштабы? Нас всегда поражала ее трогательная забота о ближнем.

Когда же родители Милы умерли, она посчитала своим долгом заботиться и о ней. Раз в месяц мы с подругой старались навещать старушку: помогали с уборкой, приносили гостинцы, развлекали ее своей болтовней. А она, в свою очередь, будучи человеком старой советской закалки, учила нас с Милой, как нужно правильно жить. И обычно мы слушали ее истории, открыв от изумления рты.

Мы прошли на кухню и принялись разгружать сумки. Пока бабуля

ставила чайник на огонь и доставала пирожки, мы вывалили на стол халву,

вафли, орехи, пакеты с курагой и черносливом, несколько видов молочных

продуктов, чай и фрукты. Мила толкнула меня в бок, указывая глазами на

жидкость для мытья посуды, которая была принесена в прошлый наш визит. Та была заботливо отложена бабушкой в сторону и заменена привычной содой в коробочке.

Я кивнула головой, соглашаясь, что проще позволить старому человеку мыть посуду содой и тряпочкой, чем заставить его пользоваться специальным средством и губкой. Заставить бабулю брать с собой сотовый телефон всякий раз, когда она выходит из дому, было нисколько не легче.

– Ой, девчата, – запричитала она, вытирая руки о фартук, – это вы

зачем столько принесли мне? Берите половину с собой, а то столько денег

потратили! Бабушке это все не съесть…

– А ты понемногу каждый день, – я сложила продукты в холодильник, – тебе же нужны витамины.

– Вы за нас не переживайте, – добавила Мила, – мы уже сами зарабатываем, можем себе позволить ухаживать за своими родными.

– Ну… спасибо, – покачала головой бабуля и налила нам чай с молоком, – садитесь, давайте кушайте как следует, а то тощие обе, а вам еще детей рожать.

– Это будет еще нескоро. Какие новости, хоть расскажи? – Попросила я.

– Новости… – Она села на стул, поправила свои седые волосы. –

Лучше бы ты не спрашивала. Твоя тетя Вера вчера звонила, расстроила меня

так, что я до утра уснуть не могла, пила сердечные.

– Что произошло? – Я отложила пирожок в сторону.

– Твой дядя… Он три недели назад ушел к другой женщине…

– Миша? Никогда бы не подумала, что такое возможно…

– Говорила я ей, что дети ни один брак еще не спасли. – Бабуля вытерла набежавшую слезу подолом цветастого фартука. – Был один ребенок, на что еще второго? А третьего-то уж совсем незачем!

– С тремя маленькими детьми оставил неработающую женщину? –

Уточнила Мила.

– Старший сын уже взрослый, – объяснила я подруге, – в институте

учится, а второго они очень долго хотели, не получалось забеременеть два

года. И тут Бог им сразу двоих детей послал: Толе сейчас – два с половиной,

Наташе – полтора годика, она настоящий маленький ангел. Тетя моя аборт не

хотела делать – верующая она.

– Ночами не спала, растила, воспитывала, – вставила бабушка, –

пока он с другими бабами развлекался. Ходила вся измученная, лица на ней

нет, а тут еще такое. Это что же творится-то… Как же ей, моей бедной доченьке, быть теперь?

– Вот так взял – и ушел? – Прошептала Мила.

– Я, говорит, понял, что такая жизнь не для меня. – Бабуля ударила

кулаком по столу. – Тварь такая! Чтоб ему яйца его поганые прищемило.

Приползет ведь еще обратно, зуб даю, приползет.

– Она примет его? – спросила я.

– Дочка, говорит, просила его не уходить, пожалеть детей, – сказала бабушка, – просила вернуться, гада такого.

– Ничего себе, – удивилась Мила, – я бы его не пустила даже на

порог.

– А он к кому ушел-то?

– К бабе какой-то с ребенком. Гуляет с ними по улицам да в цирк

ходит! С Веркой, с детьми своими ни в жисть не ходил ни гулять, ни в цирки с театрами. Вера еще рассказывать мне не хотела, все верила, что он вернется, что все наладится.

– А детей своих он навещает? Деньги дает?

– Какие деньги? – Бабуля сжала руки в кулаки. – Копейки эти?

Ему ж теперь надо новую жену кормить и одевать. Бедные дети, он их взял

на выходные две недели назад, а когда они вернулись, Толя Веру спрашивает: «Мама, а почему папа тетю целует?»

– Ужас какой, – удивилась я, – мог бы и не делать этого при детях…

– Толенька после этого совсем похудел, и взгляд у него тяжелый стал.

А ведь какой мальчик был веселый. Теперь больше молчит. Замкнулся.

Внучек мой маленький. Для детей это страшный удар, который может изменить всю жизнь. Они винят во всем себя, спрашивают, что в них не так,

раз их бросили.

– Это же дети, это родное, – развела руками Мила, – как же их

можно бросить?

– Нам не понять, – вздохнула я.

– Мотайте на ус, доченьки, – наставляла бабуля, – мужчины могут оказаться ненадежными, и дети у них после развода бывают бывшими, не только жены. Надейтесь всегда только на себя. Сегодня он рядом, а завтра нет его. А ты – мать, тебе поднимать детей на ноги нужно. Остаешься одна, и рассчитывать больше не на кого.

– Многие бегут от ответственности, – согласилась Мила, – как крысы с тонущего корабля.

– Я хорошо жила с твоим дедушкой, Ева, – призналась бабушка,

теребя скатерть, – но когда родилась твоя мать, решила, что больше детей

мне не нужно. Мой муж был порядочным, непьющим, но даже при таком раскладе отказывалась иметь второго. Прошло пять лет, врач сказал мне, что

я на третьем месяце беременности. Испугалась, заревела, просила сделать

мне аборт. Но аборты в те далекие времена делали только

раз в полгода, а с моего последнего аборта прошло всего пять месяцев.

– И врач отказал? – Спросила Мила, запивая чаем пирожок.

– Она боялась, что ее посадят за это. Как я ни уговаривала, не

сдавалась. И вот пришла к себе на завод, реву, рассказываю женщинам. А

те, кто постарше, начали мне советовать, как можно избавиться от ребенка

народными способами. Курицы! Вернулась я домой, давай тяжести поднимать, шкафы двигать. Вспотела, лежу вся красная, хоть бы в одном глазу. Быстрее геморрой выскочил бы, чем выкидыш произошел.


Мы с Милой слушали с нескрываемым интересом, заедая информацию горячими пирожками.

– А потом, – продолжала бабуля, – пошла на Профсоюзную улицу,

ныне Южную, там стояли гаражи и кладовки. Еле взобралась на них и

начала прыгать на землю. Руки ободрала, платье порвала, шишки набила – и

все впустую! Прихожу в понедельник на работу, реву. Сослуживицы мне еще

советов надавали. Вернулась домой, налила полный стакан водки, нагретой

на огне, как они велели, почти весь залпом выдула и легла в горячую ванну. Вода – кипяток. Лежу, терплю. Тут мне водка в голову ударила, стены запрыгали перед глазами, все плывет. Терплю. А когда совсем плохо стало, нестерпимо, вылезла, доползла до дивана. Как жива осталась, до сих пор не понимаю!

– Бабуль, – призналась я, – ты такая отчаянная, я и не знала об этом.

– Не отчаянная, а дура набитая! Потом я и молоко пила с йодом, и массажи делала, и давила на живот, как ненормальная, – ничего не помогало! Слава богу, хоть на грязный аборт не решилась, видно, жить мне хотелось. Так и родилась моя Вера. Тяжело нам было поднимать детей на зарплату рабочего. Но ничего, справились. Не было тогда всяких таблеток специальных, чтобы не беременеть, а дед у меня боевой был, лез на меня, как на амбразуру каждый вечер…

– И ты не жалеешь, что родила? – Спросила я.

– А что тут жалеть? – Удивилась она. – Если можешь предотвратить

– действуй. А не вышло – так смирись. Значит, так было суждено. Ненавижу

людей, которые о чем-то жалеют. Было – и было. Что тут теперь – жалеть, что ли, всю жизнь? Вот сидят и думают: надо было так поступить да эдак. Все бы да кабы! Нельзя так, девоньки. С тем, что было, надо смириться или вовсе забыть.

– А я, – вмешалась Мила, отодвигая от себя пустую чашку, – никогда не смогла бы убить маленькое существо, что живет внутри меня. Это же

живой человек.

– Подожди, – громко возразила я, – стало быть, лучше плодить нищету? Или рожать по пятнадцать детей? Рожать от насильников?

– Но он же живой… И хочет родиться! Аборт – это убийство…

– Значит, лучше, когда рожают тринадцатилетние мамаши? – Мне

никак не хотелось соглашаться. – Каждый должен иметь право исправить

ошибки, Мила. Я не понимаю тех, кто требует запретить аборты. Вот они

пусть и рожают тогда! А других не лишают права выбора. Выбор у женщины

должен быть всегда…

– Но, – не унималась Милка, – нужно, значит, больше заниматься

распространением контрацепции, сделать ее доступной всем.

– Доченьки, – сказала бабуля ласково, – это все-таки личный выбор каждого. И не надейтесь на мужчину, это не его проблемы. Ему не надо

будет бежать на аборт, вот они и не беспокоятся о предохранении. Каждая

умная женщина должна побеспокоиться об этом сама. Вот так. А ну, ешьте

пирожки, что так мало съели?!

Я посмотрела на Милу, растерянно пожав плечами. Возразить нам

было нечего. Вопрос так и остался висеть в воздухе…


Глава 14

Я стояла у плиты, помешивая суп-пюре по рецепту, который мне продиктовал по телефону Митя. За окном смеркалось.

Час назад позвонил Саша, и, повинуясь своим низменным инстинктам, я позвала его в гости. Да-да-да, такая вот дурочка…Понимала, что совсем теряю контроль, но ничего не могла с собой поделать. Сказала, чтобы приходил попить с нами вина, заранее зная, что Мила ночует у Влада. И, конечно, злилась на себя уже через пять минут после того, как положила трубку.

Злилась за то, что сама делаю шаги к нашему сближению, лишая его такой возможности, но разум отказывался подчиняться, стоило только подумать об этом мужчине. Последние недели на свиданиях мы только напрасно дразнили свои разгоряченные тела страстными поцелуями, которые ничем не заканчивались. В слепом желании я уже забывала обо всем. Мне хотелось, чтобы мы стали ближе, хотелось уже скорее перейти запретную грань, которая отделяла меня от интимной близости с любимым.

Единственное, что меня беспокоило, это неопределенность в наших отношениях. Он не предлагал мне встречаться, быть его девушкой. Все развивалось как-то само собой, и я не знала, как мне себя вести, на что претендовать и надеяться. Сегодня, похоже, представится подходящая возможность объясниться. Наверное…

Когда я усердно резала базилик для соуса, на кухню зашла Мила. На ее шее был повязан затейливым узелком зеленый шарфик, а, значит, подруга уже собиралась выходить.

– М-м-м, песто, – она вдохнула воздух носом так же, как это делает Мартин, – но, если я не ошибаюсь, в холодильнике осталось мясо по-французски и кое-что из того, что ты притащила с работы?

– У меня от него изжога, – продолжая кружить у плиты, изобразила беззаботность.

– Месяц назад ты говорила, что не знаешь, что такое изжога, – Мила