Любопытство.

Колин выругался себе под нос, проклиная собственную глупость. Все это так не похоже на Пенелопу… Зачем ей понадобилось удирать из дома? Он просто обязан выяснить, куда она направляется.

В результате, вместо того чтобы вбить немного здравого смысла в ее голову, Колин велел своему кучеру следовать за наемным экипажем, и они покатили на север по направлению к оживленной Оксфорд-стрит, где Пенелопа, решил Колин, наверняка займется покупками. Мало ли почему она не воспользовалась каретой Федерингтонов. Возможно, та сломалась или захромала лошадь. А может, Пенелопа решила купить кому-нибудь из домочадцев подарок и хочет, чтобы это был сюрприз.

Хотя нет. Пенелопа никогда бы не отправилась за покупками одна. Она взяла бы с собой горничную либо кого-нибудь из своих сестер. Или его сестер. Прогуливаться в одиночестве по Оксфорд-стрит значило бы напрашиваться на сплетни. Леди Уистлдаун не преминула бы высказаться по этому поводу и очередной заметке.

Колин вздохнул. Трудно представить себе жизнь без «Светских новостей». Он даже не понимал, насколько привык просматривать газету за завтраком, когда бывал в Лондоне.

Кстати, к вопросу о леди Уистлдаун… Теперь он более чем когда-либо уверен, что это Элоиза. В сущности, он отправился завтракать на Брутон-стрит с твердым намерением расспросить свою сестрицу, но ему сообщили, что она все еще чувствует себя слишком плохо, чтобы завтракать с семьей.

От внимания Колина, однако, не ускользнул увесистый поднос с едой, который отнесли наверх, в комнату Элоизы. Чем бы ни болела его сестра, это не отражалось на ее аппетите.

Колин не стал говорить о своих подозрениях за завтраком. Зачем? Он не видел причин огорчать свою мать, которая наверняка придет в ужас от подобной идеи. И все же трудно поварить, что Элоиза, чья страсть ко всяческим тайнам могла соперничать только с ее восторгом от их раскрытия, упустила возможность посплетничать о заявлении Крессиды Тумбли, сделанном накануне.

Если только она не леди Уистлдаун. И как таковая сидит в своей комнате, обдумывая следующий шаг.

Все сходится. Это было бы печально, если бы Колин не испытывал некую смесь торжества и возбуждения, выведя ее на чистую воду.

Проехав немного, Колин высунул голову наружу, чтобы убедиться, что его кучер не потерял Пенелопу из виду. Большинство наемных экипажей выглядело одинаково, и ему оставалось только надеяться, что он следует за тем из них, который наняла Пенелопа. Приглядевшись, он вдруг понял, что они проехали гораздо больше, чем ему казалось. Собственно, в данный момент они проезжали Сохо, приближаясь к Тоттнем-Корт-роуд, что означало…

Боже милостивый, неужели Пенелопа направляется к нему домой? Отсюда до Бедфорд-сквер рукой подать.

Колин ощутил восторженный трепет, ибо не мог вообразить, зачем еще она явилась в эту часть города, как не для того, чтобы повидаться с ним. Что еще может делать женщина, подобная Пенелопе, в Блумсбери? Вряд ли ее мать позволила бы ей общаться с людьми, зарабатывающими себе на жизнь. А соседи Колина, хоть и вполне респектабельные, не принадлежали к аристократии или даже к дворянству. Все они каждый день отправлялись на работу, чтобы заняться медицинской или адвокатской практикой…

Колин нахмурился, заметив, что они миновали Тоттнем-Корт-роуд. Куда, к дьяволу, ее понесло? Может, кучер плохо знает город и решил воспользоваться Блумсбери-стрит, чтобы попасть на Бедфорд-сквер, хотя это совсем не в той стороне…

Он услышал очень странный звук и понял, что это скрежет его собственных зубов. Они благополучно миновали Блумсбери-стрит и теперь направлялись в Хай-Холборн.

Вот дьявол, они уже почти добрались до Сити. Что, ради всего святого, могло понадобиться Пенелопе в Сити? Это не место для женщины. Проклятие, он и сам здесь практически не бывает. Мир высшего света лежит к западу отсюда, в Мейфэре, с его роскошными особняками. А не здесь, в Сити, среди извилистых средневековых улочек, в опасной близости от обитателей Ист-Энда.

Удивление Колина возрастало все больше по мере того, как они продвигались все дальше и дальше, пока он не сообразил, что они свернули на Шу-лейн. Колин высунулся в окно. Он был здесь однажды в возрасте девяти лет, когда учитель потащил его с Бенедиктом на экскурсию, чтобы показать место, где начался Великий лондонский пожар в 1666 году. Колин помнил смутное разочарование, которое он ощутил, узнав, что виновником оказался булочник, не загасивший угли. Пожар подобного масштаба должен был начаться с поджога или чего-нибудь не менее интригующего.

Впрочем, тот пожар не шел ни в какое сравнение с чувствами, клокотавшими в его груди. Пенелопе придется придумать дьявольски вескую причину для посещения этого места без сопровождающих! Собственно, ей вообще не следует разгуливать по городу в одиночестве, не говоря уже о Сити.

И тут, когда Колин окончательно убедился, что она собирается ехать без остановки до самого Дувра, экипажи пересекли Флит-стрит и остановились. Колин замер, наблюдая за Пенелопой, хотя каждая клеточка его тела буквально требовала, чтобы он выскочил из кареты и связал ее по рукам и ногам прямо здесь, не сходя с места.

Назовите это интуицией или безумием, но Колин точно знал, что если он обнаружит перед ней свое присутствие сей час, он никогда не узнает истинную причину, которая привела Пенелопу сюда, на Флит-стрит.

Когда она удалилась достаточно далеко, чтобы он мог вы браться из кареты незамеченным, Колин спрыгнул на землю и последовал за ней по направлению к церкви, напоминавшей ему свадебный торт.

– Дьявол, – пробормотал он, ничуть не смущенный близостью святого места, – неужели она не могла выбрать другое время, чтобы помолиться?

Пенелопа исчезла в церкви, и он быстро зашагал следом, помедлив только у церковного порога. Как бы не спугнуть се раньше времени! Вначале он должен выяснить, что именно она здесь делает. Несмотря на ироничную реплику, брошенную им ранее, Колин ни секунды не верил, что у Пенелопы вдруг по явилась потребность посещать церковь посреди недели.

Он осторожно проскользнул внутрь, стараясь ступать как можно тише. Пенелопа шла по центральному проходу, посту кивая рукой по спинкам скамей, словно…

Считала ряды?

Колин нахмурился, не отводя от нее взгляда. Добравшись до нужной скамьи, Пенелопа проследовала до середины ряда и села. Некоторое время она не шевелилась, затем извлекла из своей сумочки конверт. Голова ее повернулась влево, затем вправо, и Колин живо представил себе ее лицо с карими глазами, стрельнувшими в обе стороны, чтобы убедиться, что поблизости никого нет. Колин, притаившийся в полумраке у задней стены, был недосягаем для ее взгляда. Она явно старалась вести себя как можно тише и незаметнее и не решилась обернуться, чтобы посмотреть, нет ли кого сзади.

Позади скамей имелись небольшие карманы, предназначенные для библий и молитвенников, и Колин имел возможность пронаблюдать, как Пенелопа украдкой сунула свой конверт в один из них. Затем встала и двинулась к центральному проходу.

И тут Колин сделал свой ход.

Выступив из тени, он целеустремленно зашагал ей навстречу, испытывая мрачное удовлетворение от выражения ужаса, появившегося на лице Пенелопы при виде его.

– Кол… Кол… – выдохнула она.

– Колин, – подсказал он, схватив ее за локоть. Его хватка была достаточно свободной, чтобы Пенелопа не испытывала неудобств, но вместе с тем твердой, чтобы исключить всякую мысль о побеге.

У Пенелопы хватило ума даже не пытаться вырваться. Но, как умная девушка, она попробовала изобразить невинность.

– Колин! – наконец выдавила она. – Какая… какая…

– Неожиданность?

Она судорожно сглотнула.

– Да.

– Могу себе представить.

Ее взгляд метнулся к двери, к нефу– куда угодно, только не в сторону скамьи, где она спрятала конверт.

– Я ни разу не видела тебя здесь раньше.

– Я никогда здесь не был.

Губы Пенелопы шевельнулись несколько раз, прежде чем она снова заговорила:

– Вообще-то ты оказался здесь очень кстати, потому что… э-э… Тебе известна история прихода церкви Святой Бригитты?

Колин приподнял бровь.

– Полагаю, так называется это место?

Пенелопа явно попыталась улыбнуться, но это больше походило на идиотскую гримасу с растянутыми губами. В обычной ситуации это позабавило бы Колина, но он слишком злился на нее за наплевательское отношение к собственной безопасности.

Но более всего его бесило, что она что-то скрывает.

Конечно, у всех есть свои секреты. И нельзя винить человека в том, что он пытается их сохранить. Но вопреки всякой логике Колину была невыносима мысль, что у Пенелопы есть какая-то тайная жизнь. В его представлении она всегда была открытой книгой.

И вот оказывается, что он ее не знал.

– Да, – наконец ответила она забавно высоким голосом. – Это одна из церквей, построенных Реном[3] после лондонского пожара. Они разбросаны по всему Сити, но это моя любимая. Мне очень нравится колокольня. Тебе не кажется, что она напоминает свадебный торт?

Пенелопа так и сыпала словами – верный признак того, что человек что-то скрывает. Это было очевидно с самого начала, но несвойственная ей болтливость наводила на мысль, что она скрывает нечто весьма серьезное.

Колин выдержал долгую паузу только для того, чтобы помучить Пенелопу.

– И поэтому ты считаешь, – поинтересовался он вместо ответа, – что я оказался здесь очень кстати?

Она растерянно молчала.

– Из-за свадебного торта? – подсказал он.

– О! – Пенелопа залилась виноватым румянцем. – Нет! Вовсе нет! Просто… Я хотела сказать, что это церковь для писателей. И издателей. Хотя насчет издателей я не уверена.

Она явно пыталась выкрутиться. Колин видел это по ее глазам, по лицу, потому, как она нервно теребила пальцы. Она так старалась, что он не стал перебивать ее и ограничился скептическим взглядом.

– Зато насчет писателей это точно, – закончила Пенелопа. И затем ликующим тоном добавила: – То есть для тебя. Ты же писатель!

– Ты хочешь сказать, что это моя церковь?

– Э-э… – Она отвела взгляд. – Да.

– Отлично.

Пенелопа удивленно уставилась на него.

– Правда?

– О да, – вкрадчиво произнес он.

Взгляд Пенелопы метнулся к скамье, где она спрятала конверт. До сих пор она отлично держалась, отвлекая его внимание от свидетельства ее преступления. Колин даже испытал нечто вроде гордости, наблюдая за ней.

– Моя церковь, – повторил он. – Замечательная идея.

Глаза Пенелопы испуганно округлились.

– Боюсь, я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

Колин постучал пальцем по подбородку, изобразив задумчивость.

– Кажется, у меня возникло желание помолиться.

– Помолиться? – слабо переспросила она.

– Ты против?

– Нет… но…

– Что? – осведомился Колин, начиная получать от происходящего какое-то извращенное удовольствие. Он никогда не был злобным, мрачным типом. Видимо, потому, что не знал, как много теряет. Было довольно приятно наблюдать, как она ежится под его взглядом. – Пенелопа? – окликнул он. – Ты хотела что-то сказать?

Она нервно сглотнула.

– Нет.

– Прекрасно. – Колин вкрадчиво улыбнулся. – В таком случае мне потребуется несколько мгновений.

– Зачем?

Он шагнул вправо, пытаясь обойти ее.

– Хочу воспользоваться моментом.

Она шагнула влево, загораживая ему путь.

– В каком смысле?

Колин склонил голову набок в притворном недоумении.

– Я в церкви и хотел бы помолиться. Вполне понятное желание.

Пенелопа потерянно улыбнулась, но ее челюсти так напряглись, что Колин готов был поспорить, что ее зубы сотрутся в порошок, если она продолжит в том же духе еще несколько минут.

– Я не подозревала, что ты такой набожный, – сказала она.

– Я вовсе не набожный. – Он дождался, пока до нее дойдет смысл его слов, и добавил: – Я хочу помолиться за тебя.

– За меня? – изумилась Пенелопа. – Почему?

– Потому, – провозгласил Колин, невольно повысив голос, – что к тому времени, когда я закончу, только молитва сможет спасти тебя!

С этими словами он отодвинул ее в сторону и решительно направился к скамье, где она спрятала конверт.

– Колин! – крикнула Пенелопа, ринувшись за ним. – Постой!

Колин извлек конверт, вложенный в молитвенник, но даже не взглянул на него.

– Может, объяснишь, что это такое? – требовательно произнес он. – Пока я не посмотрел сам?

– Нет. – Голос Пенелопы дрогнул. Выражение ее глаз разрывало ему сердце.

– Пожалуйста, – взмолилась она. – Пожалуйста, отдай его мне. – А затем, не дождавшись от Колина ничего, кроме сердитого взгляда, прошептала: – Это секрет.

– Секрет, стоящий твоего благополучия? – грозно осведомился он. – Твоей жизни?