– Я удивлена, что ты захотел узнать мое мнение, – сказала Пенелопа после короткого молчания.

– К кому еще я мог обратиться?

– Не знаю, – ответила она, с преувеличенным вниманием разглядывая свои пальцы, пощипывающие покрывало. – К братьям, наверное.

Он накрыл ее руку своей.

– Что они понимают в сочинительстве?

Пенелопа подняла голову, устремив на него теплый взгляд карих, глаз.

– Но ты ценишь их мнение.

– Верно, – согласился Колин, – но твое мнение я ценю больше.

Он пристально наблюдал за гаммой эмоций, отразившихся на ее лице.

– Однако тебе не нравится, как я пишу, – заметила она нерешительным тоном, но с нотками надежды в голосе.

Колин нежно обхватил ладонью ее щеку, заставив взглянуть на себя.

– Ничто не может быть дальше от истины. Я считаю, что ты пишешь замечательно. Ты проникаешь в самую суть человека с поразительной простотой и юмором. На протяжении одиннадцати лет ты заставляла людей смеяться, злиться, думать. Лично я не представляю большего достижения. – Он произнес это с жаром, которого Пенелопа не ожидала в нем. – Не говоря уж о том, – продолжил Колин, словно был не в силах остановиться теперь, когда он начал говорить, – что из всех возможных тем ты выбрала светское общество. Ты пишешь о светским обществе так, что оно кажется забавным, интересным и остроумным. А ведь мы все знаем, что по большей части там царит скука.

Пенелопа долго: молчала. Годами она гордилась своей деятельностью и втайне улыбалась, слыша, как кто-то цитирует ее заметки или смеется над ее ироническими пассажами. Но она не могла ни с кем разделить свой триумф.

Это было довольно одинокое существование.

Но теперь у нее есть Колин. И даже если мир никогда не узнает, что леди Уистлдаун на самом деле Пенелопа Федерингтон, заурядная старая дева (в недавнем прошлом по крайней мере), Колин это знает. А это самое главное.

И все же она не понимала его поступков.

– Тогда почему, – спросила она, осторожно подбирая слова, – ты становишься таким отчужденным и холодным, стоит мне поднять этот вопрос?

Когда Колин заговорил, слова его прозвучали тихо и невнятно.

– Это сложно объяснить.

– Я терпеливый слушатель, – мягко сказала Пенелопа.

Колин уронил на колени руку, которая охватывала ее щеку с такой нежностью, и сказал то, чего она никак не ожидала услышать:

– Я завидовал твоему успеху. – Он беспомощно пожал плечами. – Извини.

– В каком смысле? – спросила она, невольно понизив голос до шепота.

– Посмотри на себя, Пенелопа. – Он взял ее руки в свои. – Ты добилась грандиозного успеха.

– Успеха, о котором никто не знает, – напомнила она.

– Ты знаешь, и я знаю, – возразил Колин, – но суть не в этом. – Он взъерошил свои волосы, пытаясь найти нужные слова. – Ты чего-то достигла в жизни. Сделала нечто важное.

– Зато ты…

– Что я, Пенелопа? – перебил он взволнованно и, поднявшись на ноги, принялся расхаживать по комнате. – Что есть у меня?

– У тебя есть я, – сказала Пенелопа, но без особой убежденности в голосе. Она понимала, что он имеет в виду.

Колин слабо улыбнулся.

– Конечно, но речь не об этом…

– Я понимаю.

– …мне нужно что-то, что придаст смысл моей жизни, – настойчиво продолжил он, заглушив ее тихую реплику. – Мне нужна цель. Она есть у Энтони, у Бенедикта, из всей семьи только я один веду бесцельное существование.

– Нет, Колин. Ты…

– Мне надоело, что все считают меня не более чем… – Он осекся.

– Кем? – спросила Пенелопа, удивленная гримасой отвращения, мелькнувшей на его лице.

– Проклятие, – тихо выругался он.

Глаза Пенелопы расширились. Колин не часто позволял себе богохульство.

– Не могу поверить, – пробормотал он, отвернувшись.

– Чему? – взмолилась она.

– Подумать только, я жаловался тебе, – недоверчиво произнес он. – Я жаловался тебе на леди Уистлдаун.

Она состроила гримаску.

– Ничего, я привыкла. Очень многие это делают.

– Невероятно. Я жаловался тебе, что леди Уистлдаун назвала меня очаровательным.

– А меня она назвала перезревшим плодом цитрусовых, – заметила Пенелопа.

Колин остановился ровно настолько, сколько потребовалось, чтобы одарить ее обиженным взглядом.

– Наверное, ты неплохо повеселилась, слушая мои стенания по поводу того, что грядущие поколения запомнят меня исключительно по статейкам леди Уистлдаун.

– Как ты мог такое подумать! – воскликнула Пенелопа. – Я надеялась, что ты обо мне лучшего мнения.

Колин покачал головой.

– Не могу поверить, что я сидел здесь и жаловался тебе – леди Уистлдаун! – что ничего не добился в жизни.

Пенелопа встала с постели, не в состоянии спокойно наблюдать, как он мечется по комнате, словно тигр в клетке.

– Колин, но ты же не знал.

– Какая ирония! – Он испустил раздосадованный вздох. – Это было бы даже забавно, если бы не касалось меня.

Пенелопа открыла рот, но ничего не сказала, не зная, как выразить, что у нее на сердце. У Колина столько достоинств, что их трудно перечислить. Они не столь очевидны, как публикации леди Уистлдаун в: «Светских новостях», но более значительны.

Достаточно вспомнить веете ситуации, когда его доброжелательный, юмор разряжал обстановку, все случаи на балах, когда он проходил мимо самых популярных девушек, чтобы пригласить одну их тех, кто не пользовался успехом. А тесные, почти мистические узы, которые, связывают, его с братьями и сестрами? Если это не важно, то она не знает, что важно.

Но все это не те свершения, которые ему нужны для самоутверждения. Ему необходимо дать выход, своему писательскому призванию. Ему требуется занятие, которое убедило бы окружающих, что он представляет собой нечто большее, чем кажется на поверхностный взгляд.

– Опубликуй свои путевые заметки, – предложила она.

– Я не…

– Если ты не опубликуешь их, – сказала Пенелопа, – то не узнаешь, чего ты стоишь.

Их глаза на секунду встретились, затем Колин перевел взгляд на дневник, который она все еще держала в руках.

– Они нуждаются в редактировании, – пробормотал он.

Пенелопа рассмеялась, понимая, что победила. И Колин тоже. Даже если он еще не понимает, что победил.

– Все рукописи нуждаются в редактировании, – сказала она, шутливо добавив: – Кроме моих, пожалуй. Хотя, – Пенелопа пожала плечами, – мы этого уже никогда не узнаем, поскольку мне пришлось обойтись без редактора.

Он устремил на нее пристальны» взгляд.

– Как тебе это удалось?

– Что?

Колин нетерпеливо поджал тубы.

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Как тебе удалось издавать газету? Для этого ведь недостаточно написать статью. Нужно обеспечить ее публикацию и распространение. Кто-то должен был знать, кто ты.

Пенелопа протяжно выдохнула. Она так долго хранила эту тайну, что казалось странным разделить ее с кем-либо, даже если это ее муж.

– Это длинная история, – сказала она, взяв его за руку и увлекая к кровати. – Пожалуй, нам следует сесть.

Они с удобством устроились на постели, вытянув ноги и подложив под спины подушки.

– Я была совсем юной, когда это началось, – сказала Пенелопа. – Мне было семнадцать, и все произошло случайно.

Колин улыбнулся.

– Как такое может произойти случайно?

– Все началось с шутки. Я была так несчастна в свой первый сезон. – Она подняла на него посерьезневший взгляд. – Не знаю, помнишь ли ты, но в те времена я весила намного больше, и это притом, что даже сейчас меня не назовешь тростинкой.

– По-моему, ты само совершенство, – галантно возразил Колин.

Подобные реплики были частью его обаяния, делая его совершенно неотразимым в ее глазах.

– Короче говоря, – продолжила Пенелопа, – я была не слишком счастлива и дала выход своим эмоциям в довольно язвительной заметке о вечеринке, на которой я побывала накануне. А потом написала другую, затем еще одну. Я никак не подписывала их, просто писала для забавы и прятала в своем письменном столе. Но однажды я забыла убрать их со стола.

Колин подался, вперед, захваченный ее рассказом.

– И что случилось?

– Никого из домочадцев не было дома, и я знала, что они отлучились надолго, так как мама не оставляла, надежды превратить Пруденс в бриллиант чистой воды, и их походы за покупками занимали целый день.

Колин покрутил рукой в воздухе, призывая ее перейти к сути.

– В общем, – продолжила Пенелопа, – я решила поработать в гостиной, так как в моей комнате было холодно и сыро. Кто-то – скорее всего я – оставил окно открытым в дождь. Но затем я ненадолго отлучилась из гостиной, а вернувшись, обнаружила там поверенного моего отца. Он читал мои заметки. Я пришла в ужас!

– И что дальше?

– В первое мгновение я не могла вымолвить ни слова, но затем поняла, что он смеется, и вовсе не потому, что считает меня дурочкой. Ему понравилось, что я написала.

– Ты очень хорошо пишешь.

– Теперь я это знаю, – заметила Пенелопа с кривой улыбкой, – но не забывай, мне было семнадцать. И я не поскупилась на весьма нелестные характеристики для некоторых личностей.

– Уверен, они того заслуживали.

– Пожалуй, но все же… – Она закрыла глаза, охваченная воспоминаниями. – Это были известные люди. Влиятельные. Они и раньше не испытывали ко мне особой симпатии. Мне бы не поздоровилось, если бы то, что я написала про них, стало известно. А тот факт, что я написала правду, только усугубил бы ситуацию. Я бы пропала, а вместе со мной все мое семейство.

– И что случилось? Полагаю, публикация была его идеей?

Пенелопа кивнула:

– Да. Он договорился с издателем, а тот, в свою очередь, нанял мальчишек-разносчиков. Кстати, раздавать первые выпуски бесплатно – тоже его идея. Он сказал, что нужно сделать так, чтобы высший свет пристрастился к нашей газете.

– Я был за границей, когда она начала издаваться, – заметил Колин, – но помню, как моя матушка и сестры писали об этом.

– Многие были недовольны, когда мальчишки начали требовать плату спустя пару недель, – сказала Пенелопа. – Но все как миленькие заплатили.

– Ловкий ход со стороны твоего поверенного.

– Да, он был весьма изобретателен.

– Был? – переспросил Колин.

Пенелопа печально кивнула.

– Его не стало несколько лет назад. Он знал, что болен, и перед смертью спросил меня, хочу ли я продолжить. Наверное, мне следовало остановиться, но у меня не было других занятий в жизни и никаких надежд выйти замуж. – Она вскинула на него глаза. – Я вовсе не… то есть…

Губы Колина изогнулись в самоуничижительной улыбке.

– Можешь бранить меня сколько угодно – не будь я таким тупицей, давно бы сделал тебе предложение.

Пенелопа улыбнулась в ответ. Разве можно не любить этого мужчину?

– После того как мистер… – Она подняла на него неуверенный взгляд. – Не знаю, стоит ли называть его имя…

Колин понимал, что она разрывается между доверием к нему и преданностью человеку, который, судя по всему, заменил ей покойного отца.

– Как хочешь, – мягко сказал он. – Он умер. Его имя не имеет значения.

Пенелопа облегченно вздохнула.

– Спасибо, – сказала она, прикусив губу. – Дело не в том, что я не доверяю тебе. Просто…

– Знаю. – Он успокаивающе сжал ее руку. – Если захочешь, расскажешь об этом позже. А если нет, я не обижусь.

Она кивнула, сжав губы с выражением, которое, появляется, когда изо всех сил стараешься не заплакать.

– После его смерти я работала непосредственно с издателем. Мы договорились о способе передачи заметок, а деньги продолжали поступать, как и раньше, на банковский счет на мое имя.

Колин втянул в грудь воздух, размышляя о том, сколько денег она могла заработать за все годы. Но как ей удавалось тратить их, не вызывая подозрений?

– Ты пользовалась этими деньгами? – поинтересовался он.

Пенелопа кивнула.

– Я уже занималась этим четыре года, когда умерла моя двоюродная бабушка, оставившая все свое имущество моей матери. Там не было больших денег, но, поскольку завещание составлял поверенный моего отца, мы воспользовались моими средствами, чтобы пополнить ее банковские счета. – Пенелопа улыбнулась, покачав, головой. – Мама была поражена. Она никогда не думала, что тетя Джорджетта настолько богата. С ее лица несколько месяцев не сходила улыбка. Я никогда не видела ее такой счастливой.

– Это было очень мило с твоей стороны, – заметил Колин.

Пенелопа пожала плечами.

– Это был единственный способ воспользоваться моими деньгами.

– Но ты отдала их своей матери, – заметил он.

– Она моя мать, – сказала Пенелопа, словно это что-то объясняло. – И содержит меня. Так что мне тоже кое-что перепало.

Колин хотел что-то возразить, но не стал.