— Вчера была битва в Бреддок Дауне. Они потеряли кучу народу, — сказала она тихо. Теперь, когда вокруг были враги, мы привыкли разговаривать шепотом, поглядывая на дверь.

Я отлила половину своей порции супа в миску Дика, и он жадно выпил его, облизав край, словно голодная собачонка.

— Король находится в каких-нибудь трех милях от Лоствитила, — продолжала Матти. — Они объединились с принцем Морисом, а свой штаб расположили в Боконноке. Сэр Ричард вышел из Труро с тысячей солдат и наступает с запада на Бодмин. «Ваши парни хотят выжать нас как лимон», — сказал мне тут один на кухне. — «Но у них ничего не выйдет».

— А что ты ему ответила, Матти?

Она угрюмо улыбнулась и отрезала Дику большой ломоть хлеба.

— Сказала, что буду молиться за них, когда сэр Ричард до них доберется.

После еды я села в свое кресло и принялась глядеть, как собираются на небе густые грозовые тучи. В загоне перед моими окнами от всего многочисленного стада осталось лишь около дюжины быков и несколько овец, остальных на прошлой неделе забили. Через день-два прикончат и этих. Ни одного колоса не виднелось на полях, хлеба сжали, зерно смололи, даже стога сена увезли. Трава в парке, там, где паслись лошади, была съедена под корень. Ни дерева не осталось в саду позади дома. Я подумала, что если рассказ Матти верен и король с Ричардом действительно находятся к востоку и западу от Лоствитила, значит, граф Эссекс и его десять тысяч воинов попали в ловушку и оказались запертыми на крошечном участке земли, не больше девяти миль в длину, и путей к отступлению у них нет, кроме как по морю.

Десять тысяч солдат, провизия на исходе, и взять ее неоткуда, а вокруг сжимается кольцо из трех армий.

В этот вечер со двора больше не доносился смех, не было слышно ни радостных возгласов, ни болтовни; только всполохи огня освещали вечереющее небо, когда солдаты подбрасывали в костер срубленные деревья, кухонные лавки, двери, сорванные с чуланов и кладовых, и даже столы и стулья из комнаты управляющего, и я видела, как вспыхивает пламя на их угрюмых лицах.

Небо потемнело, и медленно, почти бесшумно закапал дождь. И пока я прислушивалась к нему, вспоминая все, что говорил мне Ричард, до моего слуха вновь донесся шорох платья. В дверь тихо постучали.

18

Дик быстрее ветра умчался в укрытие, а Матти убрала его миску и тарелку. Я, спокойно сидя в своем кресле спиной к гобелену, попросила гостя войти.

Это была Гартред. На ней было надето, если память не изменяет мне, платье изумрудного цвета, шею украшало ожерелье из изумрудов, в ушах сверкали изумрудные серьги. С минуту она помедлила у двери, глядя на нас с холодной улыбкой.

— Все та же верная Матти, — сказала она наконец. — Какое счастье иметь таких преданных слуг.

Матти фыркнула и, недовольно поджав губы, швырнула деревянные тарелки на поднос.

— Я не встревожила тебя, Онор? — продолжала Гартред все с той же натянутой улыбкой. — Уже довольно поздно, а ты, конечно, ложишься рано?

Весь смысл этой фразы заключался в интонации, с которой она ее произнесла. Записанные на бумаге слова кажутся безобидными и простыми — я передаю их дословно, — но в ее голосе, во взгляде, ощупывающем меня, я прочла скрытое презрение, насмешку, подразумевающую, что если я калека, то меня надо засовывать в постель, как только стемнеет, в половине десятого.

— Я ложусь спать тогда, когда захочу, так же, как и ты, без сомнения. Обычно это зависит от собеседника, с которым я провожу вечер.

— Должно быть, день тянется для тебя ужасающе нудно, — продолжала она, — хотя ты уже, наверное, привыкла. Ты так давно живешь в заточении, что нынешняя ситуация мало что изменила в твоей жизни. А мне, должна сознаться, она действует на нервы.

Она прошла в комнату, хотя я ее не приглашала, и огляделась.

— Думаю, ты уже слышала новости? — спросила она.

— Что король в Боконноке и мятежники вчера проиграли сражение? Да, слышала.

На подоконнике стояла тарелка с фруктами, собранными еще до того, как бунтовщики захватили поместье. Гартред протянула руку, взяла с тарелки инжир и, по-прежнему оглядываясь, принялась есть. Матти вновь негодующе фыркнула и, забрав поднос, вышла из комнаты, бросив на Гартред, стоящую к ней спиной, взгляд, который вполне мог убить ее, если бы та дала себе труд обернуться.

— Если все это затянется, — продолжала Гартред, — нам не поздоровится. Они и теперь уже не слишком-то любезны, а поражение превратит их просто в скотов.

— Очень может быть.

Она выбросила кожуру от инжира и взяла еще один.

— Ричард в Лангидроке, — продолжала она. — Это один из пленных сказал. По иронии судьбы, хозяин Лангидрока находится здесь. Кто бы ни победил, к концу кампании от его поместья ничего не останется, Ричард об этом позаботится. Джек Робартс ходит черный как туча.

— Сам виноват, нечего было советовать графу Эссексу идти в Корнуолл, чтобы тот попал со своим десятитысячным войском в ловушку.

— Так это ловушка, — задумчиво произнесла она, — а мой неразборчивый в средствах братец, должно быть, приманка. Честно говоря, я так и думала.

Я не ответила. Гартред нужны были какие-то сведения, а я и так сказала слишком много.

— Что ж, посмотрим, — продолжала она, с удовольствием поедая инжир, — только боюсь, если дело затянется, мятежники превратятся в людоедов. Они уже разорили всю округу до самого Лоствитила, и в Фой тоже совсем нет продуктов. Мне страшно подумать, что Джек Робартс сделает с Ричардом, если братец попадет к нему в руки.

— Наоборот — тоже будет неплохо.

Она засмеялась и слизала с пальцев последние капли сладкого сока.

— Все мужчины дураки, особенно во время войны. Они теряют всякое представление о ценностях.

— Это зависит от того, что считать ценностями.

— Я ценю только одну вещь: свою безопасность.

— В таком случае, ты поступила опрометчиво, отправившись в путешествие десять дней назад.

Она поглядела на меня из-под тяжелых век и улыбнулась.

— А язычок у тебя не притупился с годами, и несчастье тебя не смягчило. Послушай, ты все так же любишь Ричарда?

— Это мое дело.

— Его ненавидят даже товарищи по оружию — полагаю, ты знаешь это — и клянут как в Корнуолле, так и в Девоншире. В действительности, единственные, кого он может считать своими друзьями, это мальчишки, которые не осмеливаются ему перечить. У него их целая свита, бегают за ним, словно приклеенные.

О Боже, думала я, какая же ты мерзкая женщина! Готова ухватиться за любую возможность, чтобы сделать мне больно; однако вслух я ничего не произнесла, лишь молча смотрела, как Гартред крутит на пальцах кольца.

— Бедняжка Мери Говард, — продолжала она, — что ей пришлось вытерпеть… Знаешь, Онор, это тебя Бог уберег, что ты не стала его женой. Правда, помнится, Ричард позже устраивал шумные сцены, уверяя, что по-прежнему любит тебя. Возможно, и так — он склонен к извращениям. Должно быть, это необычное ощущение — любить женщину, которая не может ответить тебе на любовь.

Она зевнула и подошла к окну.

— С Диком он обращается ужасно, — продолжала она. — Мальчик боготворит мать, а Ричард, как я понимаю, собирается сделать из него игрушку для себя, лишь бы досадить жене. Как он тебе понравился?

— Он еще маленький и, как все дети, легко уязвимый.

— Я удивляюсь, как он вообще появился на свет, когда вспоминаю ужасы, которые рассказывала мне Мери. Однако мне лучше пощадить твои чувства, ты ведь все еще высокого мнения о моем братце. Я рада, что лорд Робартс не нашел мальчишку. Он ведь поклялся, что повесит любого родственника Ричарда.

— Кроме тебя.

— Ах, я не в счет. Миссис Денис из Орли Корта не имеет никакого отношения к Гартред Гренвиль. — Она снова обвела взглядом стены, затем выглянула во двор. — Кажется, в этой комнате держали идиота? Мне помнится, как раз из этого окна он корчил рожи Киту, когда мы его привезли сюда двадцать пять лет тому назад.

— Понятия не имею. В Менабилли эту тему не затрагивают.

— Мне что-то говорили о каких-то тайниках в этом доме, — продолжала она, стараясь казаться равнодушной. — Не могу вспомнить, что именно. Какой-то встроенный шкаф, кажется, куда они запирали идиота, когда тот буйствовал. Так мне Кит говорил. Ты не отыскала его?

— Здесь нет никаких встроенных шкафов, кроме того, с ящичками, но в него никого не спрячешь.

— Мне так неприятно, — продолжала она, — что из-за моего вторжения тебе пришлось уступить свою комнату Джоанне Рэшли. Я могла спокойно поместиться и в этой. К тому же, слуги сказали мне, что до того, как ты в ней поселилась, она пустовала.

— Было проще предоставить тебе и твоим дочкам более просторные покои, чтобы ты могла приглашать гостей к себе на обед.

— Ты всегда была неравнодушна к лакейским сплетням, насколько я помню. Привычка всех старых дев. Наверное, когда они подглядывают и подслушивают у закрытых дверей, у них улучшается аппетит.

— О других не скажу, но боюсь, мой жидкий бульон не становится вкуснее, когда я представляю, как ты прижимаешься к лорду Робартсу.

Она взглянула на меня, и я подумала: интересно, в ком больше ненависти, в ней или во мне?

— По крайней мере, мое присутствие здесь избавило вас от крупных неприятностей. Ведь я знаю Джека Робартса уже очень давно.

— Постарайся тогда, чтобы он не скучал, это все, о чем мы тебя просим.

Наш разговор начал доставлять мне удовольствие, и, поняв это, она повернулась к двери.

— Я не могу гарантировать, что его хорошее настроение сохранится. Он весь позеленел сегодня во время обеда, когда что услышал, что Ричард в Лангидроке, а сейчас уехал на совет в Фой. Кажется, у них там намечается встреча с Эссексом и другими командующими.

— Я уверена, что к утру ты ему исправишь настроение, — заметила я.

Она положила ладонь на ручку двери, глазами все еще рыская по гобеленам, закрывавшим стены.

— Если они проиграют эту компанию, нам не поздоровится. Побежденный солдат — опасное животное. Джек Робартс отдаст приказ сравнять Менабилли с землей.

— Да, — сказала я, — мы уже знаем об этом.

— Заберут все: одежду, украшения, мебель, еду, — и обитателям тоже не сладко придется. Он, должно быть, интересный человек, твой зять, Джонатан Рэшли. Уехать из дома, зная почти наверняка, что поместье в конце концов разрушат.

Я пожала плечами, и тут, уже в дверях, она все же не вытерпела:

— Он по-прежнему собирает серебро для монетного двора?

Я улыбнулась, впервые за нашу беседу; теперь мне стало ясно, что так интересовало Гартред.

— Не знаю, — ответила я. — Понятия не имею. Но если подождешь, то когда поместье разграбят, мы точно узнаем, прятали здесь что-нибудь или нет. Доброй ночи, Гартред.

Она еще с минуту смотрела на меня, затем повернулась и вышла. Так вот в чем дело! Если бы необходимость понадежней спрятать Дика не занимала так мои мысли, я бы, наверное, уже давно догадалась. Кто бы ни выиграл войну у нас в Корнуолле, это Гартред мало волновало; она всегда позаботится о том, чтобы заручиться поддержкой победителя. Ей не лень шпионить в пользу любого из противников. Я уже готова была уподобиться Темперанс Соул и процитировать Священное Писание: «Ибо, где будет труп, там соберутся орлы». Если в ходе войны можно кое-чем поживиться, Гартред Денис не засидится дома. Вновь у меня в памяти промелькнуло, как она торговалась из-за брачного контракта с Китом; как — уже будучи вдовой — лихорадочно выгребала из ящиков побрякушки, покидая Ланрест, и я вспомнила слухи, дошедшие до меня после смерти ее второго мужа, что поместье Орли Корт обременено долгами, и к тому же, по достижении ее дочерьми совершеннолетия, должно перейти к ним. Третьего мужа Гартред себе пока не нашла, а жить как-то надо. Корнуэльское серебро пришлось бы очень кстати, сумей она заполучить его.

Это, без сомнения, и было ее целью, а моя комната, судя по всему, вызывала у нее наибольшие подозрения. Секрета контрфорса она не знала, но помнила, что какой-то тайник в Менабилли есть, и отсюда заключила, что во время войны Джонатан не преминет им воспользоваться. Я уверена, ей и в голову не могло прийти, что в тайнике вместо серебра прятали ее племянника. Также я не сомневалась, что она ведет свою игру в одиночку, и лорд Робартс тут ни при чем. Позволяя ему провести с собой ночь-другую, она лишь сочетала приятное с полезным. Намного вкуснее было за ужином есть жареное мясо, чем пить пустой жидкий бульон; к тому же, она всегда питала слабость к грузным мужчинам. Но как только она обнаружит, что одной ей отыскать сокровища не под силу, она плюнет на последствия и раскроет перед ним все карты.