Сьюзен Филлипс - Герои – моя слабость

В жизненной игре Энни не принадлежала к числу победителей, что ясно показывал счет: Кенли Харп – четыре, Энни Хьюитт – ноль. Не то чтобы Энни ревновала к покойнице, просто ей страстно хотелось быть такой же независимой. Впрочем, ослепительная красота и феноменальный ум ей бы тоже не помешали.

Будь на месте Тео кто-то другой, она сменила бы тему разговора, но их отношения вышли далеко за границы нормального, так что Энни беззастенчиво задала интересующий ее вопрос:

– Если твоя жена обладала всеми этими достоинствами, почему же она убила себя?

Тео не торопился с ответом. Он мягко оттеснил Ганнибала от перевернутой мусорной корзины, затем проверил оконные шпингалеты и наконец произнес:

– Кенли хотела наказать меня за то, что я заставил ее страдать.

Равнодушие Тео вполне соответствовало образу злодея, которым считала его Энни, однако оно показалось ей наигранным.

– Ты и меня заставил страдать, но я не собираюсь себя убивать, – небрежно заметила она.

– Звучит обнадеживающе. Только ты не Кенли, и твоя независимость не одна только видимость, как у нее. – Энни молчала, пытаясь осмыслить услышанное, и тут Тео перешел от обороны к наступлению. – Довольно болтать всякий вздор. Раздевайся.

– Раздеваться? Ты бредишь?

Тео обошел кота.

– Да ну? После прошлой ночи нам, кажется, нечего терять. Думаю, ты будешь рада узнать, что теперь твой коттедж буквально завален презервативами. Они разбросаны повсюду.

Этот человек и впрямь был настоящим дьяволом. Энни обвела глазами спальню.

– Ты и здесь их спрятал?

Тео кивнул:

– В верхнем ящике ночного столика. Рядом с твоим плюшевым мишкой.

– Это не просто мишка, а коллекционный.

– Прими мои извинения. – Тео держался легко и непринужденно, будто думал лишь о том, как бы соблазнить Энни. – Еще я оставил резинки в студии, на кухне, в ванной и набил ими карманы. – Он скользнул взглядом по ее фигуре. – Хотя… мне хотелось бы попробовать с тобой многое другое, для чего презервативы не понадобятся.

Тело Энни будто пронзило электрическим током. Услужливое воображение тотчас нарисовало ей одну за другой самые непристойные картинки, чего и добивался Тео. Усилием воли она заставила себя вернуться к реальности.

– А ты чертовски самонадеян.

– Как ты верно заметила, до конца зимы еще далеко.

Разумеется, Тео просто притворялся, разыгрывая соблазнителя. Он лишь хотел заставить ее замолчать, покончить с вопросами. А может, и нет. Энни затянула пояс халата.

– Что касается меня… голый секс без эмоциональной близости мне не интересен.

– Напомни-ка, о какой эмоциональной близости шла речь прошлой ночью… потому что ты показалась мне довольно заинтересованной.

– Тот эпизод всего лишь досадная случайность. Помутнение рассудка, вызванное алкоголем. – Энни немного лукавила, и едва ли Тео принимал ее слова за чистую монету, хотя, в сущности, она сказала правду. Ганнибал снова тронул лапой мусорную корзину, угрожая ее перевернуть, Энни подхватила его на руки. – Оставим эту тему, лучше скажи мне, почему ты приехал на Перегрин-Айленд, вместо того чтобы выбрать более приятное место.

Вся его игривость и дьявольская обольстительность улетучились, как дым на ветру.

– Хватит допытываться. К тебе это не имеет никакого отношения.

– Имеет, если ты хочешь, чтобы я разделась. – Энни изобразила нечто похожее на мурлыканье. Неужели она и впрямь пыталась превратить секс в разменную монету? Ей впору было устыдиться, но, поскольку Тео не покатился со смеху, она даже не покраснела. – Я предлагаю тебе постель в обмен на честность.

– Ты, должно быть, шутишь.

Никоим образом. Энни погладила кота между ушами.

– Я не люблю секретов. Если хочешь увидеть меня раздетой, тебе придется предложить мне кое-что взамен.

Тео угрюмо нахмурился.

– Ну, уж не настолько сильно я хочу увидеть тебя голой.

– Тебе же хуже. – Откуда в ней эта самоуверенность? И эта жесткость? Энни стояла посреди спальни во всей своей кошмарной красе: в непомерно большой мужской пижаме, старом купальном халате и вдобавок, возможно, беременная, о чем не стоило забывать. Однако держалась она с неподражаемым апломбом, словно только что сошла с подиума после показа модной коллекции. – Подержи-ка своего кота, пока я позабочусь о безвременно ушедшем от нас дорогом друге.

– Я сам справлюсь.

– Как хочешь. – Она подняла кота к самому лицу, так что оказалась с ним нос к носу. – Идем, Ганнибал. Твоему папочке нужно избавиться от очередного трупа.

С котом на руках она стремительно вышла из спальни. Чувство глубокого удовлетворения согревало ей сердце. Она не много сумела узнать о Тео, но все же ей удалось сравнять счет. Опустив на пол кота, Энни задумалась над словами Харпа о том, что ее независимость не одна только видимость. Что, если он прав? Что, если Энни Хьюитт не такая уж размазня, как она привыкла о себе думать?

Эта мысль ошеломила ее своей новизной, но, вспомнив недавнее разочарование, Энни отмела ее. Хотя… если Тео сказал правду, ей следовало радикально пересмотреть свою самооценку, изменить отношение к самой себе.

«Не будь бесхребетной, Антуанетта. Твердости характера, силы духа, вот чего тебе недостает».

«Нет, мама, – подумала Энни. – Я не ты, но это еще не значит, что мне недостает силы духа. Я ведь сумела дать тебе все, чего ты хотела, прежде чем ты ушла из жизни, верно?»

И теперь приходилось за это расплачиваться.

Входная дверь распахнулась и захлопнулась. Мгновение спустя Тео вошел в гостиную. Он заговорил так тихо, что Энни едва разобрала его слова:

– Я не мог писать. Мне нужно было скрыться от всех.

Энни повернулась и настороженно замерла.

Тео остановился у книжного шкафа. Волосы его растрепались от ветра, когда он выходил во двор, чтобы избавиться от мышиного трупика.

– Я не мог вынести жалость своих друзей и ненависть родных жены. – У него вырвался горький смешок. – Ее отец сказал мне, что я виновен в смерти Кенли, как если бы сам затолкал таблетки ей в горло. Возможно, он прав. Ты услышала достаточно?

Тео, повернувшись, направился в мастерскую. Энни последовала за ним.

– Если ты хотел сбежать, почему не выбрал место, которое не вызывает у тебя отвращения? Лазурный берег или Британские Виргинские острова? Видит бог, ты можешь себе это позволить. Но ты предпочел поехать сюда.

– Я люблю Перегрин. Хотя и терпеть не могу Харп-Хаус. Остров – идеальное место, чтобы снова начать писать. Здесь ничто меня не отвлекает. По крайней мере так было, пока не появилась ты. – Тео исчез за дверью студии.

Его объяснение звучало убедительно, но кое о чем он умолчал. Энни вошла в мастерскую следом за ним.

– Пару недель назад я видела, как ты выходишь из конюшни. День был морозный и ветреный, однако ты стянул свитер. Зачем ты это сделал?

Тео медленно оглядел царапину на полу. Энни решила, что он не ответит. Но после долгого молчания он заговорил:

– Я хотел хоть что-нибудь почувствовать.

Один из классических признаков психопатии – неспособность испытывать обыкновенные чувства, но гримаса боли на застывшем лице Тео выдавала душевное страдание. Энни ощутила неловкость. Ей не хотелось больше слушать.

– Ладно, оставлю тебя в покое, – сказала она и отвернулась.

– Вначале мы были счастливы, – глухо произнес Тео. – Во всяком случае, я так думал.

Энни робко посмотрела на него.

Он стоял, разглядывая роспись на стене, но Энни показалось, что он не видит изображенного художником такси, въехавшего в витрину магазина.

– Потом Кенли начала чаще звонить мне с работы. Поначалу я не придавал этому значения, но вскоре она начала забрасывать меня сообщениями. Я получал их каждый день, каждый час. Она звонила, отправляла имейлы и эсэмэски. Она хотела знать, где я, что делаю. Если я сразу не отвечал, Кенли впадала в ярость и обвиняла меня в том, что я встречаюсь с другими женщинами. Я никогда не изменял ей. Никогда. – Тео посмотрел наконец на Энни. – Она бросила работу. А может, ее вынудили уйти. Точно не знаю. Ее поведение становилось все более странным. Она говорила своим родственникам и кое-кому из друзей, что я сплю с кем попало, жаловалась, что я угрожал ей. Наконец я отвел ее к психиатру. Он назначил Кенли курс лечения, на какое-то время ей стало лучше, но потом она бросила принимать лекарства, заявив, что я пытаюсь ее отравить. Я пробовал искать помощи у ее родных, но при них Кенли никогда не устраивала сцен, и они отказались поверить, что с ней действительно что-то не так. Потом она начала нападать на меня. Бить, царапаться. Я боялся, что сорвусь и ударю ее в ответ, поэтому съехал. – Руки Тео сжались в кулаки. – Она покончила с собой неделю спустя. Как тебе такая сказочка из жизни?

Энни потрясенно молчала, стараясь казаться невозмутимой – Тео не принял бы жалости.

– Неудивительно, что ты женился на психопатке.

Тео удивленно поднял брови. Потом его сведенные напряжением плечи расслабились, опустились.

– Да, пожалуй. Подобное стремится к подобному, верно?

– Так говорят. – Энни посмотрела на кукол, сидевших на полке, и вновь перевела взгляд на Тео: – Объясни мне теперь, в чем ты виноват. Помимо того, что женился на Кенли.

Тео снова сжался, ощетинился.

– Ладно тебе, Энни. Не будь наивной. Я ведь знал, что она серьезно больна. Я не должен был оставлять ее одну. Если бы я решился пойти наперекор ее семье и положить Кенли в больницу, как и следовало поступить, возможно, она осталась бы жива.

– В наши дни не так-то просто уложить кого-то в психушку против его воли.

– Я мог бы найти способ.

– Может, да, а может, и нет. – Ганнибал, выгнув спину, потерся о ноги Энни. – Не знала, что ты такой сексист[22].

Тео недоуменно вскинул голову:

– О чем это ты?

– Любая разумная женщина, будучи замужем за мужчиной, который обращался бы с ней так, как обходилась с тобой твоя жена, ушла бы из дома, нашла убежище, сбежала, чего бы это ни стоило. Но ты ведь мужчина, самец, ты должен стоять как скала. Верно?

На мгновение Тео смешался.

– Ты не понимаешь.

– В самом деле? Ну, если ты твердо решил жить, взвалив на себя груз вины, покайся в истинных, а не мнимых грехах. Например, в том, что не накормил меня сегодня ужином.

Легкая тень улыбки тронула губы Тео.

– Ну а ты что вытворяешь?

– Ты о моей пижаме? Не одобряешь моих вкусов? Не знаю, что тебе на это сказать.

– Я о твоей глупости. Совесть у тебя есть? – проворчал он более сурово. – Обещай, что никогда больше не будешь разгуливать пешком. А когда сидишь за рулем, открывай глаза пошире и смотри в оба.

– Ладно, буду таращиться изо всех сил. – Энни узнала наконец правду о браке Тео, но тотчас же пожалела об этом. Удовлетворив свое любопытство, она пошатнула разделявшую их стену. По ее вине крепость дала трещину, вывалился еще один кирпич. – Доброй ночи, – сказала она. – Увидимся завтра утром.

– Эй, мы же заключили сделку. Разве ты не должна теперь раздеться?

– Ничего хорошего из этого не вышло бы. – Энни изобразила покаяние. – Не хочу оскорблять тебя жалким подобием секса.

– А ты рискни. Я готов принять это оскорбление.

– Сейчас не лучшее время. Ты слишком много наговорил. Потом сам меня поблагодаришь.

– Я в этом сильно сомневаюсь, – пробормотал Тео, оставшись один.

В субботу вечером в городке проходило ежемесячное празднование Дня омара, и Джейси попросила Энни отвезти ее в ратушу.

– Дело не во мне, – объяснила она. – Меня беспокоит, что Ливия почти не общается с другими детьми. К тому же я смогу познакомить тебя со всеми, кого ты еще не знаешь.

Джейси впервые покидала Харп-Хаус с тех пор, как сломала ногу. Готовя шоколадно-ореховый торт для праздничного угощения, она то и дело улыбалась, охваченная радостным предвкушением. Ей не терпелось вырваться из дома. Определенно она собралась в город не только ради дочери.

Старенький, видавший виды «шевроле-субурбан», автомобиль Джейси, стоял в гараже. Как и у многих потрепанных машин на острове, краска на кузове местами проржавела, а колпаки с колес куда-то исчезли вместе с номерными знаками, но Джейси решила ехать на своем внедорожнике из-за крепко прилаженного детского сиденья для Ливии.

Пристегнув девочку к креслу ремнем, Энни пристроила торт на полу за пассажирским сиденьем, а затем помогла Джейси сесть в машину. Вечер выдался ветреный, но бесснежный. Ледяная короста на земле почти растаяла, дорога уже не казалась такой опасной, как раньше. И все же Энни почувствовала облегчение, садясь за руль внедорожника, а не собственного автомобиля.

Она надела единственную юбку, захваченную с собой из Нью-Йорка. Узкую темно-зеленую юбку-карандаш с мягкой шерстяной оборкой, едва прикрывавшей колени. К юбке она подобрала белый тонкий обтягивающий джемпер из материнского гардероба, клюквенного цвета колготки и короткие, чуть выше щиколоток, шнурованные сапожки дизайнерской работы. Энни заметила их прошлой зимой в витрине магазина, торгующего подержанными товарами, и купила почти за бесценок. Вычищенные, с замененными шнурками, они смотрелись как новые.