Признание Венис в любви погубило его, разрушило всю защиту, которую он выстроил, уничтожило все веские, обоснованные доводы, по которым ему следовало держаться на расстоянии от Венис, как физически, так и эмоционально. Ее слова раздули в пламя все надежды и желания, которые он так упорно гасил.

Ноубл считал, что Венис так же далека от него, как те проклятые звезды, что усыпил и прошедшей ночью его бдительность. Всю свою жизнь она добивалась любви и похвалы отца, человека, который так ненавидел Ноубла, что использовал все свое политическое влияние, чтобы во время войны Ноубл оказался на передовых рубежах.

Ноубл откинул с лица волосы и вздохнул. Что он мог предложить Венис?

Она не была глупой, но по какой-то причине любила его. Она предпочла его той жизни в роскоши и удовольствиях, которую Ноубл мельком наблюдал через дверь кухни Тревора. Господи, Ноубл надеялся, что не доживет до того дня, когда Венис пожалеет о своем выборе.

Ноубл со стоном плюхнулся на спину, и этот звук разбудил Венис.

Собственное тело казалось ей усталым и расслабленным, как будто она только что пробежала пять миль, приняла горячую ванну, выпила сливок и потом закуталась в самую дорогую кашемировую шаль. Сливок? Нет, шоколада. Горячего, дымящегося шоколада. Венис замурлыкала и потянулась.

Да, это определенно был шоколад, смешанный со всеми другими сладостными добавками. Она ощущала себя удовлетворенной и обессилевшей — полностью. И все из-за Ноубла.

Вздрогнув, Венис открыла глаза.

Ноубл лежал на спине рядом с ней, закрыв глаза согнутой в локте рукой, и Венис, осторожно придвинувшись, натянула одеяло ему на плечи.

Она никогда не думала, что два человека могут быть соединены так плотно, так крепко, как они этой ночью. Их слияние было только частью более прекрасного союза, безмерное удовольствие — только началом. Венис тихо, удовлетворенно вздохнула, и Ноубл, убрав руку, взглянул на нее.

Поверх толстого одеяла на него смотрели серебристые глаза. Венис лежала на расстоянии ладони от него и пальцами сжимала одеяло, а в глазах у нее было безмолвное, настороженное ожидание. Нерешительно протянув руку, она дотронулась до его ребер.

Со свистом выдохнув сквозь зубы, Ноубл накрыл ее руку своей и прижал ее ладонь к своему боку.

Неуверенно улыбнувшись, Венис медленно прочесала ногтями свои густые темные волосы, которые исчезали под одеялом, скользя вниз, к бедрам, а затем вопросительно посмотрела на Ноубла, словно нуждалась в его разрешении на прикосновение, хотя он мог бы поклясться чем угодно, что ради такого наслаждения готов голым пересечь в полдень пустыню.

Венис настороженно смотрела на него, а Ноубл задержал дыхание и вдруг понял: она стесняется! Она не была уверена в его реакции и чувствовала себя, как нищий на банкете. Очевидно, банкетом было его тело. Эта мысль воодушевляла, забавляла и возбуждала.

Сомкнув пальцы у нее на запястье, он настоял, чтобы она познакомилась с его телом, и она охотно послушалась, а Ноубл вздохнул от удовольствия. Но когда рука Венис под одеялом опустилась ниже, мышцы на животе Ноубла мгновенно напряженно сжались.

Почувствовав это, Венис отдернула руку в более безопасное место, и ее щеки густо покраснели.

— Прости, — пробормотала она.

Ей ужасно не хотелось, чтобы ее считали девочкой, которая мечтает о второй порции торта на праздновании дня рождения. Что ж, подумал Ноубл, хорошие манеры должны этим и ограничиться.

— Венис, ты можешь трогать меня, — тихо сказал он и скривил губы от отвращения к себе. Его слова прозвучали так, словно он предлагал ей сделать последний шаг к падению. Удивительно, что она не дала ему пощечину. — Я хочу сказать, что мне очень приятно, когда ты меня трогаешь. Это правда. — Все лучше и лучше. Пропади все пропадом! Ее глаза потемнели до цвета старинной оловянной посуды, и их выражение невозможно было определить. — Понимаешь, Венис… — Что бы Ноубл ни собирался сказать, слова замерли у него на губах. Словно загипнотизированный, он вытянул палец и нежно провел его кончиком по густым черным ресницам, обрамлявшим ее глаза, погладил темные брови, коснулся губ, скользнул по шее и остановился на бившейся там жилке. — У меня нет слов, Венис. Я отдал бы их тебе, если бы мог. Я отдам тебе все, что в моей власти, чтобы только чувствовать на себе твои руки, чтобы только ты любила меня. Что я должен сделать? Что я должен сказать? Помоги мне.

Венис раскрыла губы, чтобы ответить, но Ноубл оказался слишком проворным и слишком голодным. Наклонив голову, он накрыл ее губы своими, и Венис полностью открылась для него; он завладел ее ртом, и его язык закружился вокруг ее языка. Рот Ноубла наполнился ее вкусом, их окружили аромат мятой хвои и запах занятия любовью.

— Займись со мной любовью, Ноубл. — Желание Венис вырвалось на волю. — Пусть это произойдет снова.

Дальнейшего поощрения Ноублу не требовалось. Пыл Венис воспламенил его страсть до точки всепоглощающего пожара.

Позже Ноубл натянул брюки и помедлил минуту, сохраняя в памяти каждую нежную черту спящей Венис. Она, наверное, совсем без сил, и он должен дать ей поспать, но было трудно не прикасаться к ней, и поэтому, не желая ее мучить, Ноубл в конце концов ушел.

Он подошел по тропе к краю ущелья, где далеко внизу, еще скрытая в темноте, бурлила черная вода, и, упираясь каблуками, спустился вниз. Невидящим взором он смотрел через глубокую пропасть, сознавая, что на вопросы, которые не давали ему спать, все же придется ответить.

— Ноубл?

Это было маленькое хрупкое видение, материализовавшееся из предрассветного тумана. Венис завернулась в одеяло, а ее черные волосы каскадом струились у нее по плечам.

— Я проснулась, а тебя нет.

— Прости.

— Я просто… Я не… — Венис старалась найти какой-то способ объяснить, что она проснулась, а его не было, и ее захлестнуло пугающее ощущение, будто она осталась брошенной, которое, очевидно, всегда поджидало ее со злорадной настойчивостью. — Мне это не понравилось.

— Отныне и впредь я всегда буду там, где ты просыпаешься, — улыбнулся Ноубл.

— Если бы только я могла этому поверить.

— Поверь. Ведь именно там просыпается муж? Рядом со своей женой.

— Муж? — Венис посмотрела на него как-то странно.

— Да, — тихо ответил он. — Я не слишком хорошо веду себя, верно? — Он сделал несколько шагов к ней и, медленно опустившись перед Венис на колени, взял ее руки и не отпустил, когда она попыталась забрать их. Он не произносил никаких приятных слов, которых она достойна, он не ухаживал за ней как полагается, он лишил ее девственности еще до того, как произнес клятву. По крайней мере это он может исправить.

— Венис, я люблю тебя. Думаю, что так или иначе я любил тебя почти всю свою жизнь. Выходи за меня замуж. Прошу тебя.

На бледном лице ее глаза казались огромными, и Венис настойчиво тянула свои руки из его рук.

— Выходи за меня замуж, девочка.

Венис отвернулась, беспокойно оглядывая небо, горы и пропасть, как будто искала какой-то ответ.

— Венис? — Что-то было плохо, ужасно плохо.

Она сделала глубокий вдох и глазами, блестящими от непролившихся слез, посмотрела Ноублу прямо в глаза.

— Ноубл. — Ее горло сжималось от спазмов. — Хотя я полностью осознаю честь, которую ты оказываешь мне, к сожалению, я должна отказаться от твоего лестного предложения.

— Что?

— Я не хочу выходить за тебя замуж, Ноубл.

Глава 20

— Как это понимать, что ты не хочешь выходить за меня замуж? Или это означает, что ты не можешь? — вскочив на ноги, потребовал ответа Ноубл. Его лицо покрылось глубокими зловещими морщинами, и Венис почувствовала, что пятится от его негодования. — Если это из-за твоего отца, Венис, то я решу с ним этот вопрос. Обещаю.

— Нет. Дело не только в нем…

— Не только в нем? А в чем тогда? — Его лицо стало совсем мрачным. — Ты помолвлена с кем-то другим? Потому что, уверяю тебя, после последней ночи мое право превосходит право любого другого твоего кавалера, независимо оттого, были опубликованы чертовы оглашения или нет!

— Нет, никого другого нет. Я не помолвлена.

— Тогда что за чертовщину ты несешь? — Он запустил руку в волосы, очевидно, изо всех сил стараясь оставаться спокойным, но это ему не очень удавалось.

Венис следовало ожидать, что он отреагирует именно так. Ноубл был… благородным.

— Я просто не могу. Это будет несправедливо по отношению к каждому из нас.

Воинственно нагнув голову, он приблизился на шаг.

— Ты не можешь, глядя мне в глаза, сказать, что был кто-то до меня, так как, несмотря на то что я не знаток отношений между мужчиной и женщиной, я, можешь нисколько не сомневаться, знаю достаточно о женской анатомии, чтобы понять, что больше никого не было.

— Конечно, нет! — возмутилась Венис и осознала, что сделала шаг вперед. Тем не менее какая-то ее потаенная часть не могла не порадоваться тому, что у Ноубла немного опыта с другими женщинами.

— Тогда почему, черт побери, ты не хочешь выйти за меня замуж? — Теперь они стояли почти нос к носу, и Венис потупилась под его взглядом.

— Я… не смогла бы справиться с этим.

— Справиться с чем? — Осознав смысл ее слов, Ноубл прищурил золотистые глаза. — Уже жалеешь, Венис? — с горечью спросил он. — А как же «Я люблю тебя»? Или ты просто спутала вожделение с любовью?

— Ты большой тупой осел! Я люблю тебя!

— Конечно. — В одном резком слове была гора недоверия.

— Люблю. — Она вздернула подбородок. — И ты это знаешь.

Мгновение он смотрел на нее со смешанным чувством смущения и боли, а потом с проклятием схватил за плечи и слегка встряхнул:

— Ты права. Я действительно это знаю. И именно поэтому здесь нет никакого смысла. Почему ты не хочешь выйти за меня замуж?

Схватив его за воротник рубашки, Венис, в свою очередь, встряхнула его:

— Неужели ты не понимаешь? — Теперь и ее голос был полон страдания. — Все кончится тем, что мы просто возненавидим друг друга.

— Возненавидим друг друга? — в растерянности повторил Ноубл. — Почему мы… Это как-то связано с тем, что я — сын кухарки, а ты — дочь богача?

— Нет. Да.

— Так что именно, Венис?

— В конце концов ты станешь презирать меня, Ноубл, а я этого не вынесу.

Ноубл обнял ее, привлек к себе. Венис пахла потом и дегтем, но все равно замечательно.

— Милая, ты говоришь ерунду. Я люблю тебя.

— Это не продлится долго.

— Это уже длится долго. Больше десяти лет.

— Это только потому, что тебе не приходилось жить со мной, жить жизнью Лейландов, нести ношу долга Лейландов.

— Долг Лейландов? Венис, я не собираюсь жить, как Лейланд. Я твердо намерен вести такую же жизнь, какую вел последние семь лет. Я почему-то думал, что тебе такая жизнь тоже нравится.

— О, нравится! Мне бы тоже хотелось так жить.

— Тебе ничто не мешает.

— Многое мешает, — грустно сказала она.

— Полагаю, под «долгом Лейландов» ты подразумеваешь этот проклятый Фонд. Венис, вся жизнь твоего отца в том, чтобы управлять этой маленькой империей. Ты ему не нужна.

— Я знаю. Но он не будет жить вечно.

— Я бы не был так уверен в этом, — саркастически заметил Ноубл, поглаживая пальцем пряди ее шелковистых волос.

— Со временем, — продолжала Венис, — я унаследую определенные обязательства и обязанности.

— Послушай, если ты беспокоишься, что старик Трев подумает, что я женился на тебе из-за его денег, честно, Венис, я и гроша не возьму из имущества Лейландов. Прежде всего цена высоковата.

— Вот именно, Ноубл. — Она оттолкнула его. — Фонд, власть, богатство — это все я. И бессмысленно пытаться изменить себя, в итоге останется только разбитое сердце. Я не хочу любить тебя, чтобы потом все это разрушилось.

— Ничто не разрушится. — Ноубл был озадачен и рассержен.

— Я не переживу, если потом потеряю тебя. Я не хочу этого. И ты не должен уговаривать меня!

— Э-э-эй! Э-эй! — Неожиданный крик, веселый и добродушный, эхом разнесся по узкому каньону. — Венис, дорогая моя! Вот ты где!

Венис вздрогнула, а Ноубл, раздраженно заворчав, обернулся. Небольшая щеголеватая фигура трусила через луг на маленьком ослике. Милтон Лейланд, дядя Венис, прибыл спасать их — опоздав ровно на двенадцать часов.

Сняв с лысой головы свой касторовый цилиндр и весело размахивая им над головой, Милтон поспешил вперед и на ходу прокричал:

— Они в овраге, Картер! Ты оказался прав, старик!

— Дядя Милтон! — воскликнула Венис и, вырвавшись из рук Ноубла, побежала навстречу дяде. — Слава Богу, с тобой все в порядке!