Выйдя на улицу, Белый закурил. Дым проник в легкие, приятной прохладой окутал мозг, успокоил кровь, стало легче. Он постоял, подумал: куда идти? Желания заливать горе вином не было и в помине. И он отправился домой.

Где-то в районе одиннадцати раздался телефонный звонок. Мать заглянула к нему в комнату.

– Иди, твоя подружка звонит.

Белый лежал на тахте, щелкал телевизионным пультом, гоняя программы.

– Меня нет, я умер, испарился, исчез, – сказал он медленно, продолжая методично нажимать на кнопку и глядя на экран пустым взглядом.

– Не помирились, значит, – прокашлявшись, сказала мать, подождала и, не получив никакого ответа, пошла к телефону, разбираться.

Вскоре она опять заглянула к нему:

– Сказала, завтра позвонит.

– Пусть звонит, если больше заняться нечем.

– Она мне никогда не нравилась, – вздохнув, сообщила мать.

– Я догадывался, – ответил Сергей, немного помолчав.

Через неделю вся школа была в курсе, что Белый и Алиска рассорились. И весьма серьезно. Но поскольку и он, и она хранили молчание, всем оставалось только строить предположения, какая же черная кошка пробежала между ними.

16

– Все! Хорэ! У меня уже шифер дымится! – Сергей закрыл учебник и мягким, точным движением бросил его на стол.

Тот приземлился рядом с пособием юного химика.

– Уговорил. Перерыв. – Даша украдкой взглянула на Сергея и сказала то, о чем не хотелось говорить, но сказать было необходимо: – Только мне кажется, что ты уже вполне можешь заниматься самостоятельно. Без моей помощи.

– Как бы не так, – мгновенно отреагировал Сергей и, хитро прищурившись, заявил: – Даже не мечтай, от меня так легко не отделаешься.

Даша задохнулась от нежности к нему. Дурачок! Отделаться! Да она готова на все, что угодно, ради него! Даже оказаться в сумасшедшем доме! Что, в принципе, было не исключено, потому что нервы у нее были ни к черту! И ведь сама на эту пытку напросилась, глупая!

Днем, во время занятий, когда Сережка сидел рядом с ней, ей хотелось протянуть руку и погладить его припухший подбородок. Но она знала, что никогда не позволит себе этого интимного, откровенного жеста. А ночью было еще хуже. Ночью она почти не спала. Все вздыхала, ворочалась, вспоминала: вот он улыбнулся своей неотразимой улыбкой на миллион долларов, вот посмотрел на нее как-то по-особенному… Вот он задумался, нахмурился и снова ей улыбнулся… Она собирала эти крохи внимания, как собирают драгоценный жемчуг, нанизывая их зернышко за зернышком на ниточку воспоминаний. Были среди них и приятные, и пугающие. Даша помнила, что чуть не упала в обморок в первый день занятий.

Она ждала прихода Сергея, как ждут любимый праздник. Прибралась в комнатах, купила торт к чаю (возможно, они в перерыве просто посидят на кухне и поболтают) и, конечно же, больше часа провела перед зеркалом. Все прихорашивалась. Сначала накрасилась поярче, нарядилась броско, распустила волосы по плечам, гладко зачесав их под бархатный ободок, взглянула на себя и испугалась – нет, это не она, а какая-то другая девушка. И тут же побежала умываться и снимать с себя короткую юбку. Может, все это и неплохо выглядело на ней, но совсем не отвечало ее стилю. В общем, дверь она пошла открывать ему в обычных домашних джинсах, хлопковой джинсовой рубашке с туго заплетенной косой. И, как уже было раньше сказано, чуть не грохнулась в коридоре в обморок, увидев его разбитое лицо.

Сердце ее защемило от жалости. Именно в этот момент Даша всей душой остро осознала значение старинной русской поговорки: жалеет – значит любит. Но она каким-то чудом сумела справиться с собой. Скорее всего, интуитивно, где-то на уровне подсознания, вдруг поняла, что он не примет от нее сочувствия. Не в том он настроении, не те у них отношения. Она решила, что шутка здесь будет более уместна. Наплела что-то про Хоттабыча, пришло же такое в голову! Но Сергей оценил это по достоинству. Задрав голову, он рассмеялся громко и искренне, а потом сказал: «Да! С тобой не соскучишься!» С ним тоже.

Вот уже неделю Белый с Алисой в ссоре. Приходят в школу отдельно, уходят порознь. Не выдержав этой неопределенности, Даша решила поговорить с Алиской по душам. Она даже собиралась, если понадобится, приободрить подругу. Но все ее старания быть великодушной в ущерб себе оказались напрасными. Алиска не приняла ее жертвы, только огрызнулась:

– Чего вы все лезете? Как поссорились без вашей помощи, так и помиримся!

Больше Даша к Алиске с разговорами на эту тему не приставала. И без того было ясно, что их дружба висит на волоске. И Сергей здесь, в общем-то, ни при чем.

Она посмотрела на Сергея и в тысячный раз попыталась понять, переживает ли он из-за ссоры с Алиской, но его лицо было, как всегда, непроницаемым.

– Что? – спросил Сергей, перехватив ее взгляд.

– Нет, ничего, – смутилась Даша и, вспомнив, что у них перерыв, когда они обычно пьют кофе, предложила: – Хочешь кофе?

– Не откажусь.

Вскоре они пили кофе в ее комнате и разговаривали. Как-то так вышло, что Даша попросила Сергея рассказать ей о футболе. Для нее эта игра была чем-то вроде неизведанной страны. Сергей сначала удивился, а потом увлекся и стал посвящать Дашу в детали фанатского движения.

– Среди фанатов есть просто легендарные личности, не пропустившие ни одного матча чуть ли не с первого чемпионата СССР. – Глаза Сергея светились неистовым огнем. – Первого спартаковского «футбольного могикана» звали Софрон, он умер года три назад. Теперь на место Софрона пpишли Профессор, Стоп-мозги, Четверг, Полвосьмого, Бабушка, Консерва. Никто уже толком не помнит, за что им дали такие кликухи, но они считаются одними из самых древних, авторитетами фанатского движения, и у каждого есть своя команда.

– Как у тебя? – спросила Даша, начиная понимать, что для Сергея значит футбол.

Это не увлечение, не дань моде, это неизмеримо большее, образ жизни, если хотите.

– Нет, я всего лишь любитель, – усмехнулся он добродушно. – Нас «левыми» называют, а есть еще и «правые». Вот это боевые группировки. Хотя честь «Спартака» нам всем одинаково дорога. – Сережка поставил пустую чашку на поднос. – Слушай, Даш, раз уж у нас такой душевный разговор зашел, может, ты ответишь мне на один вопрос… – Сергей запнулся. – Нет, наверное, не стоит…

– Ну почему? Спрашивай.

Даша понятия не имела, о чем Сергей хочет спросить, но ей ужасно не хотелось прерывать эту доверительную беседу. Сейчас она была готова ответить на любой его вопрос. На любой! Вот спроси он ее в эту минуту: «Ты меня все еще любишь?» – и она не задумываясь ответила бы: «Сильнее, чем прежде!» Но Сергей спросил другое:

– Я вот смотрю, у тебя по химии много материалов. И учишь ты ее прилежно. Это с чем-то связано?

– Да, – ответила Даша, ничуть не разочарованная этим вопросом. Ей было приятно внимание Сергея. – Хочу стать врачом. Буду в Первый медицинский поступать. С Нового года пойду работать в больницу нянечкой, чтобы практика была. Я уже в том году работала у Юлькиного отца в хирургическом отделении.

– Ничего себе! – восхищенно присвистнул Серега, взглянул на нее оценивающим взглядом и, широко улыбнувшись, уверенно сказал: – А знаешь, ты сможешь. Значит, через каких-нибудь семь-восемь лет станешь хирургом?

– Нет. – Даша покачала головой. – Гинекологом. – Она произнесла это легко, без малейшей тени смущения. Слишком серьезно для нее это было, и решение далось совсем непросто. – Буду помогать появляться на свет новой жизни. – Голос ее сорвался на миг. Даша бросила на Сергея быстрый взгляд и тут же отвернулась: – А знаешь, что мое имя означает в святцах?

– Что?

– Дарья значит «Богом данная». Это отец меня так назвал.

– Красиво, – напряженным голосом отозвался Сергей.

Он понимал, что что-то за этим стоит, но пока не мог понять, что именно. А Даша чувствовала, что ей нужно выговориться, что нет больше сил нести этот непомерный груз. Она резко вскинула голову и заговорила быстро и горячо.

– Может, и красиво! Только знаешь, как тяжело жить с мыслью, что ты получила жизнь от Бога взамен другой жизни. Он отнял жизнь у моей матери, чтобы я жила. Понимаешь? – Даша уже не говорила, она почти кричала, задыхаясь от боли, эмоций, чувств. Взрыв должен был произойти, и он произошел. – Вот я и решила. Решила, стану врачом! Отличным врачом, самым лучшим, какие только бывают на свете! – У нее перехватило дыхание. – И я все сделаю! Все! Чтобы никто, даже всемогущий Бог, не мог вырвать жизнь из моих рук! – Слезы брызнули из Дашиных глаз.

Она хотела закрыть лицо руками, спрятаться от себя, от него, но Сергей не дал ей этого сделать. Он обнял ее крепко-крепко, и она почувствовала его горячее дыхание на своей щеке и услышала слова – нежные, успокаивающие, те самые, которые так нужны были ей сейчас.

– Ну что ты, что ты! Тихо! – Сергей гладил ее по спине и шептал: – Все будет хорошо! Ты станешь врачом, самым лучшим. И все у тебя будет хорошо. Ты мне веришь? – Он обхватил ее лицо ладонями и спросил более требовательно, глядя ей прямо в глаза: – Ты мне веришь?

Она едва кивнула, отмечая про себя, что Сергей наклоняется к ней все ближе и ближе… «Неужели?…» – успела подумать она, но тут его пылающие губы прикоснулись к ее губам. Ее ресницы безвольно опустились, и она окунулась в бесконечное счастье… Она купалась в нем до тех пор, пока длился поцелуй, а потом наступило отрезвление. Даша широко раскрыла глаза, мысль, промелькнувшая в голове, показалась ей ужасной, кощунственной, но справедливой.

Она чуть отстранилась от Сергея, оказавшегося рядом с ней на тахте, и он не стал ее удерживать. Сергей, кажется, и сам был сильно удивлен тем, что только что произошло между ними. Даша облизнула губы, хранившие его вкус, и хриплым, чужим голосом спросила:

– Это ты меня пожалел, да?

На щеке Сергея задергался мускул:

– Это я тебя поцеловал.

Всего лишь на долю секунды она растворилась в синеве его глаз.

– А как же Алиска? – прошептала Даша.

Она ждала ответа с таким нетерпением, с каким, наверное, голодный ждет милостыни.

Сергей выглядел смущенным и растерянным. Это кольнуло в самое сердце.

– Не знаю, – помолчав, признался он. По его лицу пробежала судорога, губы, недавно такие желанные, открывшие для нее многогранный мир чувств, вдруг скривились: – Я не хочу тебя обманывать, Даш… Понимаешь, у нас с ней… Нет, не то… Она…

И тут Дашу охватил панический ужас, она испугалась, что услышит сейчас что-то вроде: Алиса для меня как болезнь, как раковая опухоль, от которой нельзя излечиться, можно только умереть вместе с ней. И Даша поспешно перебила его:

– Знаешь, Сереж, ты сейчас ничего не говори, не нужно. Ты просто уйди, пожалуйста. Мне нужно побыть одной.

– Да, наверное. Да… так будет лучше, – неуверенно и даже как-то виновато произнес Сергей.

Он поднялся, пошел к двери, в какой-то миг замедлил шаг, но затем решительно вышел в коридор.

Даша даже не вышла из комнаты, чтобы проводить его. Этот разговор отнял у нее все силы. Через минуту она услышала, как хлопнула входная дверь, и, не сдерживаясь, зарыдала. Она плакала долго и горько, до тех пор, пока не подумала: «А что это я так убиваюсь? Ведь ничего непоправимого не случилось? Сергей мне ничего такого не сказал, ничем не обидел, напротив, он меня поцеловал…» Она невольно улыбнулась этому чудесному воспоминанию и побежала в ванную умываться. Ей не хотелось, чтобы отец увидел ее заплаканное лицо и стал приставать с расспросами. Она и сама еще толком ничего не понимала. Ее любовь была такой запутанной, такой сложной и непредсказуемой, что трудно было предугадать, что ждет ее завтра.

17

На следующее утро (а была это пятница) Даша специально пришла в школу пораньше. Она надеялась застать Сергея одного, подойти к нему, а там как сложится. Но он появился буквально за несколько минут до звонка, следом за ним с улыбкой в класс вошла Алиска. И было непонятно, то ли они пришли вместе, то ли это случайное совпадение. В такие совпадения Даша не очень-то верила. В чем вскоре и убедилась.

Но не будем нарушать хронологию событий и расскажем обо всем по порядку. Тем более что события в этот день развивались весьма стремительно. Не успела Алиска занять место рядом с Дашей, бросить небрежное «привет», как в кабинет, стуча каблуками, вошла Раиса Андреевна.

– Минуту внимания, десятый «Б»! Я здесь, чтобы сделать одно очень важное сообщение.

Все насторожились, ожидая, что Дондурей, перепробовав все меры воздействия, наконец-то решилась осуществить угрозу насчет родительского собрания. Завуч обвела жестким взглядом притихших ребят и сказала, четко выговаривая слова: