Озадаченный Николай застыл на пороге и стал наблюдать за женой. Она была в голубом бархатном домашнем платье, застегнутом спереди на маленькие перламутровые пуговки.

– Что это ты делаешь? - осведомился князь. Емелия подскочила на месте, но затем робко улыбнулась.

– Ты так тихо вошел, что я не услышала! - И она вновь обратилась к зеркалам. - Я пытаюсь прочесть наше будущее. Буду смотреть в зеркала, пока одно из них не покажет мне его. Если долго ничего не увижу, тогда расплавлю восковую свечу и вылью в воду. По тому, как воск застынет, можно будет угадать, что нас ждет.

Николай закрыл дверь и, подойдя к ней, бережно потянул за рыжий локон и улыбнулся, целуя ее в макушку.

– Неужели ты взаправду веришь в эту нелепицу?

Она подняла на него серьезные глаза.

– Разумеется! Это всегда помогает узнать правду. А разве за границей не верят в гадание?

– Полагаю, некоторые верят. Но большинство верят не в магию, а в науку.

– А во что веришь ты?

Он ласково погладил подставленную ему нежную шейку.

– Я верю и в то, и в другое. - Он повернул ее от столика к себе лицом. - Почему, дитя, тебя тревожит наше будущее?

Ее взгляд перешел на синяк, выделявшийся на подбородке мужа. Она осторожно коснулась его кончиками пальцев.

– Царю не нравится, что ты женился на мне. Это все знают.

Николай стиснул зубы. Потом спросил:

– Кто осмелился тебе так сказать?

– Я слышу шепотки об этом, куда бы мы ни пошли. По-моему, Меншиков и его друзья позаботились, чтобы все узнали, кто я такая. Тебе не к лицу иметь такую жену.

– К черту их всех! - резко объявил он и крепко ее поцеловал.

Через несколько мгновений Емелия отвернула от него лицо.

– Иногда у меня возникает желание…

Он нагнул голову к ее шейке и повел по ней цепочку поцелуев.

– Чего же тебе желается, Рыжик?

– Чтобы мы нашли способ заставить весь остальной мир исчезнуть куда-нибудь. И остались бы только мы с тобой, вдвоем.

– Я могу заставить его исчезнуть, - пробормотал он, находя губами ее рот и приникая к нему.

Емелия недолго сопротивлялась, глядя на него встревоженными синими глазами.

– Мне нельзя причинять тебе неприятности. Я хочу принести тебе лишь уют и покой.

– Ты дала мне гораздо больше этого, - промолвил Николай, лаская ее тело под бархатным платьем. - Ты даешь мне возможность испытать чувства, которые я и вообразить себе не мог. Я люблю тебя больше жизни, Рыжик.

– Он сомкнул ладонь вокруг пышной груди и, когда дыхание ее стало прерывистым и она приникла к нему с молящим стоном, торжествующе понес ее на постель. Он намеревался доставить ей такое блаженство, чтобы она забыла обо всем и даже малейшие следы тревоги исчезли с ее лица… хотя бы ненадолго.


***

Сознавая, что подозрения Емелии насчет князя Меншикова, вероятнее всего, основательны, Николай начал обдумывать, каким образом помешать его проискам. Совершенно случайно они вскоре встретились в доме князя Чоглокова, слывшего завзятым книгочеем, столкнувшись в его библиотеке. Взяв в руки какой-то иностранный том, Николай вдруг почувствовал холодок между лопатками и, обернувшись, обнаружил стоявшего в двух шагах от него Александра Меншикова.

Зеленовато-голубые глаза Меншикова смотрели змеиным, немигающим взглядом, но губы растянулись в улыбке.

– Добрый день, князь Ангеловский. Нашли себе чтение по вкусу? - Он кивнул на лежавший поблизости том - Рекомендую почитать вот эту реляцию о славных делах государя.

Николай, не сводя глаз с его лица, откликнулся:

– Я знаю все, что мне нужно знать об этом предмете.

– Может быть, вы все-таки почитаете его, чтобы вновь припомнить величие гения царя Петра и его государственную волю… не говоря уж обо всем, что он сделал для вас и нас всех. Знаете, мы с ним нынче утром говорили о вас.

– И что? - поинтересовался Николай. Все мышцы его напряглись и закаменели.

– Вроде бы царь весьма разочарован в вас. У него были на вас такие большие надежды, но вы предпочли растратить ваши таланты попусту. Такие способности… и все пошли прахом. Вы не приняли военное назначение, не захотели исполнить свой гражданский долг, приняв архангельское губернаторство… Решились даже жениться на дочери бунтовщика.

– О ней не смейте говорить ни слова, - негромко предупредил его Николай, грозно сверкнув глазами.

Тем не менее Меншиков продолжал, хотя и несколько более сдержанным тоном:

– Рассказала она вам о своем отце? Василии? Я многое о нем разузнал у нашего общего знакомца, главы тайного сыска. Василий и в самом деле был стрельцом, одним из тех, кто бунтовал против царя чуть не с рождения и принимал участие в убийстве царских родичей. Они должны были охранять царя, а вместо этого покушались на его жизнь. Он - один из злоумышленников, как их называет государь. Отец вашей жены прославился своими жаркими речами о том, что надо захватить столицу, убить бояр и вернуть трон сестре государя, царевне Софье. Он становился посреди толпы и, сверкая огненно-рыжими кудрями, выкрикивал зажигательные призывы к бунту. За это его еще прозвали "рыжим чертом". Помните, как стрельцы пошли походом на Москву? Василий был тогда одним из главных мятежников. Естественно, он был схвачен и умер под пыткой. Но измена стрельцов никогда не умрет в памяти царя. Так что каждый раз, когда он будет видеть вас или вашу огненнокосую женушку, сердце государя будет ожесточаться против вашего семейства. Женитьба на Емелии вредит вам в глазах государя. На вашем месте я бы от нее избавился.

Больше Николай сдерживаться не мог. Он набросился на собеседника и, притиснув его к стене, сомкнул пальцы на горле негодяя.

– А может, мне проще избавиться от тебя?

Гости Чоглокова замерли в изумлении, испуганно уставившись на них. Меншиков побелел от страха и злости.

– Убери от меня руки, - прошипел он. Николай не торопясь подчинился.

– Мне надоели сплетни и слухи, которые ты старательно распускаешь по Москве, - прорычал он. - Если я еще раз услышу гадости о себе или своей жене, то заставлю тебя за них ответить.

Губы Меншикова искривились в злобной ухмылке:

– Слишком поздно подправлять вашу репутацию, высокомерный друг мой. Ваша звезда уже закатилась. Вы больше не пребываете в милости у царя, потому что, как оказалось, цените свою гордость и независимость выше царской приязни. Это ведь такая игра… А вы не поняли и отказались играть. Что ж, теперь вас из этой игры исключили.

"Меншиков прав", - подумал Николай, и по коже у него пробежал озноб. Если он не желает потрафлять прихотям царя, то не имеет права рассчитывать на царскую милость.


***

Русская зима набрала полную силу. Морозы стояли такие, что немудрено было обморозиться. Никто не решался высунуть нос из дома, не закутавшись в толстую меховую шубу, сшитую по достатку: у кого - из зайца, у кого - из соболя. Большие изразцовые печи стояли во всех комнатах особняка Ангеловских, испуская ровное тепло. Кроме того, обитатели дома постоянно согревались чаем, новомодным кофе или кипяченным с пряностями вином. Приближалось Рождество, и его предвестники - многочисленные праздники и танцевальные ассамблеи - будоражили всех радостной музыкой. По улицам бродили дети и подростки, распевая рождественские песни. В каждом доме пекли фигурные пряники и одаривали ими певчих и гостей

Захваченная праздничным весельем, Емелия настояла на том, чтобы Николай повез ее на ледяную горку, сделанную на радость детям и взрослым. Она представляла собой громадный длинный спуск, сложенный из деревянных бревен и глыб льда и залитый сверху водой. Люди забирались с санками на самый верх сорокафутового съезда, а затем на безумной скорости скатывались вниз с визгом и хохотом.

– Хочешь спуститься? - неохотно поинтересовался Николай, когда Емелия с молящим видом стала дергать его за рукав.

– Да, да, это такое изумительное ощущение… Ты когда-нибудь катался с горки?

– Только в детстве.

– О, это было слишком давно!

Она решительно потащила его на гору и уговорила кого-то одолжить им расписные деревянные санки.

Они взошли по ступенькам на самый верх, где жестокий ветер со свистом сразу же стал сечь им лица.

– Чувствую, что пожалею об этом, - пробормотал Николай, наблюдая, как скатываются другие по невообразимо длинному и крутому спуску.

Емелия властным жестом указала рукавичкой на санки. Глаза ее восторженно сверкали. Николай со стоном подчинился и уселся в санки, широко расставив ноги. Емелия села перед ним, устроившись между его бедрами, и напряглась в возбужденном ожидании. Стоявшие за ними в очереди люди весело помогли им направить санки, хорошенько подтолкнули, и… они помчались!

Холодный режущий воздух ворвался в глотку и грудь Николая, лишив его на мгновение способности дышать. Скрип полозьев наполнил уши певучим звоном. Головокружительное ощущение быстроты захватило его. Набирая все большую скорость, они миновали середину сверкающего склона. Емелия с заливистым смехом откинулась ему на грудь. Они мчались по серебряному льду все быстрее и быстрее, и вот уже показалось подножие горы. Там, чтобы замедлить спуск, был рассыпан песок. Николай уперся в него ногой, и санки остановились.

Продолжая неистово смеяться, Емелия повалилась на него, одновременно пытаясь извернуться, чтобы поцеловать его нажженное ветром лицо. Она обняла его с доверчивой неуклюжестью непослушного щенка, восклицая:

– Я хочу съехать снова!

Николай улыбнулся и легонько поцеловал ее в губы.

– Мне хватило одного раза.

– Ох, милый! - Она с трудом поднялась на ноги и, когда он встал, обняла его за шею. - Ладно, может, это и к лучшему. Я боялась, что в конце концов мои юбки взлетят мне на голову.

– Попозже, - пообещал он, тычась носом в ее холодную щечку.

Она пихнула его в грудь кулачком и засмеялась.


***

Праздничную ночь отмечали у Чоглоковых. Входя в бальную залу, Емелия улыбнулась Николаю: они оба вспомнили тот день, когда он выбрал ее из пятисот девиц.

– Теперь здесь все выглядит иначе, - сказала Емелия.

– Это все рождественские украшения, - отозвался Николай, разглядывая покрывавшие стены полотнища красного бархата, перевязанные гирляндами цветов и золотыми лентами. Длинные столы были украшены еловыми ветками и ломились от яств - яблок, изюма, разнообразных орехов и многочисленных пирогов. На одном из столов не стояло ничего, кроме пряников, на которых сахарной глазурью были изображены самые важные московские здания, включая Кремль и собор Василия Блаженного с его разноцветными главами. Пряный праздничный запах имбиря и корицы стоял в воздухе, смешиваясь с ароматом хвои и воска.

Оробевшая от великолепия разодетых гостей, Емелия нервно одернула пышные юбки.

– Я выгляжу как крестьянка в чужом наряде. Хоть бы ты дозволил мне забелить пудрой лицо…

– Ты прекрасна, - прервал Николай, бегло касаясь поцелуем россыпи золотых веснушек на ее щеке. Однако Емелия была права: она не походила на княгиню, несмотря на роскошный наряд.

Дамы старались превзойти друг друга меловой бледностью ланит и усталой медлительностью жестов. Емелия же сверкала, как светлячок среди мотыльков. Изумительные красно-золотые кудри были перевиты жемчугом и высоко зачесаны. Лишь несколько длинных локонов ниспадало на плечи. Ее бархатное платье отличалось особым оттенком голубого, подчеркивавшего глубокую сапфировую синеву глаз. Квадратный вырез был оторочен светлым кружевом, называемым блендами, и не скрывал щедрую пышность груди, в то время как корсет утягивал талию в рюмочку. Николай был просто пленен ликующей красотой жены, и, судя по восторженным взглядам гостей, его мнение разделяли все присутствующие мужчины.

Наслаждаясь восхищением князя, Емелия раскрыла веер и бросила на мужа кокетливый взгляд поверх его волнистого края.

– А я знаю, о чем ты думаешь, когда смотришь таким взглядом, - приглушенным голосом сказала она. - Ты хочешь оказаться со мной в постели.

– Я всегда об этом думаю, - уверил ее Николай. Она удовлетворенно похлопала себя по затянутой в корсет талии.

– На мне затянуто столько тесемок, что сегодня тебе до меня не добраться.

Он улыбнулся и чуть дотронулся кончиками пальцев до ее руки.

– Я найду путь, можешь мне поверить.

Их болтовню прервал приезд царя. Но сегодня перешептывания и волнение, которые всегда сопровождали появление государя, были сильнее обычного. Удивляясь, чем вызван нежданный шум, Николай всматривался в толпу, окружившую царя Петра и его свиту, пока царь не выступил вперед на общее обозрение. При виде его Николай покачал головой, а Емелия резко втянула в себя воздух.

В противоположность всем гостям, разодетым в пух и прах, на царе была одежда простого крестьянина: красная рубаха, мешковатые серые порты и строченые валенки.