Его слова на мгновение повисают в тишине. Его жена начинает неровно и нервно дышать, борясь с рыданиями. Она не успевает даже закричать, когда я беру этого ублюдка за горло и прижимаю к стене.

— Ты лживый кусок дерьма! — произношу я хладнокровно, пока мои пальцы всё с большим усилием впиваются в его глотку. — Я проверю каждый цент, который ты ей дал. Деньги, которые я дал тебе, должны вернуться к Кейтлин сию минуту.

— У меня их нет, — задыхается он. — Мы отдали их Кейтлин.

Моя хватка усиливается, и он начинает кашлять. Хрип, который вырывается из его пересохшего горла, превращается в музыку для моих ушей. Я поворачиваю голову к его жене.

— Скажи мне правду, или это последний звук, который он издаст.

— Мы не отдавали ей деньги, — плачет она. — Но у нас их и в самом деле нет.

Я отпускаю её мужа и иду прямиком к ней. Она прячется за столешницей, плача и бормоча еле разборчивые слова.

— Что вы с ними сделали?

— Не знаю. Ничего. Всё. Мы потратили их на еду, ремонт дома, новый грузовик. Я не знаю, сэр. Мне жаль.

— Вы жалкое ничтожество. Вы должны были стать единственным пристанищем Кейтлин на этой грёбаной планете, счастливым уголком её жизни, и от вас лишь требовалось передавать ей деньги. Но вы облажались и в одном, и в другом. До конца недели чек на выданную вам сумму должен лежать на моём столе, и, может быть, тогда я оставлю вас в живых.

— Это… Вы угрожаете нам? — спрашивает она. — Вы не можете убить нас. У нас есть дети.

— Ты думаешь, мне есть до них дело? Я сделаю им одолжение. Если вы решите убежать, я найду вас. Отлично выслеживаю своих жертв.

До меня доносится голос мужчины, который скрутился у стены.

— Кто ты?

— Кто-то, у кого есть деньги, власть, а сейчас и мотив выследить и прикончить тебя. Никто не спасёт вас от меня. Вы вернёте мне деньги. Это понятно?

Я не жду ответа и ухожу, вколачивая за собой дверь в стену с такой силой, что она слетает с петель. Слышу женский плач. Помню, как Кейтлин сказала, что у них есть свои дочери. Моложе, чем Кейтлин, но какого хера я должен испытывать к ним сожаление? Вместо этого я сажусь в машину и возвращаюсь в Нью-Роун, успокаивая себя мыслью о том, что несколько следующих дней они проведут в истинном ужасе.

***

— Нет? — спрашивает Норман.

— Ни цента. Не думаю, что они вообще собирались давать их ей. А пособие, которое я пересылал им для неё каждый месяц, просто исчезло. Она, наверное, не получала денег даже на карманные расходы. Как я мог это упустить?!

— Вы не могли быть там с ней всё время. Вы сделали, что смогли. Это они ошиблись, а не вы, — Норман терпеливо наблюдает за тем, как я мечусь по комнате. — Вы прекрасно справились со своей яростью.

— Ты слишком много возлагаешь на меня надежд. Я всё ещё хочу убить их. Не уверен, что не сделаю этого.

— Не сделаете. Вы зашли слишком далеко, очень хорошо научились контролировать себя. Подумайте о том, что может заставить вас убить семью.

— Они заслуживают этого, — произношу я.

— Возможно, но не за это. Найдите больше доказательств их обмана, и мы с другой стороны посмотрим на ситуацию.

Знаю, что он прав. И тот факт, что я хочу, чтобы они заплатили сполна, означает, что я зашёл слишком далеко. Провести день с ней было неосторожно с моей стороны. Она не узнает, почему наказана, но я не утрачу из-за этого своего удовольствия. Моя ответственность заключается теперь в том, чтобы чётко дать ей понять, что она здесь пленница, а я её похититель. Если это будет не так, возникает опасность для нас обоих.


ГЛАВА 28.

Кейтлин.

Стою на коленях, но это не означает, что я поклоняюсь или благодарю. Это не для того, чтобы покаяться в своих грехах или попросить о прощении. Всё это лишь видимость. Словно я на самом деле здесь ради всех этих вещей. Присутствие Господа в моём сердце успокаивает меня. Это время лишь для меня, чтобы попросить об исцелении и возвращении к моим родителям. Я стою на коленях, чтобы помолиться.

Свет льётся не от зажжённых свечей, окружающих статую Девы Марии. Он исходит от тепла и безопасности, которые обитают в этой святой комнате тёмного поместья. Я неистово прошу о помощи, об облегчении моей участи, о напутствии. Всего лишь во второй раз я пришла в часовню поместья. Находиться здесь после всех этих месяцев, проведённых в доме, не кажется мне правильным. Особенно после всех тех гнусных вещей, которые я делала.

Касаюсь лбом костяшек на пальцах. Длинные волосы рассыпаются по спине. В моём гардеробе вся одежда обтягивающая или короткая, поэтому Роза дала мне длинное белое платье. Под ним мне легче удаётся спрятать свои грехи. Погружённая в свои мысли, я не слышу, как входит Кельвин. Только лёгкий скрип сиденья деревянной лавочки позади отрывает меня от молитвы. Я чувствую его присутствие спиной. Через хлопок платья он сжимает руками мою попку. Поддевает пальцами ткань платья, но не спешит добраться до цели.

— Что ты делаешь? — шепчу я.

Кельвин потирает мою плоть через ткань, посылая по телу волну чистой паники. Сердце трепещет словно крылышки колибри, пока его палец скользит между моих складок к клитору.

— Ты… Ты не можешь сделать этого…— я начинаю заикаться. — Не здесь.

— Я могу делать с тобой всё, потому что ты моя собственность. Я владею тобой.

— Нет, не владеешь, — произношу я с приглушенной яростью.

— Разве?

— Да!

Дерево снова скрипит под ним, и его жар окутывает меня в тот момент, когда его губы почти касаются моего уха:

— Продолжаешь отрицать то, что ты моя. Разве ты принадлежишь кому-то ещё?

— Я никому не принадлежу.

— Я рад, что ты так думаешь. У тебя есть долг передо мной, который ты не сможешь оплатить деньгами. Поскольку ты не хочешь быть мне обязанной, то, думаю, я сам заберу свой долг так, как пожелаю.

— Ты о чём сейчас?

Его пальцы становятся более настойчивыми, а температура моего тела поднимается. Я борюсь с ним, но его пальцы намного проворней. Он второй ладонью сжимает мою грудь, и моё тело слегка дёргается в его хватке.

— Ты будешь трахаться с моим другом, если я скажу это сделать. Потому что ты моя. Возможно, я посмотрю на это или запишу на видео, чтобы мы могли посмотреть потом вместе.

Мои громкие слова эхом рикошетят от стен часовни:

— Нет. Ты психопат!

Он жарко стонет мне в ухо. Мои руки дрожат, когда я сжимаю переплетённые в молитве пальцы.

— Значит, скажи мне, что ты моя, — произносит он, прижимаясь ладонью к моей киске. — Это всё, о чём я прошу.

— Никогда, — шепчу я.

Он приподнимает платье на спине и скользит рукой по моей ягодице, лаская внутреннюю часть бедра.

— Мой упрямый воробушек. Твоя гордыня только навредит тебе.

Один его палец скользит в меня, и перед глазами всё начинает плыть. Он погружается глубоко, разжигая огонь между моих ног, и я знаю, что увлажняюсь, когда он вынимает палец. Кельвин добавляет ещё один, вновь входя в меня, только на этот раз ещё глубже.

— Сколько пальцев мне понадобится, чтобы заставить тебя кончить?

Мои плечи содрогаются от рыданий. Рука, сжимающая мою грудь, скользит к горлу и обхватывает подбородок, поднимая мою голову вверх.

— Не закрывай глаза, — произносит Кельвин. Дева Мария беспристрастно смотрит вниз на меня, и я вынуждена встретиться с ней взглядом, пока его пальцы кружат во мне и массируют мои складки, заставляя тело выгибаться. — Шшш, ещё рано, — говорит он. — Два только начало.

Он держит своё слово и входит в меня тремя пальцами, полностью наполняя меня:

— Скажи Ему, — произносит Кельвин. — Покайся в том, какой непослушной ты была.

Я мотаю головой, хватая воздух.

— Покайся, — шипит он. — Я знаю, что ты мастурбируешь по ночам, думая обо мне.

Я собираюсь возразить, но в горле появляется ком.

— Тебе нравилось, когда я трахал тебя, и ты хочешь, чтобы я сделал это снова. Скажи это.

— Боже… Прости меня… Я согрешила, — он стонет, и его эрекция упирается в мою попку. — Я допустила непристойные мысли и совершила неприятные акты.

— Ты касалась себя?

— Да.

— Ты хотела, чтобы это был я?

— Да, — произношу я, и слёзы скатываются по моим щекам. — И я хотела, чтобы ты снова это сделал.

Его пальцы во мне напряглись, приветствуя четвёртый. Я громко стону и пытаюсь увернуться от него. Движение пальцев становится в этот момент быстрым и жёстким, он прижимает большой палец к моему анусу.

— Твои соки вытекают на мою руку. Мне становится интересно, сможешь ли ты кончить так, или хочешь большего?

Мне не хватает воздуха:

— Большего?

— Разве у меня не десять пальцев, Кейтлин? В конце концов, у меня есть кулак.

— О Боже мой!

Он хохочет, склонившись над моим ухом:

— Не упоминай имени Господа всуе.

Мне очень страшно кончать и так же страшно не делать этого. Я растворяюсь, оставляя лишь слёзы, которые потоками стекают из уголков моих глаз по вискам, потому что моя голова задрана вверх. Его пальцы замирают, а вторая рука освобождает моё горло и начинает гладить волосы. Голова наклоняется вперёд, но я едва заметно поддаюсь его прикосновению. Толчки Кельвина возобновляются, но на этот раз они мягкие и размеренные.

— Вот… Так, — шепчет он. — Всё в порядке. Я заставлю тебя кончить вот так.

Он воплощает свои слова в жизнь, убирая большой палец с моего ануса и разворачивая пальцы во мне так, чтобы прижиматься к моему клитору. Его ритм не ослабевает ни на секунду, и он толкает меня к краю, шепча на ухо и лаская мои волосы. Меня сотрясает оргазм, я выгибаюсь назад, а Кельвин хватает меня за волосы и тянет на себя. Бёдра дрожат, а киска сжимается вокруг его пальцев.

Моё тело полностью расслабляется, и я таю, превращаясь в лужицу на полу между скамьями. Он убирает руку и опускает платье вниз, лёгким прикосновением разглаживая складки на спине.

Кельвин стонет позади меня и произносит:

— Такая сладкая.

Его дыхание оставляет жаркий след от поцелуя на моей шее, и Кельвин уходит, не сказав больше ни единого слова.

ГЛАВА 29.

Кейтлин.

После своей исповеди я чувствую странное освобождение. Что-то блокировало моё осознание вещей, но теперь позволило мне увидеть настоящую ситуацию с Кельвином. Мой разум подчиняется телу, понимая, что я не только принимаю, но и хочу то, что неправильно.

Около полудня солнце скользит по увядающим листочкам за окном. Сердце бешено колотится в груди от мысли, как Кельвин скользил рукой между моих ног, пока я раскрывала свои грязные секреты. Я не видела его несколько дней, но воспоминания такие свежие, словно это произошло несколько часов назад.

Дверь беззвучно открывается, и Кельвин входит в мою комнату.

— Добрый день, Кейтлин, — произносит он, пока приближается. — Мой маленький воробушек не дремлет.

— На улице сегодня, кажется, хороший день.

— Если честно, то, как по мне, холодновато. Хорошо, что мы заперли твоё окно. Ненавижу мысль о том, что ты можешь простыть.

— Да, хорошо, — бормочу я.

— У меня к тебе предложение. Я обещал тебе прогулку на улице за хорошее поведение.

Моя спина моментально напрягается. Легкие перестают работать.

— Пока ты не пришла в восторг от этой мысли, у меня последнее поручение для тебя. Хотя не уверен, что ты выдержишь.

— Выдержу, — обещаю я. — Что угодно.

Он приподнимает бровь:

— Всё?

Его угроза в часовне беспощадно врезается в мою память. Каким-то образом я заблокировала её в своей голове до этого момента, но память сыграла со мной злую шутку. Держусь за край подоконника. Мой желудок сжимается от страха из-за того, что Кельвин может разделить меня с кем-то, и мои плечи снова опускаются вниз.

— Что это?

— Человеку с моей работой необходимо поддерживать различные благотворительные организации и появляться в нужных местах. Когда-то давно я согласился принять здесь благотворительный бал. Еда, танцы, общение и всякое такое.

— Вечеринка, — заканчиваю я.

— Несомненно, вечеринка. Это обычное дело, поэтому мне плевать. Если бы я мог устроить мероприятие без моего присутствия на нём, так бы и сделал. На данный момент твоё поведение улучшилось по сравнению с днём, когда ты сюда прибыла, хоть оно и не идеальное. Но я не могу быть уверенным в том, что ты не завизжишь во всю силу в тот момент, когда спустишься вниз и увидишь полный дом гостей.

Мои руки сжимаются в кулаки, словно я цепляюсь за каждое сказанное им слово.

— Тогда какое отношение это имеет ко мне?

Он откашливается и принимает властную позу:

— У тебя есть шанс доказать мне свою преданность. Или я заклею твой рот скотчем и запру тебя в подвале, или ты можешь порадовать меня тем, что будешь подавать еду гостям.