Джулия Куинн - Герцог и я

Саймон молчал. Он думал, не сказать ли им все то, о чем никогда раньше не говорил даже с друзьями, не открыть ли поводы и причины, по которым он не мог… не хотел жениться. Не считал возможным связывать себя и другого человека на всю оставшуюся жизнь. В чем давно уже дал себе клятву. Но они скорее всего не поймут его, поскольку выросли в большой дружной семье, привыкли жить ее интересами. Их в самом раннем детстве не бросали родители, они не оставались сиротами при живом отце, не слышали диких по своей жестокости слов о том, что они — позор для всего их рода, что не только они сами, но и дети их наверняка будут полунемыми дебилами… Проклятыми жалкими заиками.. И это — вместо того чтобы с детства нанять ему врачей, учителей… О нет, деньги у отца были, много денег. Но он не желал — не позволяли гордыня и спесь, — чтобы более широкий круг людей, не только слуги, узнал о недостатках его сына. Да и какой недостаток? Это болезнь, недуг, который можно и нужно лечить. Если бы не чудесная, святая няня Хопкинс, Саймон •один никогда не справился бы. Но вместе они победили. А потом он, несчастный брошенный мальчишка, нашел в себе силы на свой страх и риск отправиться в школу, наврать там с три короба, чтобы его приняли, и уж тогда отец изволил прислать плату за его обучение…

Все эти мысли молниеносно пронеслись в голове Саймона, и он нашел в них оправдание своему нежеланию делиться всем этим с братьями Бриджертон. Особенно сейчас. Никогда им не понять его ненависти к отцу, желания отомстить ему — хотя бы тем, что не будет продлен род Гастингсов. Не понять страха перед семейной жизнью… Опасений, что его дети и вправду могут родиться неполноценными…

Внезапно ему захотелось кинуть в лицо этим благополучным, обласканным отцом и матерью братьям что-нибудь грубое, оскорбительное, чтобы они прониклись злобой и презрением к нему, и тогда они скорее покончат с этим делом. Но грубость так или иначе задела бы их сестру, и потому он сдержал себя.

Посмотрев в лицо Энтони Бриджертона, который был его другом еще со школьных времен, Саймон спокойно сказал:

— Хочу, чтобы ты окончательно понял: дело не в Дафне. Твоя сестра самая хорошая женщина из всех, кого я когда-либо знал.

С этими словами он нагнулся к открытому ящику с пистолетами, лежащему на земле возле ног Бенедикта, выбрал один из них и зашагал к северной стороне лужайки.

— Стойте! Эй! Подождите!

Саймон повернулся на крик и остолбенел. Святые угодники, это была Дафна!

Она скакала через лужайку, низко пригнувшись в седле, и на какой-то момент Саймон забыл о своем возмущении этим ненужным вмешательством в их мужские дела, так как не мог не залюбоваться тем, как ловко и изящно она сидит на лошади.

Однако к тому времени, когда она остановилась перед ним, бросила поводья и соскочила с седла, негодование вновь взыграло в нем.

— Какого черта вы здесь делаете? — свирепо спросил он.

— Спасаю вашу несчастную жизнь! — ответила она еще более яростно.

Никогда раньше он не видел ее в таком гневе. Глаза ее просто пылали.

— Дафна, вы дурочка. Не понимаете, как опасно пускать такую лошадь в галоп. Кроме того, еще немного — и вы могли бы попасть под пулю.

— Глупости! — возразила она. — Вы еще не дошли до своего места.

Она содрогнулась при последних словах, подумав, что это место может стать последним, где он стоял еще живой.

Не вполне отдавая себе отчет в том, что делает, он схватил ее за плечи и тряхнул.

— А скакать сюда из центра Лондона в полутьме? Мало ли что могло случиться?

— Со мной был Колин, — услышал он ответ.

— Колин?.. А вот и он! Что за глупости? Я готов отхлестать его розгами!

— Думаете сделать это до или после того, как Энтони пробьет вам сердце пулей? — В ее голосе была нескрываемая горечь.

— Бриджертон! — крикнул Саймон, и три кудлатые головы одновременно повернулись к нему. — Ты просто глупец!

— Кого из трех ты имеешь в виду, Саймон? — спросил Энтони, и в его тоне прозвучали прежние добродушно-иронические интонации. — Надеюсь, Колина?

— Кого же еще!

— А вы предпочитаете, чтобы я сидел с ней дома и она выплакала бы там все глаза?! — закричал в ответ младший брат.

— Да!

Это крикнули сразу трое.

— Саймон! — в отчаянии окликнула его Дафна, потому что он уже повернулся и продолжил путь на другой край лужайки. — Идите сюда! Ко мне!

Он остановился и, обратившись к Бенедикту, произнес:

— Заберите отсюда вашу сестру.

Бенедикт неуверенно посмотрел на Энтони.

— Делай, как тебе говорят! — рявкнул тот.

Бенедикт продолжал стоять неподвижно — он явно колебался, переводя взгляд со своих братьев на сестру и на человека, оскорбившего ее.

— Ради Бога, уведите ее, Бенедикт. — Просительные нотки прозвучали в голосе Саймона.

— Нет. — Бенедикт сложил руки на груди. — Она имеет право сказать, что хочет. Мы должны ее выслушать.

— Что с вами такое с обоими?! — нервно крикнул Энтони своим братьям.

— Саймон, — вступила в разговор Дафна, подходя к нему, — вы должны выслушать меня.

Ее рука коснулась его рукава, но он сделал вид, что не замечает этого.

— Дафна, — проговорил он, не глядя на нее, — все уже решено. Вы не можете ничего изменить.

Она бросила умоляющий взгляд на братьев. Колин и Бенедикт, казалось, были на ее стороне, лишь один Энтони выглядел, как разгневанное божество. Нет, не только Энтони. Саймон тоже не хочет ничем помочь ей. И себе. Себе в первую очередь!..

Что делать?

Совершенно инстинктивно, бездумно, просто от отчаяния и безысходности она набросилась вдруг с кулаками на Саймона и попала ему в глаз. В здоровый глаз. Не в тот, под которым темнел синяк от удара, нанесенного несколько часов назад ее братом.

Саймон отпрянул и не смог удержаться от крика:

— Что с вами?

— Падайте на землю, вы, глупец! — прошипела она. — Сделайте вид, черт вас возьми, что вам больнее, чем на самом деле!

— Я не собираюсь никуда падать, — ответил он возмущенно. — Вы с ума сошли! — Он приложил руку к глазу. — Ничего себе удар! А с виду такая хрупкая женщина.

— Вы, мужчины, все до одного глупцы! — в полном отчаянии кричала Дафна. — Как мало вы цените свою и чужую жизнь, как легко с ней расстаетесь!

Все; кого она назвала глупцами, смотрели на нее с крайне удивленным и, вполне возможно, действительно глуповатым видом.

— Что вы на меня уставились? — снова крикнула она. Колин первым пришел в себя и захлопал в ладоши, как в театре. Энтони сердито толкнул его в плечо.

— Могу я наконец, — немного спокойнее произнесла. Дафна, — поговорить с его светлостью? Минуту, секунду… еще меньше… Но поговорить?

Колин и Бенедикт согласно кивнули и отошли немного дальше. Энтони не сдвинулся с места.

Дафна разъяренно взглянула на него.

— Хочешь тоже получить удар кулаком? — спросила она. Возможно, она бы выполнила угрозу, если бы Бенедикт не подскочил к старшему брату и не отвел его в сторону, несмотря на сопротивление.

Теперь она снова обратила все внимание на Саймона, который стоял с тем же удивленным видом, прикрыв рукой глаз, куда только что получил удар.

— До сих пор не могу поверить, что вы сделали такое, — пробормотал он.

Она перевела взгляд на братьев, потом снова обратилась к Саймону:

— Да, сделала и удивилась своему поступку. Но в сравнении с вашими глупостями это был, наверное, самый умный шаг.

— Может быть, — согласился он хмуро и снова приложил ладонь к глазу. — Но чего хотели вы добиться таким образом?

Она взглянула на него, как на недоразвитого:

— Неужели до сих пор не понятно? Он вздохнул, лицо его в эту минуту выглядело усталым и печальным.

— Я ведь говорил уже, что не могу жениться на вас.

— Вы должны!

Столько чувства и силы было в ее голосе, что у него в глазах мелькнула тревога.

— Почему? — спросил он. — Что вы хотите этим сказать?

— Во-первых, то, что там, в саду, нас видел не только Энтони.

— А кто еще?

— Граф Макклесфилд.

— Ну и что? Он не будет болтать, я его знаю.

— Там были и другие.

Она прикусила губу. Эта ложь вырвалась непроизвольно. Ей не хотелось ни в чем обманывать его.

— Кто другие?

— Не знаю, — призналась она. — Так говорил Колин. Со слов Макклесфилда. Так что сегодня к вечеру об этом может заговорить пол-Лондона.

Саймон так явно, хотя и тихо, выругался, что она отступила от него.

— Если вы не женитесь на мне, — чуть слышно сказала она, — моя репутация будет безнадежно испорчена. Вы знаете наше общество.

— Чепуха! — возразил он, однако не слишком уверенно.

— Это чистая правда, Саймон. Она с трудом подняла на него глаза. Все ее будущее и сама его жизнь были поставлены на карту в эти минуты. Она не должна проиграть. Поражение повлечет за собой слишком страшные последствия… Для него! Для него!.. Но заговорила она о себе:

— Никто не станет смотреть в мою сторону. Меня отошлют куда-нибудь в медвежий угол, на самую окраину страны.

— Ваша мать никогда не сделает этого!

— Но я никогда не смогу выйти замуж, это вы знаете. — Она снова приблизилась к нему настолько, что ощутила тепло его тела. — На мне будет поставлен крест. У меня не будет ни мужа, ни семьи… Ни детей…

— Перестаньте! — закричал он. — Ради всех святых! Остановитесь!

Энтони, Бенедикт и Колин повернулись на его крик и хотели приблизиться, но Дафна, отчаянно мотая головой, остановила их.

— Почему вы отказываетесь на мне жениться, Саймон? — спросила она негромко. — Я знаю, вы меня любите… В чем же дело?

Он провел рукой по лицу, сморщился от боли. Черт, дело не только в синяках — болят виски. У него никогда раньше, насколько он помнит, не бывало головных болей…

Дафна… Зачем она подошла ближе? Кто ее просил? Зачем притронулась к его плечу, к щеке?.. Зачем она так? Он же ослаб… У него болит голова… Совсем нет сил сопротивляться…

— Саймон, — услышал он ее шепот, — спасите меня…

И она победила.

Дуэль, дуэль, дуэль… Есть ли в наше время что-нибудь более романтическое, возбуждающее и глупое?

Слуха вашего автора достигло сообщение о том, что на этой неделе она (то есть дуэль) чуть не про-

Изошла в одном из отдаленных уголков Риджентс-парка. Поскольку дуэли запрещены, ваш автор не станет называть имена участников, но, да будет вам известно, сам автор не перестает осуждать этот варварский способ разрешения споров и обид.

К великому счастью, в те минуты, когда этот выпуск «Хроники» станет достоянием благосклонных читателей, два идиота-дуэлянта (автор поостерегся бы называть их джентльменами, ибо этот ранг предполагает наличие в головах хотя бы капли разума, который как раз отсутствовал в то раннее утро у обоих неназванных) положат свои пистолеты на место.

Что же помешало им претворить в жизнь свое дьявольское намерение? Рискну предположить, что некий добрый ангел одарил их с небес мудрой улыбкой, которая развеяла в дым безрассудство и злобу.

Если предположение вашего автора правдоподобно, ему остается молить Господа, чтобы Он чаще велел своим добрым ангелам заглядывать в наши гостиные и танцевальные залы. Это значительно способствовало бы мирному общению людей и вообще улучшению нравов на нашей грешной планете.

«Светская хроника леди Уислдаун», 19 мая 1813 года

Саймон отнял руку от глаза и встретился со взглядом Дафны.

— Я женюсь на вас, — ответил он тоже шепотом, — но вам надо знать…

Фраза осталась неоконченной, ибо ее прервал радостный вопль Дафны, сопровождавшийся сильным, тоже радостным толчком в плечо собеседника.

— О, Саймон! Вы не пожалеете!

В глазах ее стояли слезы. Это были слезы счастья.

— Я сделаю вас счастливым, Саймон! Обещаю! — повторяла она. — Очень счастливым… Вы никогда не пожалеете…

— Постойте, — сказал он, слегка отстраняя ее. Ему было трудно наблюдать такое искреннее проявление радости. — Сначала послушайте.

Она продолжала улыбаться, но в глазах мелькнуло беспокойство.

— Послушайте, — продолжал он, — и тогда решайте, связывать ли со мной вашу жизнь.

Она слегка прикусила нижнюю губу и кивнула.

Саймон набрал в дрожащую грудь побольше воздуха. Как сказать ей то, что он собирается и должен сказать? И что говорить? Всю правду или только часть ее? Но ведь необходимо, чтобы она поняла… Если уж собирается стать его женой… Если намерена, как говорит, сделать его жизнь — их жизнь — счастливой…

Он судорожно сглотнул.

А он сам? Чем может ответить ей? Хотя бы честным признанием о себе. О своих намерениях и планах в жизни… Если будет жить…

Он должен дать ей последнюю возможность отказаться от брака, которым она хочет — он понимает это — в первую очередь спасти его.