Адель Эшуорт - Герцог-обольститель

Сэмсон не был уверен в ее реакции, но они оба сразу же почувствовали, что этот поцелуй был не похож на их первый – тот, что был в Англии. Она не была шокирована, не попыталась освободиться. Она словно замерла, давая ему возможность изучить ее губы. А он не спешил, зная, что она ждет, чтобы понять, как далеко он намерен зайти.

Прошло несколько долгих секунд, прежде чем она ответила на его нежную ласку. Когда он почувствовал, что она поддалась ему, он обнял ее и прижал к себе. Она не сопротивлялась, всецело отдавшись поцелую.

А целовалась она божественно! Возможно, он себе это вообразил, потому что прошло очень много времени с тех пор, как его целовала женщина, желавшая его так же сильно, как он желал ее. У него застучало в висках, кровь забурлила в венах, но он почувствовал, что она все еще колеблется – она уронила веер и даже этого не заметила. Потом она обняла его за шею, и Сэмсон воспринял это как сигнал.

Свободной рукой он обнял ее за талию. Она вздохнула и запустила пальцы ему в волосы. Он ощутил ее груди, и их полнота вызвала у него непреодолимое желание прикасаться к ним. Его поцелуй становился все глубже, все настойчивее.

Она тихо застонала и, поддавшись моменту, позволила себе пойти дальше – стала гладить большим пальцем его щеку. Он тоже запустил руку в ее волосы, одновременно позволив другой своей руке медленно двигаться к мягкому изгибу ее груди. Он не станет ее трогать. Пока. Пока она не даст ему понять, что хочет этого.

Она дышала так же прерывисто, как он. Он чуть отодвинулся, и его губы заскользили вниз – по подбородку, по нежной коже ее шеи. Она крепко держала его голову, подняв вверх лицо и подставляя себя для поцелуев.

Ему стало ясно, что она полностью в его власти. Забыв обо всем, поддавшись отчаянному порыву, он обхватил рукой одну ее грудь и замер. Она снова застонала, и он, не переставая целовать ее, сунул руку за обшитый кружевами корсаж и начал ласкать ее грудь. Она, казалось, даже не заметила этого. Она прижималась к нему, а он с каждой минутой все больше терял над собой контроль.

И вдруг, прежде чем он успел понять, что происходит, она оттолкнула его и схватила его руку, сжимавшую ее грудь. Ему стоило огромных усилий оторвать пальцы от запретной плоти. Его сердце молотом стучало у него в груди, кожа горела, голова шла кругом. Казалось, что прошли часы, прежде чем он понял, хотя и с большим трудом, что она отошла от него на шаг и, взяв обеими руками его руку, водит ею по своей щеке и губам.

Сэмсон открыл глаза и посмотрел на нее. Он сразу понял, что это будет определяющий момент в его жизни. Ни одна женщина не проявляла к нему такой нежности в тот момент, когда в обоих бушевало желание. Сказать, что он почувствовал себя неловко, – значит не сказать ничего. Она тяжело дышала, ее била дрожь, и все же она ласкала его так, словно он дорог ей.

Сэмсон медленно приходил в себя. До него наконец дошло, где они находятся, он услышал музыку, ощутил прикосновение теплого ночного воздуха, смешанного с запахом ее кожи.

Ее глаза оставались закрытыми, но он почти чувствовал, что ее желание не прошло. Он положил ей руки на плечи и притянул к себе. Она молча повиновалась, когда он одной рукой пригнул ее голову себе на плечо, а другой обнял за талию.

Господи! С ним, должно быть, что-то не так, подумал он. Он еще никогда не чувствовал, что должен защитить женщину, которую только что страстно целовал, никогда раньше не испытывал такого сильного желания. Она удивила и смутила его. Она отдавалась ему не как похотливая женщина, а потому, что отчаянно хотела чувствовать себя желанной. Он все еще ощущал вкус ее губ на своих губах, у него все еще немного кружилась голова оттого, что воздух вокруг них все еще был заряжен искрами их взаимного желания.

Он не разнимал объятий до тех пор, пока она не перестала дрожать и ее дыхание не выровнялось. Интересно, не без некоторого раздражения и даже отчаяния подумал он, что им делать дальше?

– Я думаю, что со мной что-то не так, – прошептала она.

– С тобой все в порядке, Ливи, – тихо ответил он, улыбнувшись про себя.

Она молча стояла, глядя в освещенный луной парк. Он поцеловал ее в макушку, вдохнув аромат ванили, который, как он знал, отныне всегда будет ассоциироваться с ней и ее незабываемой красотой. Положив ему ладони на грудь, она наконец его оттолкнула.

Он опустил руки, но не сводил с нее взгляда, а она не могла заставить себя поднять на него глаза, и он дал ей время прийти в себя.

– Это... это было неправильно. – Она глубоко вздохнула и начала снова: – Это было неправильно. Это было...

– Замечательно, – закончил он за нее.

Она покачала головой и прикрыла ему рот ладонью.

– Я замужем, Сэмсон.

Он понял, что с ее стороны это была отчаянная попытка убедить его в том, что мучило его самого.

– То, что было у тебя с моим братом, не было замужеством.

– Это не имеет значения. Еще как имеет.

– У нас с тобой есть дело, Оливия, – сказал он с удивившей его самого настойчивостью. – А до того, как мы найдем Эдмунда, мы будем жить так, как живем.

Она подняла на него глаза, и он с болью отметил, что в них стоят слезы, которые она еле сдерживает. Ему очень хотелось в ту же секунду снова заключить ее в свои объятия и защитить от той боли, которую причинил ей его брат, но не посмел. Ее эмоции, возможно, были вызваны их неожиданным притяжением друг к другу и могли быть такими же мимолетными и изменчивыми, как и его ощущения.

– Все будет хорошо, – успокаивал он и гладил ее по голове. – Все будет так, как должно быть.

Она вдруг словно очнулась. Тряхнув головой, она сказала:

– Мне жаль, что так случилось.

– Нет, не жаль. И мне не жаль. Мы оба знали, что так будет.

– Это не повторится.

Он чуть было не рассмеялся, но сказал:

– Как будет угодно леди.

– Хотя мне и понравилось. – Она посмотрела на него искоса.

Неужели она в этом призналась?

– Мне тоже. Я вообще не помню, – серьезно добавил он, – чтобы мне когда-нибудь так понравился поцелуй. Честно, Ливи.

– Почему? – шепотом спросила она.

Он не ожидал, что она спросит, и, конечно же, не был готов ответить. Но правда как-то сама собой открылась.

– Я никогда не знал такой женщины, как ты. Во всем – в том, что ты делаешь или говоришь, и даже в том, как целуешься, ты особенная.

– Я могла бы сказать то же самое о тебе, Сэмсон. Я не знала другого такого мужчины, как ты.

– Даже Эдмунда? – не удержался он.

– Особенно Эдмунда, – не задумавшись ни на мгновение, ответила она.

Волна странных эмоций захлестнула его. Никто никогда не считал, что он настолько отличается от своего брата. Ирония была в том, что первой это заметила Оливия.

– Нам надо вернуться в зал.

– Дьявол бы побрал этот раут. – Она широко улыбнулась.

– Господи, вот вы где. Как вам удалось найти сюда дорогу?

Оливия отшатнулась от Сэмсона и повернулась к стоявшей в тени фигуре женщины, наблюдавшей за ними с некоторого расстояния. Оба узнали ее по голосу.

«По ее голосу».

Ощущение нереальности было таким сильным, что Сэмсона прошиб холодный пот.

– Вы... уронили веер, дорогая.

– О! И правда. – Оливия очнулась первая. Она подняла веер. – Мы с мужем просто разговаривали, тетя Клодетт.

– Разумеется. Чем же вы еще могли заниматься здесь наедине?

Она подошла к ним ближе, и образ, который он гнал из своих мыслей, своих воспоминаний, своего прошлого, предстал перед ним наяву.

«Господи Иисусе!»

– Ночь такая теплая, тетя, что мы с Эдмундом...

– ...решили побеседовать при луне. Чудно. – Сэмсон не мог сдвинуться с места, снова переживая кошмар, от которого он так долго пытался избавиться.

«Клодетт. Боже милостивый. Эдмунд, что ты наделал?»

Оливия взяла тетку за плечи и поцеловала ее в обе щеки.

– Рада тебя видеть. Эдмунд, это графиня Ренье.

Она сказала это специально для него, чтобы подсказать ему титул тетки, а он понял, что Оливия даже сейчас не представляет себе глубину предательства его брата.

Клодетт смотрела мимо Оливии, и Сэмсон ощутил на себе ее пристальный взгляд и исходивший от нее поток не очень приятных эмоций.

Господи!

– Вижу, что ты нашла своего мужа. – Клодетт подошла к ним ближе, и свет луны наконец выхватил ее из тени. А потом она вдруг обхватила ладонями лицо Сэмсона и смачно поцеловала его в губы.

– Эдмунд, дорогой, я так рада, что ты вернулся домой. Оливия так по тебе скучала.

Какое-то мгновение Сэмсон колебался, не зная, что делать. Потом его мозг заработал. И хотя ему было противно все это притворство, он опять стал своим братом.

– Сначала я боялся, что вы можете не успеть приехать в Париж, – сказал он с дьявольской усмешкой, – но мы с Оливией слишком хорошо вас знаем. – И добавил после небольшой паузы: – Не правда ли, Клодетт?

Она сдвинула тонкие брови.

– Вот как.

Наступило неловкое молчание. Воздух был почти видимо наэлектризован. Сэмсон стоял, сжимая и разжимая кулаки, опасаясь, что сорвется. Оливия смотрела на него с явной тревогой. Он молчал, а должен был, как Эдмунд, улыбаться и непринужденно болтать с теткой. Но она не знала, каких огромных усилий стоило ему оставаться на месте, а не сбежать от них обеих. Как ни стыдно ему было в этом признаться, он все еще не был совсем уверен в том, что Оливия не является участницей этого фарса. Она могла хотеть его, страстно целовать и все же обманывать. Этот урок он выучил много лет назад – странно, но его преподнесла ему ее вероломная тетка Клодетт. Возможно, то, что произошло только что между ним и Оливией, было с ее стороны проявлением искренних чувств, но все же оставался шанс, что эта троица – Эдмунд, Оливия и Клодетт – считала его дураком, и все это была лишь закулисная интрига, чтобы завладеть его деньгами.

А если Оливия невинная игрушка в руках жестоких людей, она имеет право на справедливость, и кто, как не брат человека, решившего разорить ее, должен вступиться за нее?

Он откашлялся и протянул руку женщине, предавшей его много лет назад.

– Дорогая тетушка, теперь, когда вы приехали, чтобы удостоить нас своим приятным обществом, я с величайшим удовольствием приглашаю вас на танец.

Он почувствовал, что Оливия смотрит на него с удивлением. Он сам был поражен тем, как он ловко сумел повернуть ситуацию, но не посмел даже взглянуть на нее. И это обеспокоило ее больше всего.

Клодетт просияла и положила руку ему на плечо.

– Согласна, дорогой племянник. – Обернувшись, она небрежно бросила: – Оливия, дорогая, пойди освежись, а то ты очень бледна. А я пока развлеку твоего мужа.

Клодетт, полностью владея собой, повела Сэмсона в бальный зал. Оливия шла за ними, и Сэмсон чувствовал на спине ее изумленный взгляд.

Шок от неожиданной встречи начал понемногу проходить. И слава Богу. Ему ведь надо было и дальше притворяться. Клодетт его пока не узнала. Во всяком случае, он так думал. Но кто знает, как долго может продолжаться этот обман. Он не видел Клодетт уже десять лет, но кроме того, что она была умна – этого у нее не отнимешь, – она по своей природе была хитра и коварна и всегда гордилась тем, что умеет распознать лживость в других. Сейчас она прижималась к нему, и ее светлые волосы, убранные в высокую прическу, касались его подбородка, а ноздри щекотал приторный запах ее духов.

Розы. Клодетт всегда душилась этими духами, и этот запах всегда будет связан именно с ней. Сейчас его тошнило от него еще и оттого, что он смешивался с духотой и табачным дымом. Толпа выросла еще больше, и они с трудом пробирались к центру, но Клодетт ждет от него, что они будут разговаривать, и он решил быть более чем убедительным. Он должен казаться Эдмундом.

– От тебя пахнет восхитительно, – шепнул он ей на ухо.

Она бросила на него понимающий взгляд.

– Эдмунд, душка. Ты такой льстец.

– Только когда есть основания, – признался он и так естественно усмехнулся, что это удивило даже его самого.

– Давай танцевать, дорогой. Нам столь многое надо обсудить.

Она была весела, но он знал, что настроение у нее совсем не веселое. Прошло много лет, но он по-прежнему мог угадать, что она на самом деле чувствует. Его присутствие разозлило ее, а к Оливии она явно ревновала, и это показалось Сэмсону и забавным, и подозрительным. Ему было ясно, что между нею и его братом все еще существуют какие-то отношения, но какие именно – можно было только догадываться.

Они наконец добрались до центра зала, и Сэмсон, не колеблясь, заключил в объятия женщину, некогда бывшую его любовницей, женщину, из-за которой он много лет назад пережил страшный скандал. А она почти сразу же перешла к делу. Фальшивая улыбка появилась на ее ярко-красных от помады губах.

– Почему ты вернулся в Париж? Неужели ты уже покончил с наследницей Гованс?