Элизабет Хойт - Герцог полуночи

Максимус сокрушенно покачал головой и сосредоточился на самой насущной проблеме. Килборн заявил, что подвеску ему проиграл Олдерни.

Значит, следовало расспросить Олдерни.

Артемис не видела Максимуса с тех пор, как утром покинула его постель. Но даже днем, когда несла к столу поднос с чаем и кексами, она не могла не думать о нем. Над головой ярко сияло солнце, а дамы пили чай и прогуливались по саду леди Янг, где та устраивала небольшой прием, чтобы продемонстрировать свой осенний сад — впрочем, единственными цветами, которые увидела Артемис, были весьма жалкие маргаритки.

Артемис было грустно, что они с Максимусом не могли проводить вместе дневное время — то есть если не хотели вызвать подозрения. Она полагала, что если бы стала его официальной любовницей, то он, возможно, проводил с ней больше времени и в дневные часы. Но тогда ее уже не приглашали бы в гости. Да, безрадостная перспектива…

— Мисс Грейвс!

Она обернулась на веселый голос герцога Скарборо, шедшего к ней под руку с Пенелопой.

— Приятная встреча, мисс Грейвс!

— Что ты здесь делаешь, Артемис? — Пенелопа поспешно осмотрелась. — А Уэйкфилд тоже здесь?

— Нет-нет. — Артемис почувствовала, как щеки ее заливает румянец. — Здесь только Феба и я.

— А-а… — Пенелопа надула губы, не замечая, что пожилой герцог, стоявший рядом с ней, немного сник.

— Я, э-э… собирался принести чашку чаю леди Пенелопе. Не принести ли и вам? — предложил Скарборо.

— Вы очень любезны. — Артемис постаралась улыбнуться герцогу. — Но я собиралась принести две чашки — одну для Фебы и одну для себя. Думаю, вы не сможете…

— Конечно, смогу! — Скарборо выпятил грудь. — Прошу вас, леди, ждите здесь.

И он ушел — стремительно, как Дон Кихот. А Пенелопа с нежностью смотрела ему вслед.

— Он на самом деле самый очаровательный джентльмен, вот только очень жаль… — она со вздохом умолкла.

Артемис тоже вздохнула. Ах, если бы Пенелопа рассматривала Скарборо как перспективного жениха… Он прекрасно подходил ее кузине во всех отношениях, за исключением возраста. Но если бы Пенелопа обратила свой взор на Скарборо, то тогда она, возможно, не была бы так обижена, когда случится неминуемое и выплывет на свет ее, Артемис, связь с Уэйкфилдом. Хотя, конечно, это не решит проблему — Максимус просто найдет другую невесту из знатной и вполне нормальной семьи.

От этих тоскливых мыслей ее оторвала Пенелопа, как бы по секрету сказавшая:

— Не могу понять, чем занимается герцог Уэйкфилд. Кажется, никто не видел его с тех пор, как он вернулся в Лондон. Я знаю, у него есть его дурацкие парламентские обязанности, но человек должен посещать и светские мероприятия. — Пенелопа прикусила губу, потом спросила: — Думаешь, он потерял интерес ко мне? Возможно, мне стоит снова сделать что-нибудь вызывающее? Я слышала, леди Фелл на прошлой неделе участвовала в скачках — верхом!

— Нет, дорогая. — Слезы сжали Артемис горло, но она проглотила их. Она никогда не простит себе, если позволит Пенелопе свернуть себе шею на скачках, чтобы завоевать Максимуса. — Я уверена, он все так же интересуется тобой. Просто очень занят. — Она отважилась улыбнуться. — Когда вы поженитесь, тебе придется привыкнуть к этому — к его обязанностям в парламенте… и тому подобному. Он будет часто отсутствовать. — О боже правый, в этот момент она ненавидела свое предательство!

Тут лицо Пенелопы прояснилось, и вскоре девушка просияла.

— Что ж, очень хорошо! Я просто буду пользоваться его отсутствием и его деньгами для покупок. — Она положила руку на плечо Артемис. — Спасибо, что сказала мне это. Не знаю, что бы я делала без твоего совета.

От этих простых слов у Артемис едва не подкосились ноги. Как она могла так ужасно врать Пенелопе? При ярком солнечном свете ее поведение казалось тяжким грехом. Ведь она обманывала девушку, предложившую ей пристанище. И неважно, что Пенелопа иногда вела себя глупо. Артемис знала, что на самом деле у ее кузины доброе сердце — и оно разобьется, когда она узнает о ее, Артемис, предательстве.

Потупившись, Артемис сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться. Она очень боялась, что если останется с Максимусом, то этот ужасный груз — ее совершенно непростительный поступок — будет день за днем, год за годом давить на нее, пока она в конце концов не превратится в призрак прежней себя. Глядя Максимусу в глаза, она видела желание, но была ли в них любовь? И стоило ли рвать дружбу с Пенелопой ради мужчины, для которого она, в сущности, ничего не значила?

Она любила его — Артемис поняла это сейчас, именно в этом ярком саду, стоя рядом с его будущей женой, своей кузиной. Она любила Максимуса самозабвенно, всем своим разбитым сердцем, но не знала, достаточно ли ее любви для них обоих.

В этот момент появился Скарборо с чашками чая, от которых поднимался пар, и Артемис, взяв обе чашки, поблагодарила герцога и понесла чай Фебе.

Она уже увидела Фебу, когда ее снова остановили.

— Не думала, что снова увижу вас так скоро, мисс Грейвс.

Артемис обернулась на голос и с удивлением увидела миссис Джиллетт, с любопытством смотревшую на нее.

— Э-э… очень приятно встретиться, — отозвалась Артемис. Неужели от нее сейчас ожидали реверанса? Ведь она держала в каждой руке по чашке с чаем!

— Вы так поспешно покинули Пелем-Хаус, — продолжала миссис Джиллетт. Она взяла Артемис под руку, так что та не успела даже возразить. Увидев, что полная чашка чая с молоком нависла над тонким светлым кружевом, украшавшим рукав миссис Джиллетт, Артемис понадеялась, что леди не обвинит ее, если кружево вскоре будет испорчено чаем. — Уехали сразу же после того, как Уэйкфилд стремительно отправился в Лондон. Так обидно! Моя подруга Леди Ноукс ужасно расстроилась из-за такого внезапного окончания приема. Ей так редко доводится хорошо пообедать, после того как Ноукс потерял большую часть ее наследства. До того, как он женился на Шарлотте, у него не было ни пенни. Все свое богатство он получил от нее, а теперь от ее денег ничего не осталось. — Миссис Джиллетт доверительно добавила: — Игра — это ужасное несчастье.

— Я несла чай леди Фебе, — Артемис взглянула на пожилую женщину, — и если вы…

— О, Феба тоже здесь?! — воскликнула миссис Джиллетт и, взглянув в ту сторону, куда шла Артемис, улыбнулась.

Но эта ее улыбка Артемис не понравилась.

— Что ж, не будем заставлять ее ждать, — объявила миссис Джиллетт и повела Артемис к девушке. — А я не знала, что вы здесь, — чересчур громко сказала пожилая дама, как будто плохое зрение Фебы влияло и на ее слух.

— Сегодня замечательный день для приема в саду, правда? — Феба улыбнулась.

— Вот ваш чай. — Артемис осторожно вложила чашку в руку девушки. — Я только что говорила с миссис Джиллетт о домашнем приеме вашего брата.

При упоминании имени миссис Джиллетт глаза Фебы потеплели, и Артемис догадалась, что до этого момента девушка не знала, кто именно говорил с ней.

— Не присоединитесь ли к нам? — предложила Феба.

— Отблагодарю вас. — Пожилая женщина тотчас уселась рядом с Фебой. — Так вот, я как раз говорила Артемис, что нам очень не хватало ее, когда она в такой спешке покинула ваш домашний прием.

— Но она уехала вместе со мной, — весело отозвалась Феба. — Так что если Артемис спешила, — то и я тоже.

Это заявление несколько выбило из колеи миссис Джиллетт, но она тут же снова заговорила:

— Но Феба, дорогая, до того как уехать, вы же не уходили в лес с неженатым мужчиной. — Она хихикнула и добавила: — Нас всех очень интересовало, что мисс Грейвс могла делать вместе с его светлостью в том лесу.

— Как я уже говорила раньше, его светлость смотрел на птицу, которую я там заметила. — Артемис изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал ровно.

— В самом деле? О, хотела бы я быть такой смелой, как вы, мисс Грейвс! Неудивительно, что он немедленно поселил вас в собственном доме.

— На самом деле Артемис сейчас моя компаньонка, — сообщила Феба.

— Да-да, конечно, дорогая. — Миссис Джиллетт похлопала девушку по руке. — Я в этом не сомневаюсь.

Артемис хотела подтвердить слова Фебы, но та, опередив ее, проговорила:

— Пожалуй, мы немного прогуляемся по саду. Вы извините нас, миледи?

Она встала, и Артемис поспешила предложить ей руку. Они молча шли по одной из малолюдных дорожек, пока Артемис не заговорила:

— Это я виновата, что все так вышло.

— Не смейте извиняться, — решительно остановила ее Феба. — Злобная старая ведьма. Не понимаю, как она сама себя выносит. Мне очень неприятно, что вы, помогая мне, подвергаетесь… таким сплетням.

Артемис отвела взгляд, и ее горло сжалось. Скоро — и очень скоро, если поведение миссис Джиллетт могло служить показателем, — ее секрет раскроется. Она знала с самого начала, что не существует способа хранить этот секрет долго — но не ожидала, что все произойдет так внезапно. И теперь она оказалась одной из тех, кого называли «падшими женщинами».

Джон Олдерни, худощавый и голубоглазый, страдал нервным тиком, который еще больше усилился от одного присутствия герцога Уэйкфилда в его гостиной.

— Я распорядился подать чай, — сказал Олдерни, начав опускаться в кресло, но тут же снова выпрямился. — Подойдет чай? Или… по-моему, где-то есть бренди. — Он обвел взглядом свою маленькую гостиную, словно ожидая, что бренди вдруг появится сам собой. — Французский, разумеется… Полагаю, что почти любой бренди французский.

— Сейчас всего десять утра, — подавив вздох, заметил Максимус.

— О-о, э-э…

Их обоих спас прибывший чай. Служанка, разливая чай, все время с благоговением смотрела на Максимуса, и он не мог удержаться от мысли, что она только чудом не пролила чай на ковер. Наконец, пятясь, она вышла из комнаты; когда же с явной неохотой закрывала дверь, в коридоре, у порога, толпились слуги и жена Олдерни, с любопытством заглядывавшие в гостиную.

Чашка дымящегося чая, по-видимому, успокоила Олдерни настолько, что он, наконец, смог сесть и кое-как выразить свою мысль.

— Это огромная честь… Не так часто герцоги наносят визиты до полудня… Не могу выразить, как… как мы польщены… Но я не понимаю…

На эту речь у Олдерни, по-видимому, ушло все его мужество. Он замолчал и одним глотком выпил полчашки и тут же скривился, очевидно, почувствовав, что обжегся.

Максимус же достал из жилетного кармана изумрудную подвеску и положил ее на стол.

— Мне сказали, что когда-то она принадлежала вам. Где вы ее взяли?

Олдерни разинул рот и, несколько раз моргнув, уставился на герцога, словно ожидая дальнейших объяснений. Однако объяснений не последовало, и он протянул руку, чтобы взять подвеску. Гость тут же нахмурился, и Олдерни в страхе отдернул руку.

— Я… э-э… что?

Максимус сделал глубокий вдох и, стараясь сохранять спокойствие, спросил:

— Вы помните эту подвеску?

Олдерни наморщил лоб.

— A-а… н-нет.

— Это было… — Максимус снова сделал вдох. — Около тринадцати лет назад.

Олдерни подсчитывал годы, безмолвно шевеля губами, потом радостно воскликнул:

— A-а, Харроу! Именно там я был тринадцать лет назад. У моего папаши, конечно, не было денег на мое обучение, но кузен оказался настолько добр, что отправил меня туда. Веселое местечко, эта школа. Я там познакомился со многими чудесными парнями. Еду, конечно, нельзя назвать изысканной, но ее было много. Помню сосиски, которые мы просто… — Тут Олдерни вдруг запнулся и пробормотал: — Но вас ведь, вероятно, не это интересует?

— Лорд Килборн сказал мне, что получил эту подвеску от вас, — сказал Максимус.

— Килборн?.. — Олдерни нервно засмеялся. — Но все знают, что он сумасшедший. Он в каком-то припадке убил троих парней и… Я слышал, что у одного из них голова была почти отделена от туловища и везде была кровь. Никогда бы не ожидал такого от Килборна… В школе он выглядел вполне приятным парнем. Помню, однажды он съел весь пирог с угрем. Такое не каждый день увидишь, доложу я вам. В Харроу пироги с угрем были просто огромными, и обычно…

— Значит, вы были знакомы с Килборном в Харроу? — перебил герцог.