— Ну да. Он жил в моем корпусе, — помолчав, ответил Олдерни. — Но в моем корпусе было и много других… совершенно нормальных парней. Например, лорд Плимптон. Насколько я знаю, он теперь важная персона в парламенте. Хотя… — Олдерни снова помолчал. — В школе он был не очень-то приятным парнем. Имел привычку поедать бифштекс с кровью, при этом, оскалившись. — Олдерни поежился. — Теперь, вспоминая об этом, я удивляюсь, что не он превратился в кровавого жестокого безумца. Но вы же понимаете, что подобное невозможно предсказать. И вообще, быть может, все дело в том пироге с угрем.

Некоторое время Максимус внимательно смотрел на собеседника, пытаясь понять, прикидывается ли этот человек или действительно настолько глуп.

— Что-нибудь еще? — Олдерни, очевидно, воодушевила растерянность гостя.

— Да, кое-что еще, — процедил сквозь зубы Максимус, и Олдерни невольно поежился. — Подумайте вот о чем: когда вы могли отдать эту подвеску Килборну?

— Ну… — Олдерни нахмурил брови. — Никогда, насколько я знаю. Я никогда не разговаривал с Килборном, если не считать слов «доброе утро» и «ешь ли ты свою порцию сосисок?». Мы, в общем-то, не были друзьями. Не то чтобы я относился к нему не по-дружески, а просто… он принадлежал к тем, кто действительно читал по-латыни, а меня больше интересовали развлечения и контрабандный табак. — Олдерни умолк и пожал плечами.

Максимус со вздохом прикрыл глаза. Он был так уверен, что здесь, наконец, найдет тропинку, следуя по которой, сможет разыскать убийцу, — но, увы, услышал пустые воспоминания глупца. Хотя, конечно, можно было предположить, что Килборн фантазировал — ведь он же был сумасшедшим…

Открыв глаза, Максимус взял со стола подвеску и встал.

— Благодарю вас, Олдерни.

— Это все? — спросил хозяин, не скрывая облегчения. — Что ж, рад был оказать вам помощь. Как я уже сказал, у нас тут не бывает таких знаменитых посетителей… кроме кузена Роберта. Но и он давно не приезжал.

Максимус направился к двери, потом вдруг остановился и, обернувшись, спросил:

— А кто такой, этот ваш кузен Роберт?

— О-о!.. — Олдерни расплылся в идиотской улыбке. — Я думал, вы знаете… Это герцог Скарборо.


В этот вечер Феба с братом и Артемис только сели обедать в Уэйкфилд-Хаусе, — как все вокруг вдруг пришло в смятение и началась какая-то странная суматоха. О светопреставлении возвестили голоса в коридоре за дверью столовой и торопливые шаги слуг.

— Кто бы это мог быть так поздно? — Феба вскинула голову.

Им не пришлось долго гадать. Дверь распахнулась, и перед ними предстала Батильда Пиклвуд.

— О, мои дорогие, видели бы вы эти дороги! Они просто ужасны — все! Я думала, мы навсегда увязнем в грязной канаве вблизи Тайберна. Кучеру Уилсону пришлось спуститься со своего сиденья и вести лошадей, а я… Ох, не могу даже повторить слова, которые он использовал.

Красавица, Скворушка, Перси и Бон-Бон побежали приветствовать мисс Пиклвуд, а Миньон прыгнула с ее рук к друзьям-собакам.

— Осторожно, Миньон, — предупредила мисс Пиклвуд. — Ей-богу, собачки, вы ворчите как шмели. И вообще, откуда взялись все эти собаки? Неужели вы привезли их с собой из Пелема?

— Мы решили, что им понравится смена обстановки, — весело ответила Феба. — Я так рада, что вы вернулись! Мы ожидали вас не раньше, чем недели через две.

— Ну… я подумала, что нужно побыстрее вернуться и взглянуть, как вы все тут поживаете, — сообщила мисс Пиклвуд, бросив на Артемис выразительный взгляд.

— Надеюсь, вашей подруге стало лучше? — Лицо герцога было непроницаемым, как закрытая дверь.

— О, намного, — садясь, ответила мисс Пиклвуд, а слуга под пристальным взглядом дворецкого проворно поставил для нее прибор. — Дорогая миссис Уайт была очень внимательна. Она сказала, что я должна еще как-нибудь к ней приехать, но ненадолго, чтобы я не устала от Бата.

— Очень любезно с ее стороны, — отозвался герцог.

— Итак, дорогая, — обратилась мисс Пиклвуд к Фебе, — вы должны рассказать мне, чем сегодня занимались.

Артемис молча слушала щебетанье Фебы, осторожно тыча зубьями вилки в свою рыбу. Однажды, подняв голову, она поймала на себе задумчивый взгляд Максимуса и не смогла не вздрогнуть… от какого-то предчувствия. К тому же казалось очень странным, что мисс Пиклвуд оставила больную подругу только для того, чтобы «взглянуть, как вы все тут поживаете».

Но только после изумительного яблочного пирога, к которому Артемис едва прикоснулась, она поняла истинные намерения мисс Пиклвуд.

Артемис и Феба встали, чтобы перейти в гостиную пить чай, но тут пожилая леди остановила их, проговорив:

— Артемис, дорогая, не могли бы вы остаться? Я хотела бы обсудить кое-что с вами… и с его светлостью. Феба, — обратилась она к девушке, заметив, что та нахмурилась, — Агнес проводит вас в гостиную. Мы скоро присоединимся к вам.

Феба немного помедлила, но потом все же приняла руку служанки и вышла из комнаты. А Артемис снова опустилась на свое место.

— Андерз. — обратилась мисс Пиклвуд к дворецкому, — вы можете оставить его светлости его бренди? Думаю, в следующие полчаса вы нам не понадобитесь.

— Да, миледи, — тут же ответил Андерз.

— И вот еще что, Андерз… Я уверена, вы позаботитесь, чтобы нас не подслушивали.

— Конечно, миледи. — Дворецкий кивнул и тут же вышел из комнаты.

Максимус откинулся на спинку стула и проворчал:

— Что все это значит, Батильда?

Артемис восхищалась мужеством мисс Пиклвуд, которая без всякого страха смотрела на своего могущественного родственника.

— Вы совратили мисс Грейвс. Вот что это значит.

— Где же вы это услышали? — осведомился герцог. Нервно взмахнув рукой, мисс Пиклвуд потянулась к графину с бренди. Налив себе немного, она ответила:

— Где я услышала, не имеет значения. Имеет значение то, что это правда и что очень скоро эта правда станет всеобщим достоянием.

— То, что я делаю в стенах собственного дома, касается только меня самого и никого больше, — возразил герцог с надменностью человека, у которого на протяжении тысячи лет предки были аристократами.

— Простите, ваша светлость, но не могу с вами согласиться. — Мисс Батильда сделала маленький глоток бренди. — То, что вы делаете даже в стенах собственного дома, касается многих других людей, в том числе Фебы. — Она со стуком поставила на стол свой бокал. — Вы не можете держать любовницу в том же доме, где живет ваша незамужняя сестра. Даже вы должны подчиняться нормам общественной морали.

Артемис потупилась, машинально отметив, что ее руки, лежавшие на столе, мелко дрожат. Чуть помедлив, она опустила руки на колени. Герцог же, нахмурившись, проговорил:

— От Артемис Фебе не будет никакого вреда, и вы это знаете.

— А вы, милорд, как и я, знаете, что репутация основывается исключительно на том, как события воспринимаются, а не на том, что есть на самом деле. Вы превратили мисс Грейвс в падшую женщину. Одним своим присутствием она как бы пачкает всех леди вокруг себя.

— Батильда!.. — прорычал Максимус.

Артемис же не смогла сдержать вздоха. Конечно, она и так знала, кто она теперь такая, но услышать, как о том прямо заявляет женщина, которую она уважала… О, это было ужасно оскорбительно.

— Мне жаль, дорогая, но я ведь вас предупреждала, — впервые обратилась к Артемис мисс Пиклвуд, — выражение ее лица было весьма суровым, но в глазах светилось сочувствие.

— Да, предупреждали, — кивнула Артемис, не обращая внимания на ворчанье Максимуса.

— Поэтому вы должны уйти.

— Я уйду, — ответила Артемис. — Но Феба хочет, чтобы мы завтра вечером вместе с другими леди из Женского общества посетили оперу в Хартс-Фолли. Она очень расстроится, если меня не будет.

Мисс Пиклвуд нахмурилась.

— О Батильда, ради бога… — проворчал Максимус. — Еще один день не запятнает Фебу.

— Хорошо. — Мисс Пиклвуд поджала губы. — Думаю, один день ничего не изменит. Посетите Хартс-Фолли, а затем, дорогая, все должно быть кончено.

Артемис взглянула на Максимуса, но он сидел отвернувшись, крепко стиснув зубы. Их связь не закончится — он ведь предлагал ей дом, — но она полагала, что раз мисс Пиклвуд взяла это дело под свой контроль, то все остальное уже не имело значения.

— Не нужно больше ничего говорить, мисс Пиклвуд, потому что вы абсолютно правы. — Артемис встала из-за стола, уже не глядя на Максимуса. — Я не могу оставаться здесь вместе с Фебой, так что, пожалуй, я пойду собирать вещи.

Она прошла к двери столовой и, тихонько всхлипнув, вышла из комнаты.


Было уже довольно поздно, когда дверь подвала отворилась, поэтому Аполло не потрудился повернуться. Он уже получил от камердинера свой ужин и теперь просто лежал на спине, время от времени подремывая. Но шаги, приближавшиеся к его койке, были легче мужских.

— Аполло… — Над ним стояла Артемис с холщовой сумкой в руках.

Он приподнялся и взглянул на сестру вопросительно.

— Нам нужно спешить, — сказала она, опустив на пол сумку, в которой что-то звякнуло. Потом, наклонившись, достала из сумки молоток и зубило. — Не представляешь, сколько у меня ушло времени на то, чтобы найти это. Но я все же нашла…

Аполло нахмурился и пожалел о том, что не мог по-настоящему, вслух, выругаться. Проклятье! Уэйкфилд совратил ее — Аполло это точно знал, — а теперь она рискнула вызвать гнев герцога. Где она окажется, если этот негодяй решит вышвырнуть ее?

— Ну?.. — Она подбоченилась. — Уж я-то определенно не смогу этого сделать.

Взяв блокнот, Аполло что-то написал и передал блокнот сестре. Затем поднял с пола зубило и поставил его на первое звено цепи, которое свисало на пол от браслета у него на лодыжке.

«А герцог тебя не накажет?» — прочитала вслух Артемис, а ее брат с силой ударил молотком по зубилу.

— Нет, конечно, нет. — Опустив блокнот, Артемис пристально посмотрела на брата. — Ты слишком уж подозрителен. Я почти уверена, что Максимус может очень разозлиться, но все равно вряд ли он накажет меня.

Аполло снова ударил по зубилу и, бросив на сестру выразительный взгляд, беззвучно, губами, произнес: «Максимус?»

— Я ведь уже сказала тебе, что он друг.

Аполло закатил глаза — сестра обманывала его ради этого негодяя — и, жалея, что у него под молотком не череп герцога, в третий раз изо всей силы ударил по зубилу, и на сей раз звено раскололось.

— О, отлично! — воскликнула Артемис и нагнулась, чтобы помочь брату отсоединить разбитое звено от двух других, оставшихся прикрепленными к браслету на лодыжке. — Тебе придется обмотать их какой-нибудь тряпкой, чтобы не звенели, а тряпки там. — Она указала на сумку.

«Почему сейчас?» — написал Аполло, взяв у нее блокнот.

Когда Артемис прочитала эти слова, лицо ее сделалось совершенно белым, но она постаралась улыбнуться и ответила:

— Я вскоре покину Уэйкфилд-Хаус, поэтому хочу быть уверена, что ты будешь на свободе до того, как я уйду отсюда.

Аполло кивнул и тут же произнес губами: «Артемис, но почему?»

— Поторапливайся и одевайся, — сказала она, притворившись, что не поняла вопроса.

Встревоженный спешкой и тем, что его вопросы остались без ответов, виконт все же подчинился. Камердинер герцога еще до этого дал ему рубашку, штаны и прочие предметы одежды, однако все оказалось маловато, в том числе и туфли.

— Их взяли у слуги, у которого самый большой размер обуви, — сказала Артемис, виновато глядя на брата.

Тот покачал головой и, улыбнувшись, наклонился и поцеловал сестру. Потом, взяв блокнот, написал: «Как я смогу связаться с тобой?»

Артемис молча смотрела в блокнот, и ее брат, сообразив, что она об этом не думала, забрал у нее блокнот и написал очередное послание: «Артемис, мы должны не терять связи. Ты — это все, что у меня есть, и я не доверяю твоему герцогу. Нисколько не доверяю».

— Знаешь, это просто глупо — то, что касается Максимуса, — ответила она, прочитав написанное. — Но ты прав, нам нельзя терять друг друга. Ты знаешь, куда пойдешь отсюда?

Он думал над этим долгие часы, поэтому сразу же написал ответ: «У меня есть друг по имени Эйза Мейкпис. Ты сможешь найти его в Хартс-Фолли и через него передать мне письмо».

— Хартс-Фолли? — удивилась Артемис. — Не понимаю… Ты что, туда пойдешь?

Аполло покачал головой и, снова взяв блокнот, написал: «Тебе лучше не знать».

— Но как же…

«Позаботься о себе», — приписал брат.

Артемис крепко обняла его и сказала:

— Это ты должен позаботиться о себе. Твое исчезновение до сих пор не забыто. Тебя будут искать. — Отодвинувшись, она посмотрела на брата, и он с ужасом увидел в ее в глазах слезы. — Я не переживу, если снова потеряю тебя.