– Откуда мне знать? – пожала плечами Луиза. – Я не целовалась без повязки!

– А я никогда не целовался в повязке, – признался Брэй. – Спасибо за идею, мисс Прим! Какие, оказывается, у вас фантазии…

– Вы невыносимы, ваша светлость!

– А что? – словно змей-искуситель, улыбнулся он. – По-моему, хорошая идея! Надо будет как-нибудь попробовать…

– Пробуйте что вам угодно, но не со мной.

– Почему? – Судя по тону, с которым герцог задал этот вопрос, он был искренне удивлен.

– Я никогда больше не позволю вам целовать меня! Даже и не мечтайте!

Луиза понимала, что эти слова прозвучали по-детски наивно. Но если вовремя не остановиться, не успеешь оглянуться, как дойдешь до той точки, в которой случится уже непоправимое…

Его светлость снова улыбнулся:

– Вы бросаете мне вызов, мисс Прим?

– Можно так сказать.

– В таком случае считаю своим долгом предупредить: из всех, кому когда-либо приходилось бросать мне вызов, никому до сих пор еще не удавалось избежать расплаты.

– Ну что ж, – гордо запрокинув голову, отвечала Луиза, – посмотрим еще, кто кого!

– Что ж, воля ваша. А ведь это так просто: всего-то еще раз надеть повязку и поцеловать меня.

Луиза невольно скрипнула зубами.

– Вы пришли сюда, чтобы научить меня целоваться? – усмехнулась она.

– Честно говоря, шел я к вам не за этим. Но когда увидел вас, я просто не смог удержаться.

– И зачем же вы шли, позвольте спросить? Чтобы посмотреть, не соскучился ли Сайнт без вашего общества? Вынуждена вас разочаровать – не соскучился.

– Нет, не за этим. Как раз наоборот, я хотел еще раз попытаться убедить вас и ваших сестер, Луиза, что у меня и в мыслях не было скрывать от вас, что Сайнт находится у меня. Я, может быть, и нахал, мисс Прим, – только что вы сами имели возможность в этом убедиться, – но все-таки не такой мерзавец, чтобы нарочно лишать детей общения с любимой собакой. Уверяю вас, если бы я знал, что ваш дядя разыскивает Сайнта, я сразу бы отдал ему пса!

Слова герцога почему-то на этот раз показались Луизе правдивыми.

– Я верю вам, ваша светлость, – проговорила она.

– Послушайте, Луиза, – нахмурившись, произнес Брэй, – сюда, кажется, и впрямь кто-то идет. Я слышу детские шаги… Наденьте снова повязку и сделайте вид, будто разыскиваете сестер. А я попробую незаметно удалиться…

Луиза снова надела повязку, надеясь, что благодаря ей сестры не увидят того огня, который, должно быть, до сих пор горел в ее глазах. К сожалению, повязка не скрывала зардевшиеся щеки. Как, оказывается, легко бывает иногда забыться и не отдавать себе отчета в том, что делаешь…

Луиза сама не знала, почему позволила герцогу ее поцеловать, не понимала, почему этот поцелуй ей так понравился. Может, поцеловаться с кем-нибудь другим было бы и не грешно, но уж определенно не с таким ловеласом, как его светлость герцог Дрейкстоун. Слава богу, он не сделал ей предложения руки и сердца во время поцелуя: в тот момент, когда сама себе не принадлежала, она еще, чего доброго, согласилась бы.

«Нет, – подумала она, – с его светлостью мне надо немедленно порвать, пока не поздно, пока я не успела влюбиться в него…»

Впрочем, внутренний голос подсказывал ей, что уже поздно.

Глава 13

Страданья замедляют ход часов.

У. Шекспир. Обесчещенная Лукреция

Брэй и Харрисон ехали верхом в полной в тишине. Было, как назло, чертовски холодно, с сырой земли поднимался, клубясь, туман. Брэй ненавидел туман с той самой ночи, когда погиб Натан.

Брэй уже начал жалеть, что не остался отдохнуть и обсушиться как следует у мирно потрескивающего камина в доме Адама. Резкий, порывистый ветер пронизывал до костей, пальцы на руках и ногах сводило от холода, несмотря на шерстяные перчатки и носки. Экономка Адама, симпатичная приветливая старушка, предложила им остаться в доме и дождаться возвращения хозяина, но Харрисону и Брэю слишком не терпелось его увидеть.

Прошло около получаса, прежде чем Харрисон наконец нарушил молчание.

– Похоже, старик, – усмехнулся он, – за те два года, что я не был в Лондоне, ничего не изменилось! Как и раньше, все сплетни только о тебе… С годами ты не меняешься, Брэй!

– А зачем мне меняться? – не без самодовольства заметил тот. – Не кажется ли тебе, что всегда быть в центре сплетен – редкий талант, которым еще не каждый может похвастаться! – Брэй помолчал с минуту, разглядывая еще не до конца зажившие шрамы на лице Харрисона. – А если серьезно, мой друг, – изрек он философски, – титул герцога, дает мне по крайней мере одно преимущество: сплетничать обо мне, может, и не стали меньше, но уже никто не осмелится высказать эти сплетни прямо мне в лицо. Разве что ты, ну и Ситон…

– Кстати, – нахмурился Харрисон, – почему ты не поведал, что помолвлен с мисс Луизой Прим? Почему я узнаю об этом от посторонних людей?

Брэй мысленно чертыхнулся. Разумеется, было бы наивным с его стороны надеяться, что Харрисон никогда не узнает, что вот уже второй год имя Дрейкстоуна неизменно упоминают вместе с именем мисс Прим. Как, впрочем, наивной оказалась и надежда, с которой Брэй отправлялся в это путешествие: что оно поможет ему хотя бы на время забыть о Луизе, ее пухлых, манящих губах, соблазнительном теле…

– Потому что я с ней не помолвлен, – резко произнес Брэй, избегая встретиться с другом взглядом.

– Стало быть, это тоже сплетня? – Судя по тону Харрисон был явно разочарован.

– Не знаю, что ты там слышал, – недовольно произнес Брэй, – но что бы то ни было, это наверняка сплетня. С мисс Прим меня ничто не связывает.

– Не понимаю! – проворчал друг. – Так помолвлен ты с ней или нет?

Брэй снова ругнулся себе под нос. Обычно Харрисон не задавал лишних вопросов, если чувствовал, что друг не склонен на них отвечать. Что вдруг на него нашло на сей раз?

– Говорю же тебе – нет! – отрезал Брэй.

– Но едва ли не весь Лондон считает тебя чуть ли не подлецом из-за того, что ты до сих пор не исполнил клятву, которую дал умирающему Натану…

– Пусть все эти идиоты считают меня кем угодно. Жениться на мисс Прим я не собираюсь.

– Почему, дружище? По-моему, это очень выгодная партия.

Брэй поерзал в седле, чтобы дать хоть какое-то движение задеревеневшему телу.

– Послушай, Харрисон, – усмехнулся он, – когда это ты успел наслушаться всех этих сплетен? Ты всего-то две недели как в Лондоне, да и то бо́льшую часть времени провалялся в постели, после того как тебя отдубасили эти бродяги…

– Я все-таки успел пару раз сходить в клуб.

– Ты, кажется, сказал, – заговорил Брэй только ради того, чтобы перевести разговор на другую тему, – что за те два года, что ты отсутствовал в Лондоне, здесь практически ничего не изменилось…

Брэй вдруг оборвал свою речь на полуслове. Прямо над обрывом крутого утеса застыла фигура всадника, который, судя по всему, и был тем, ради кого друзья отправились в это путешествие. Адама с его недюжинным ростом – под два метра – было невозможно не узнать, даже несмотря на то, что сейчас на нем был не костюм джентльмена, а скромная крестьянская одежда и грубая широкополая пастушья шляпа.

«Почему Адам стоит над обрывом? – промелькнула вдруг у Брэя шальная мысль. – Уж не намерен ли он, чего доброго, покончить с собой?»

Харрисону, очевидно, пришла в голову та же мысль, ибо он тревожно покосился на Брэя.

– Господи, не задумал же он… – начал было Харрисон, но Брэй прервал его:

– Нет, не похоже. Кажется, он просто высматривает что-то на дне ущелья.

– Как ты думаешь, – задал Харрисон новый вопрос, – он догадается, зачем мы приехали сюда?

– А ты бы на его месте не догадался?

– Может, – заколебался вдруг Харрисон, – мы рано приехали? Может, стоило бы все-таки дать ему еще какое-то время побыть наедине со своим горем?

– И что ты предлагаешь? Повернуть обратно после того, как мы проделали столько миль, мерзли и мокли целых три дня? Поздно, Харрисон! Раньше надо было думать.

– Но что мы ему скажем? Ты хотя бы представляешь?

– А не нужно ему ничего говорить. Он и так прекрасно поймет, почему мы здесь. Да и что, собственно, в этом необычного? Приехали навестить, проведать… А если он не захочет говорить на эту тему, мы не станем заводить разговор. Я уверен, что он сам целыми днями отчаянно борется с депрессией…

– Да, пережить смерть жены – это, конечно, непросто… Не удивлюсь, если ему понадобится еще много времени, чтобы наконец оправиться после такой трагедии!

Брэй отлично все это знал. В конце концов, он неотрывно был рядом с Адамом, когда в страшных муках умирала его жена.

Брэй снова посмотрел на одинокую фигуру над обрывом. Пожалуй, он не осудил бы Адама, если бы тот сейчас бросился вниз…

– С тех пор прошло уже три месяца, – произнес Брэй. – Надеюсь, он все-таки в достаточно адекватном состоянии, чтобы понять, что мы не полезем к нему в душу, если он сам того не захочет, но всегда готовы поддержать.

Новый порыв пронизывающего ветра ударил в лицо. Брэю вдруг снова вспомнилась ночь, когда погиб Натан Прим, – такая же холодная и туманная… Бог свидетель, как он тогда хотел помочь Натану и сколь невыносима для него была мысль, что ничего не может сделать. А представлять себе, что может чувствовать человек, на глазах которого умирает его собственная жена, Брэю было не нужно: он ведь был тогда рядом с Адамом…

Брэй сглотнул, словно желая избавиться от комка, поступающего к горлу. Ему вспомнился совет, который когда-то в детстве дал ему отец: «Чтобы не впасть в тоску, постарайся думать о чем-нибудь приятном».

О приятном? Перед мысленным взором Брэя снова возникло хорошенькое личико мисс Прим. Как ни пытался Брэй уверить себя, что это не так, с тех пор как расстался с Луизой – а с того дня прошло уже около двух недель, – ему нестерпимо хотелось поскорее увидеть ее снова, снова прижать к себе, поцеловать. Только на этот раз без повязки. Брэю хотелось видеть ее глаза, их выражение – будь то выражение удивления или удовольствия.

Несколько раз за это время Брэй даже пытался придумать какой-нибудь предлог, чтобы снова заявиться в дом Луизы, но каждый раз его что-то останавливало. От невинных девочек все-таки лучше держаться подальше. В конце концов, к его услугам – всегда, как только он захочет, – огромный выбор опытных и вполне доступных женщин…

– Как думаешь, что он собирается делать?

Вопрос Харрисона вывел Брэя из забытья, заставив загнать образ Луизы куда-то на задворки его сознания.

– Не знаю, – ответил он. – Чем гадать, почему бы нам с тобой не подъехать к нему и не выяснить? Не век же нам здесь стоять, в конце концов! Да и погода, кажется, лучше не становится… Не знаю, как ты, а я уже успел промерзнуть до костей!

Впрочем, говоря это, Брэй поймал себя на том, что все-таки немного лукавит. Да, и ветер, и сырость – все это ужасно неприятно, но мысли о Луизе словно согревали его…

Пришпорив коней, Брэй и Харрисон направились туда, где виднелась фигура друга.

Адам обернулся, очевидно услышав их приближение, на лице его отразилось удивление, однако навстречу им не двинулся.

Когда Брэй и Харрисон подъехали к нему, Адам поправил свою широкополую шляпу, нахлобученную на лоб, и ухмыльнулся:

– Вы, кажется, заблудились, джентльмены? Судя по вашим костюмам, вы наверняка искали что-то в Лондоне, а заехали аж в Йоркшир! Эк вас занесло, господа!

– С тебя пример берем, – усмехнулся Харрисон. – Если тебя занесло из Лондона в Йоркшир, то почему нам нельзя?

– Ну уж до тебя-то, Харрисон, мне далеко! – в тон ему отвечал Адам. – Тебя, я слышал, и вовсе в Индию занесло! Вернулся, стало быть?

– Как видишь, – кивнул тот. – Я не жалею, что съездил, получил массу впечатлений. И все же, как говорится: в гостях хорошо, а дома лучше…

– Ну а мой дом теперь здесь, – произнес Адам.

– Что ж, дружище, о вкусах не спорят, – покачал головой Харрисон. – Лично я поселяться навсегда здесь, может быть, и не стал бы, но разок-другой в год, пожалуй, и наведывался бы. Не всегда же тут, я полагаю, стоит такая мерзкая погода! Как ты думаешь, Брэй?

– Надеюсь, что не всегда, – ответил тот. – Мне кажется, при хорошей погоде здешний край представляет собой весьма миленькое местечко.

– Честно говоря, – скривил рот Адам, – хорошей погоды здесь практически не бывает: круглый год дожди и туманы, – но меня, надо сказать, это вполне устраивает.

Внезапно слух Брэя уловил некий звук, напоминающий блеяние.

– Что это? – спросил он.

– Овца в ущелье упала, – ответил Адам. – Думаю привязать веревку и спуститься за ней…

Брэй и Харрисон спешились и подошли к краю обрыва. Осторожно заглянув вниз, они действительно увидели овцу. Несчастное животное стояло на каком-то каменном выступе. От края обрыва до этого камня было футов тридцать-сорок, а от камня до дна – и все пятьдесят. На счастье, овца, кажется, совершенно не пострадала. Как ей удалось не убиться об острые камни, торчавшие в ущелье едва ли не отовсюду, знал, похоже, только Господь Бог. Наверное, падение овце смягчили густая шерсть и толстая шкура.