Элоиза Джеймс - Герцогиня-дурнушка

Джеймс в ярости сжимал кулаки. Но он не мог ударить отца.

– По правде говоря, – продолжал Ашбрук, – яблоко от яблони недалеко падает, не забывай этого. Твоя мать не обманывала себя и не считала меня идеальным мужем. Однако мы с ней ладили, вот так-то. – Губы отца скривились, и он проворчал: – Хотя в одном мы с тобой существенно отличаемся друг от друга. Я не нытик. Пожалуй, я удивился, когда ты столь успешно справился с этим делом. Но меня не удивляет, что ты оплакиваешь результат. Будь мужчиной, ради всего святого! Ты очень нерешителен. Всегда был нерешительным… с этим своим пением! Я виню в этом твою мать.

– Вы меня совсем не любите, – сказал Джеймс, нарушая негласное правило, предписывавшее английским джентльменам никогда не говорить на подобные темы. – Я прав?

– Из всех твоих глупых вопросов этот, должно быть, самый нелепый, – заявил герцог, щеки которого заметно побагровели. – Ты мой наследник, и этим все сказано.

– Любящие друг друга люди никогда так не поступают, – произнес Джеймс. Подойдя к двери библиотеки, он распахнул ее и добавил: – Уходите.

– Ты должен поговорить с ней, – сказал герцог, не тронувшись с места. – Возьми ситуацию под контроль. Ведь ты мужчина. Отстаивай свои права. Не позволяй ей закатить истерику. Иначе это может войти в привычку.

– Уходите, – повторил Джеймс, боясь, что все-таки не сдержится.

Герцог презрительно фыркнул, но направился к выходу. Взявшись за ручку двери, он остановился и, не оборачиваясь, тихо сказал:

– Я люблю тебя. Поверь, люблю. – С этими словами отец вышел из комнаты.

Глядя на закрытую дверь, Джеймс чувствовал, как его вновь захлестнула волна безумной тоски по матери. Тоска по тем счастливым дням, когда мама могла все исправить. Он должен пойти в утреннюю гостиную. Должен поговорить с Дейзи, сказать, как сильно он ее… что? Ведь теперь она уже не поверит, что он ее любит.

Он только что сказал своему отцу: «Любящие друг друга люди никогда так не поступают». А он, Джеймс, поступил. Свинцовая тяжесть в груди разлилась по всему его телу. Может, он вообще не способен любить? Может, он такой же, как его отец? Он должен уехать. Ей будет гораздо лучше без него.

Джеймс направился в утреннюю гостиную.

Тео долго не могла пошевелиться. Закрыв глаза, она сидела, словно оцепенев. И сначала даже не заметила пару сапог, появившуюся в поле ее зрения. А потом… Подняться и встретиться глазами с мужем – это стоило Теодоре Рейберн огромных усилий. Но она все же встала, посмотрела ему в глаза и увидела в них именно то, что и ожидала, – увидела стыд. Это был ответ на ее последний мучительный вопрос. Он не хотел на ней жениться.

– Надеюсь, ты получил удовольствие, – сказала наконец Тео. – Я уверена, ты уже понял: это был последний раз, когда твоя жена тебя… обслуживала.

– Дейзи!

– Я должна это разъяснить?

– Дейзи, не покидай меня, – сказал Джеймс, задыхаясь от подступивших к горлу рыданий.

Словно укрывшись за толстой ледяной стеной, Тео совершенно спокойно проговорила:

– Не будь дураком, Джеймс. Я не покидаю тебя, а выгоняю вон. И буду восстанавливать поместье с тем немногим, что осталось от моего расхищенного приданого. Думаю, мы можем оба согласиться после твоего поведения на вчерашнем совещании, что ты в этом деле совершенно бесполезен.

Он судорожно сглотнул, а она продолжала:

– А раз так обстоят дела, то нечего тебе задерживаться здесь. Ты со своим отцом явно не в лучших отношениях. Он просто-напросто преступник, а ты – трусливый дурак, сознательно разрушивший мою жизнь, чтобы скрыть преступления отца.

Глаза Джеймса пылали гневом, но он по-прежнему молчал.

– Ты покинешь этот дом, а затем и Англию. Можешь забрать тот корабль, на котором побывал вчера, – уведи его куда-нибудь. Я больше никогда не хочу видеть твое лицо.

Джеймс переминался с ноги на ногу – точь-в-точь как провинившийся ребенок.

– Хуже всего то, что мы осуществили наш брак, – продолжала Тео. – Увы, теперь его невозможно расторгнуть.

– Я не хочу его расторгать, – пробормотал Джеймс.

– Я ожидала, что не захочешь. Ведь это я стояла на коленях у твоих ног, выпрашивая милости, которые ты соблаговолишь мне оказать. Как любезно сообщил твой отец, любой мужчина был бы счастлив. Насколько я понимаю, подобная готовность обычно щедро оплачивается. Видимо, ты повторял требования, которые предъявлял любовнице, когда приказывал мне не носить панталоны. И оставлять волосы распущенными…

– Нет!

– Не ори на меня, Джеймс. Тебе не запугать меня. А если, как твой отец, швырнешь в меня фарфоровую статуэтку, то я подниму стол и запущу его тебе в голову.

– Но я никогда ничем не бросался…

– Пока нет. Но я уверена: когда ты достигнешь возраста своего отца, то станешь таким же кичливым мерзавцем. А впрочем… Думаю, ты уже стал таким.

– Прости меня, – пробормотал Джеймс прерывающимся голосом. – Мне очень жаль, Дейзи.

Лицо его сморщилось, словно он пытался сдержать рыдания, но Тео не испытывала к нему ни капли жалости. Окруженная ледяной стеной, она совершенно ничего не чувствовала.

– Ты прекрасен, а я – нет. Но знаешь что, Джеймс?… Быть такой, как я, в сто раз лучше. Ведь когда я полюбила тебя, я сделала это честно. Но я была дурой, теперь я поняла это. И я любила тебя ночью, искренне любила. Надеюсь, ты получил удовольствие.

Джеймс вздохнул, а его жена вновь заговорила:

– Когда же кто-нибудь полюбит меня, а это обязательно случится, потому что жизнь длинна, а наш с тобой брак закончился… Так вот, он полюбит меня вовсе не за внешность. Он сумеет разглядеть мою душу и захочет меня не из-за моего приданого и не из-за того, что мной можно помыкать и превратить в шлюху, не осознающую даже своего унижения.

– Я ничего подобного не делал!

Сделав над собой усилие, Тео ровным голосом проговорила:

– Ты отвратителен. Просто омерзителен. Но самое печальное – в другом: я делала все это с тобой, потому что думала, ты тоже любишь меня. Я делала это не ради денег, как ты. Что ж, похоже, это я провела две исключительно дорогостоящие ночи с любовником.

– Не делай этого, – произнес Джеймс хриплым шепотом. – Пожалуйста, Дейзи, не надо, не делай этого.

– Не делать чего? Не говорить тебе правду?

– Не разлучай нас.

Она помолчала, но у него больше не было слов.

– Нет никаких «нас», – заявила Тео, внезапно почувствовав, что ужасно устала. – Я ожидаю, что ты покинешь дом в течение дня. – К своему ужасу, она вдруг поняла, что все еще испытывает теплые чувства к мужу. – Джеймс, я бы никогда не поступила так с тобой. – В первый раз ее голос дрогнул. – Я любила тебя, Джеймс. Действительно любила. Странно, но я даже не осознавала этого, пока мы не поженились. Но даже если бы я не любила тебя, то все равно бы не предала тебя, потому что ты был моим самым близким другом. Моим братом. Ты мог бы просто попросить меня, знаешь ли…

Лицо его покрылось смертельной бледностью.

– Попросить… о чем?

– Попросить у меня денег. Ведь люди, которые уважают друг друга… они делятся. Отдают. Я бы дала тебе эти деньги. И тебе не нужно было бы обхаживать меня, чтобы заполучить их. – Резко развернувшись, Тео вышла из гостиной, захлопнув за собой дверь.

Поднимаясь на второй этаж, она чувствовала себя столетней старухой, высохшей и опустошенной. Уже наверху, в коридоре, Тео увидела герцога, выходившего из своей комнаты. Она встретилась с ним взглядом, не чувствуя ни капли стыда. Не ей следовало стыдиться в этой ситуации.

Он опустил голову, а Тео отчетливо проговорила:

– Этот дом принадлежит мне, и я хочу, чтобы вы покинули его. Как я узнала вчера, мне надлежит выплачивать вам щедрое содержание. Вы можете арендовать собственный дом из этих денег.

Герцог вскинул голову и проревел:

– Ты не сделаешь этого!

– Если вы не уберетесь отсюда до завтра, я вызову вашего лживого управляющего Рида и отправлю его вместе с его отчетами к моим поверенным. Или же прямиком на Боу-стрит, к полицейским! Скажите своим друзьям, что вам невыносимо видеть мое уродливое лицо по утрам, но убирайтесь.

– Скажи ей, что она не может этого сделать! – закричал свекор.

Тео посмотрела вниз и увидела Джеймса, стоявшего у подножия лестницы.

– Он тоже уезжает, – сообщила она герцогу. – Я запираю этот дом, чтобы не тратиться на его содержание. Я собираюсь жить в Стаффордшире в обозримом будущем. Но если кому-то из вас захочется связаться со мной, то вы сможете сделать это через моего поверенного.

– Я не собираюсь связываться с собственной женой через поверенного, – заявил Джеймс.

– А я бы предпочла, чтобы ты вообще со мной не связывался.

– Ты настоящая мегера! – рявкнул герцог; голос его дрожал от ярости.

– В этом коридоре нет ничего, что можно было бы бросить, милорд, – сказала Тео, глядя на него с отвращением.

– Ты не заставишь меня покинуть мой собственный дом! Дом, построенный моим дедом!

– Но я могу предать гласности доказательства растраты моего приданого, оставленного на ваше попечение вашим близким другом. Интересно, правда? – Тео снова взглянула на Джеймса. – Похоже, в вашей семье близких друзей всегда предают.

Последние ее слова, видимо, смутили герцога. Он повернулся и ушел в свою комнату, не сказав больше ни слова. А Тео, даже не взглянув вниз, на Джеймса, пошла дальше, оставляя позади Дейзи. Оставляя позади свой брак.

Оставляя позади свое сердце.

Девять месяцев спустя

На борту «Персиваля»

Где-то на Мальдивах

– Мы не можем от них оторваться, милорд! Мы слишком нагружены! – Старшина-рулевой, крепкий мужчина по имени Скуиб, вынужден был кричать, чтобы Джеймс его услышал.

– Держите штурвал! – Джеймс повернулся, осматривая горизонт. Приближающийся корабль был едва виден, но он летел по волнам словно на крыльях. – Вы уверены, что это пиратское судно?

– Впередсмотрящий подтверждает это, – ответил Скуиб, вытирая вспотевший лоб. – Мне удавалось избегать пиратов все эти годы, будь они прокляты. У меня недавно родились внуки, и мне следовало остаться в Лондоне.

– На судне подняли черный флаг?

Скуиб утвердительно кивнул:

– Мы пропали. Это «Летучий мак». – Он невольно застонал. – У него алый цветок на черном поле. Легко заметить.

Джеймс замер у поручней, глядя на корабль так пристально, словно его взгляд мог заставить судно исчезнуть. Услышав название корабля, он почувствовал некоторое облегчение. Судя по тому, что он слышал об этом корабле, у них все же был шанс. Конечно, ничтожный шанс, но это лучше, чем ничего.

– Могло быть хуже, – сказал он, надеясь, что не ошибся.

– «Летучий мак» захватил пять кораблей только в этом сезоне – так я слышал в последнем порту. Правда, обычно они не убивают команду, но судно топят, милорд.

Джеймс хмыкнул:

– Пушки готовы к бою?

– Да, милорд.

– Тогда полный вперед. Быстрее! – Джеймс спрыгнул с полубака и побежал на нижнюю палубу.

Почти вся команда «Персиваля» занималась пушками; люди орудовали огромными шомполами, забивая порох в стволы. И они не прекращали работу, пока Джеймс не обратился к ним.

– Слушайте меня, матросы! – крикнул он.

Все сразу посмотрели на него, а Джеймс продолжал:

– Наша главная цель – остаться в живых, и мы сделаем для этого все возможное!

Матросы молча переглядывались.

– Мы пустим в ход пушки, и если нам повезет, то пробьем им борт! – кричал Джеймс. – Но я не хочу, чтобы вы погибли, сражаясь с людьми, которые всю жизнь только этим и занимаются! Если мы не потопим их корабль с первого захода, то ложитесь на палубу! Лицом вниз!

Среди матросов поднялся ропот.

– Я никогда не уклонялся от битвы! – закричал Клампер, верзила с грубыми чертами лица. Он был родом из Чипсайда и мастерски владел кинжалом.

– Теперь придется, – сказал Джеймс. – Только вытащите свой клинок, Клампер, и я объявлю вас мятежником.

Снова воцарилось молчание.

Джеймс провел с этими людьми уже девять месяцев. Случались трудные моменты, пока он учился морским законам и искусству управлять парусным торговым судном. Но все это время рядом с ним неизменно находился Скуиб. И будь он проклят, если допустит, чтобы его команда погибла.

– Я намерен бросить вызов их капитану, – заявил Джеймс. – Согласно морскому закону.

– Пираты не соблюдают никаких морских законов! – выкрикнул кто-то.

– Капитан «Летучего мака» соблюдает, – возразил Джеймс, посчитавший своим долгом выяснить все возможное о пиратах, промышлявших в океанских водах между Индией и Британскими островами. – Его имя – сэр Гриффин Берри. Он баронет и мой дальний родственник. Мы встречались, когда оба были еще мальчишками. Он должен меня помнить.

– Значит, вы сможете найти с ним общий язык? – сказал Клампер, и в глазах его затеплилась надежда.