Элоиза Джеймс - Герцогиня-дурнушка

– А я все думаю: есть ли кто-нибудь у моей Поппи? Но она-то в отличие от твоей жены вовсе не считает, что я погиб.

– Почему же ты не едешь повидаться с ней? Я бы послал тебе помилование следом.

– Не могу сказать, что так уж хочу ее увидеть. Мы были совсем незнакомы до того, как мне пришлось переспать с ней. И у меня не очень-то получалось, – сказал Гриффин с усмешкой. – Видишь ли, она на три года старше меня, а когда тебе семнадцать, девица двадцати лет кажется древней старухой.

– В семнадцать лет слишком рано жениться, – заметил Джеймс.

– Ты был не намного старше, – возразил Гриффин. – В общем, я не сумел осуществить свои супружеские обязанности и бежал от унижения. Затем напился до бесчувствия в каком-то пабе, а когда очнулся, оказался связанным на корабле, куда меня затащили, превратив в матроса. В следующем порту я сбежал с этого корабля и присоединился к команде другого судна, слишком поздно обнаружив, что это были пираты. Таково начало моей зловещей истории.

– В мою брачную ночь в комнате было так темно, что ни один из нас, наверное, представления не имел, что мы делаем.

– Ты боялся, что почувствуешь отвращение, если зажжешь свечу?

– Тео прекрасна, – ответил Джеймс тоном, не допускающим возражений. – Ты увидишь ее завтра, если спустишься вниз раньше, чем она уедет. Я почти уверен, что она со своей служанкой покинет дом сразу же, как только рассветет.

– Ничего похожего на то, как женщины обычно сбегались на пристань, когда «Маки» появлялись на горизонте, не правда ли? Когда моя жена посмотрит на меня, то увидит хромого бродягу и бездельника, а когда твоя жена смотрит на тебя, она видит человека, который обманом женился на ней и теперь мешает ей встретиться со своим мужчиной.

– Я уверен, что смогу убедить жену в том, что женился на ней совсем не ради денег. А ты наверняка сможешь доказать своей жене, что ты – вовсе не никчемный слабак, которого она помнит. Разве нет?

– Ты врал своей с самого начала, – сказал Гриффин. – Теперь она не поверит ничему – что бы ты ей ни говорил.

– Моя проблема не так велика, как твоя, – проворчал Джеймс. – Ведь Дейзи раньше меня любила, в конце концов. Тебе же придется уговаривать суровую незнакомку дать тебе еще один шанс на супружеском ложе.

– Ни один из нас не выглядит изысканным кавалером! – с громким смехом заявил Гриффин. – Хочешь заключить пари? Проверим, кто из нас быстрее уложит свою жену в постель.

– Джентльмены таких пари не заключают, – ответил Джеймс, невольно улыбаясь.

– Слишком поздно претендовать на этот статус. Конечно, ты можешь разыгрывать из себя герцога, – но джентльмена?… Нет-нет, ты не джентльмен.

– Если я приму твое пари, тебе придется поехать в Бат, чтобы и в самом деле поговорить со своей женой.

– Я вполне могу это сделать – только для того, чтобы обставить тебя.

Джеймс так волновался, что не мог усидеть на месте. Он встал и подошел к окну.

– Проклятие! Газетчики взгромоздились на садовую ограду!

Гриффин присоединился к кузену как раз в тот момент, когда два рослых грума прошли по вымощенной камнем дорожке, небрежно помахивая дубинками. Репортеры поспешно скрылись.

– Похоже, мы здесь застряли, – произнес Джеймс с улыбкой. Ему только что пришла в голову блестящая мысль.

– Я уезжаю немедленно! – заявил Гриффин. – Не хочу, чтобы моя жена узнала о моем возвращении в Англию из «Лондон кроникл». – Он нахмурился, покосившись на Джеймса. – Какого черта ты улыбаешься?

– Пустяки! Я выйду на минуту поговорить с дворецким. Он должен что-то сделать с этой толпой перед нашим домом.

– Почему бы тебе не выйти и не изобразить свирепого морского разбойника? Покажи им, что пиратов нельзя держать в заточении.

– Нет-нет. – Джеймс снова улыбнулся. – Ведь мы уже не пираты, верно?

Тео решила пойти на ужин в зеленом платье и с рубиновым перстнем на пальце. Немного подумав, она добавила еще и рубиновое ожерелье. Ее забавляла мысль, что она одета как королева пиратов. Или, может, императрица? Даже ее туфли на каблуках ярко блестели, как, впрочем, им и полагалось, потому что они были усыпаны бриллиантами.

Посмотрев на свое отражение в зеркале, Тео прищурилась. Без сомнения, супруга пирата должна сверкать с головы до ног. Она подозревала, что у пиратов нет императриц – у них имелись только шлюхи. Но один лишь взгляд в зеркало показал: никто не смог бы принять ее за таковую. Она выглядела царственно, хотя, возможно, чересчур строго – словно никогда в жизни не смеялась.

Тео снова посмотрела на себя и нахмурилась. Нет-нет, конечно, она смеялась. Но минуту спустя, уже спускаясь по лестнице, она так и не смогла вспомнить, когда именно смеялась в последний раз. Вероятно, когда… когда виделась с Джеффри. Он всегда заставлял ее смеяться. Скорее всего в эту самую минуту он окружен людьми, покатывающимися со смеху, слушая его рассказ о том, как «дикарь» ворвался в Палату лордов за мгновение до собственных похорон.

Она уже заметила, что в поведении Джеффри было что-то отталкивающее, откровенно бестактное. И чем лучше она его узнавала, тем яснее это видела. Тео не хотела делать из Джеймса посмешище. Просто хотела от него освободиться. И она действительно не желала, чтобы над ним смеялись.

Входя в гостиную, она все еще думала о возможных насмешках, отпускаемых Джеффри в адрес Джеймса.

– Ее светлость! – провозгласил Мейдрон и закрыл за ней дверь.

На мгновение она встретилась взглядом с мужем, а затем увидела его наряд – и замерла, раскрыв рот в изумлении. На Джеймсе был самый необыкновенный костюм из всех, что ей доводилось видеть в Париже и за его пределами. Фрак его был сшит из золотистого шелка, под ним виднелся расшитый розами жилет с небесно-голубыми пуговицами. Шею закрывал галстук из восхитительного индийского шелка, окрашенного в цвета, плавно переходившие от оранжевого к розовому, а бриджи, плотно облегавшие его мускулистые ноги, были украшены маленькими розовыми бантиками-завязками под коленями. Причем эти бантики казались совершенно неуместными в мужском костюме.

Тео снова окинула взглядом костюм мужа; он был таким прекрасным, словно его сшили не для мужчины. Экзотические ткани и парижский пошив. Воротник имел большие отвороты и был шире, чем носили в Лондоне, а бриджи были более облегающими, чем принято у англичан. Но всякий, кто сейчас посмотрел бы на Джеймса, не мог бы даже мысли допустить о каком-либо женоподобии.

Впервые за последние годы Тео почувствовала жгучий интерес к мужской моде.

– Твой фрак, – сказала она наконец, – изготовлен месье Бревалем, не так ли?

Джеймс неспешно подошел к ней с бокалом шампанского в руке.

– Звучит знакомо, – приветливо произнес он. – Маленький, полный, с очень короткими ногами и пристрастием к позолоте, верно?

– Очереди к нему приходится ждать два года, – заметила Тео, принимая протянутый ей бокал.

– Каждый человек имеет свою цену. Насколько я помню, Бреваль был ослеплен гранатами, оправленными в серебро. Если бы я догадался, что он пользуется такой популярностью, я бы не ругался так грубо, когда он хотел украсить этот фрак кисточками.

Тео рассмеялась и сделала глоток вина. Чувство облегчения охватило ее, хотя она и почувствовала себя немного неуверенно. Джеймс больше не походил на пирата. Его галстук был завязан элегантным узлом, а короткие волосы были взъерошены в стиле «Брут». Правда, он оставался все таким же огромным, но, как и всегда, в надлежащей одежде человек и выглядел надлежащим образом… И Джеймс сейчас выглядел герцогом до мозга костей.

– Какой изысканный шелк, – сказала Тео, пробежавшись пальцами по его рукаву. И тут же отметила скрытую под означенным шелком огромную силу.

– Как-то неловко… – пробормотал Джеймс после небольшой паузы. – Трудно сообразить, с чего начать разговор с супругой, с которой не виделся целых семь лет. Погода, кажется, не слишком подходящая тема для беседы, верно?

Тео отошла от него и села на небольшую кушетку. Она думала, что муж займет место рядом с ней – в его глазах было что-то глубокое, исходившее, казалось, из самой души, – но вместо этого он уселся в кресло напротив нее, что, конечно же, было более уместно.

– Сэр Гриффин присоединится к нам за ужином?

– Нет. Он предполагал отправиться утром к своей жене в Бат, но газетчики, пробравшиеся в сад за домом, изменили его намерения. Он уже уехал и просил меня передать его глубочайшие извинения за то, что не поблагодарил тебя лично за гостеприимство.

– К своей жене?! – воскликнула Тео, ошеломленная тем, что еще одна благородная леди оказалась в ее положении. – Она знает, что он стал пиратом и что он жив?

– Она знает, что он жив, – ответил Джеймс. – Насчет пиратства я не уверен.

– Ну ладно. – Тео отбросила неприятную мысль о том, что сэр Гриффин в отличие от Джеймса не держал жену в неведении относительно своей сохранности. По-видимому, они расстались не при таких ужасных обстоятельствах, как они с Джеймсом.

– Мне хотелось бы узнать что-нибудь о жизни пирата, – сказала Тео, сделав еще глоток шампанского и отставив бокал. Она не хотела пить слишком много.

– Ах, жизнь пирата… – в задумчивости произнес Джеймс. Он тоже отставил свой бокал, и Тео заметила узкую накрахмаленную кружевную манжету на его запястье, отделанную по краю металлической золотой нитью.

– Ох! – воскликнула она. – Твоя манжета великолепна!

Джеймс вытянул руку, разглядывая манжету, и пробормотал:

– Тебе не кажется, что с ней несколько переусердствовали? Сначала я думал именно так, но потом принцесса на острове Каскара разделила твой энтузиазм.

По его улыбке Тео заключила, что ее муж сохранил приятные воспоминания об этой принцессе.

– Она старалась уверить меня, что мой галеон всегда найдет теплый прием в ее гавани, – продолжал Джеймс. – Хотя мне не очень-то хотелось заходить в этот порт.

– Почему же? – холодно спросила Тео. – Слишком утомительно для мужчины твоего возраста?

– Слишком многолюдно, – ответил он; глаза его светились озорным весельем. – Пираты предпочитают острова поменьше – такие, на которые нога человека никогда не ступала. Нам нравятся небольшие бухты, тихо дремлющие под солнцем.

Тео почувствовала, как губы ее растягиваются в улыбке. Джеймс любил выдумывать всякий вздор, когда был мальчиком. Обычно он заставлял ее смеяться так, что у нее начинали болеть ребра. Возможно, кое в чем он не так уж сильно изменился.

– Так, значит, тебе хочется узнать о жизни пирата, – сказал Джеймс, вытягивая перед собой ноги.

Тео внимательно посмотрела на него. Когда он был мальчиком, его лицо выглядело так, будто его изваял искусный скульптор, такой как Донателло. Тео никогда не удивляло, что мать Джеймса называла его лицо ангельским. Он выглядел и пел как херувим, один из тех, кому предстояло провести жизнь, распевая псалмы и гимны – такие веселые и радостные, что птицы стали бы рыдать от зависти.

Но теперь его лицо стало шире, как и все остальное. Нос же его явно был сломан в какой-то схватке. И еще – эта татуировка…

– Что тебя так привлекало в жизни пирата? – спросила она и затаила дыхание. В этом вопросе содержался еще один: «Что тебя привлекало намного сильнее, чем я?» Черт, совсем не время сейчас превращаться в Дейзи с ее уязвимостью! И все же очень больно, когда тебя предают.

Дважды в жизни ей казалось, будто у нее из груди вырвали сердце. Сначала – когда она поняла, что Джеймс лгал ей о причине своего решения жениться, а потом – когда умерла ее мама.

– Ты ведь знаешь, каким я был непоседой… – произнес Джеймс, отчасти проигнорировав ее вопрос. – В детстве я часто выбегал из дома и долго носился по саду. А первые три года в море я постоянно находился в движении, изо дня в день. Ходить под парусами – тяжелая работа. Топить пиратские корабли – еще труднее.

– Могу себе представить… – Тео встала и, подойдя к колокольчику, дернула за шнурок. Она больше не могла выносить столь интимную обстановку. Гораздо лучше перейти в столовую, где она найдет, чем занять руки, и где рядом с ними будут слуги. – И что же тебе довелось повидать? – спросила она, снова усаживаясь на свое место.

Он рассказал ей об огромной рыбе, высоко выпрыгивавшей из воды, рассказал о длинных щупальцах спрута, а также о том, как лучи восходящего солнца вырываются из-за океана, когда вокруг ничего не видно, кроме бескрайней водной глади.

Когда же они перешли в столовую, Джеймс взмахом руки отпустил слуг, стоявших за их стульями. Тео хотела возразить, сказать, что хозяйство в ее доме налажено столь безукоризненно именно потому… И тут она вдруг осознала, что это больше не ее дом.

К счастью, Джеймс задал вопрос о ткачах, и было необычайно приятно рассказывать об этом человеку, проявившему искренний интерес.

Свечи погасли, а они все говорили и говорили. Несколько раз Тео упомянула, что утром покидает дом. Но Джеймс вел себя вполне разумно – ничего общего с грубым свирепым дикарем, схватившим ее в холле. Потом он проводил ее по лестнице наверх, довел до спальни и поклонился как истинный джентльмен. После чего удалился.