Опекун Тео, а ныне ее свекор, освободил хозяйские покои, и она теперь оказалась в спальне, принадлежавшей покойной герцогине, – в комнате такой просторной, что здесь могли бы свободно разместиться три ее прежние спаленки.

А затем к ней вошел Джеймс – очень бледный, с сурово поджатыми губами. После чего все происходило в атмосфере нервозности, всплесков желания и откровенной неловкости. И это было совсем не то, чего она ожидала. Хотя… Чего же, собственно, она ожидала?

Когда все закончилось, Джеймс нежно поцеловал ее. Поцеловал в лоб. И тогда Тео впервые осознала, что если она, опьяненная близостью, в отдельные моменты испытывала легкое головокружение, то ее молодой супруг был весьма сдержан. Никакой прежней пылкости, никакой страсти. А ведь тогда, на музыкальном вечере, все было по-другому.

Более того, он сразу же ушел и затворил дверь между их смежными комнатами.

Конечно, следовало ожидать, что он уйдет. Тео знала: только бедняки спали в одной постели. Ведь спать вместе – это негигиенично. И еще… Одна из ее гувернанток как-то сказала ей, что утром мужчины пахнут как козлы и что если не отгородиться дверью от подобных ужасов, то женщина может вся пропитаться этим запахом.

Что ж, если так, то, возможно, даже лучше, что Джеймс спал в своей комнате. Но нужно ли было покидать ее так скоро?

А может, он так быстро ушел лишь потому, что на простынях осталось свидетельство их близости? Кому же захочется спать на испачканных простынях? Нет-нет, только не ей! И поэтому… Может быть, потом, в будущем, она станет посещать его спальню, а затем удаляться в собственную чистую постель.

Эта мысль заставила ее улыбнуться, хотя теперь она чувствовала, что испытывает боль в таком месте, где прежде никогда не испытывала. К счастью, мать досконально ей объяснила, что происходит на брачном ложе. И все произошло именно так, как она описала. Впрочем, нет, не все… Например, мать говорила, что муж трогает свою жену там. Но Джеймс этого не делал. И еще мать намекнула – хотя и не сказала этого прямо, – что жена может делать то же самое с мужем. Но раз Джеймс этого не делал…

Они целовались довольно долго, а затем он потер ее груди и распростерся на ней (сладкая дрожь пробежала по ее ногам при этом воспоминании). Потом он вошел в нее, и сначала было не очень-то приятно. А кончилось все довольно быстро. И в целом ей понравилось. Почти все. В особенности те минуты, когда они целовались так самозабвенно, что оба даже стонали. Она тогда чувствовала себя листочком бумаги, и ей казалось, что ее вот-вот охватит пламя. Но этого так и не случилось, конечно же.

И вот теперь она – замужняя женщина в самое первое утро своей семейной жизни. Что означало, помимо всего прочего, что она больше никогда в жизни не наденет жемчужное ожерелье, или гофрированные воротники и манжеты, или белое канифасовое платье с оборками.

Амелия аккуратно повесила чудовищно уродливое свадебное платье на спинку кресла, и Тео, выбравшись из постели, подошла к нему, чтобы рассмотреть. Это был последний, самый последний наряд, который ее мать имела удовольствие для нее выбрать. Такое событие следовало бы отпраздновать. Улыбнувшись, Тео распахнула высокое окно, выходящее в сад позади особняка герцога Ашбрука, и схватила проклятое платье.

В этот момент раздался короткий стук, и дверь смежной спальни отворилась. Джеймс был уже полностью одет в костюм для верховой езды – вплоть до сапог и хлыста, – а она стояла перед ним босиком, в неглиже и с распущенными волосами, волнами струившимися по спине.

– Что ты делаешь? – спросил он, кивнув в сторону свадебного платья в ее руках.

– Выбрасываю этот кошмар в окно.

Он подошел к ней как раз вовремя, чтобы увидеть, как платье падает вниз, слегка раздуваемое ветром.

– Надеюсь, это не символический образ твоего отношения к нашему браку?

– Даже если и так, уже слишком поздно, – ответила Тео. – А ты слишком тяжел, чтобы выбросить тебя в окно. Ах, ты только взгляни! – воскликнула она, когда платье в пышных кружевах опустилось на верхушку самшитового куста.

– Полагаю, нет никакой необходимости надевать подобную вещь более одного раза, – заметил Джеймс c ноткой иронии в голосе.

Тео улыбнулась, почувствовав огромное облегчение. Возможно, они смогут стать самими собой и снова будут непринужденно общаться друг с другом. Ах, ведь так гораздо приятнее быть замужем!

– Я намерена полностью изменить стиль одежды, – заявила Тео, снова улыбнувшись. – И теперь я могу выбросить все, что у меня есть, из этого окна.

– Наверное, это правильно, – ответил Джеймс, пожав плечами.

– Включая и то, что на мне сейчас, – добавила Тео с отвращением в голосе.

При этих ее словах Джеймс оживился.

– Ты собираешься выбросить свое неглиже прямо сейчас? Я могу помочь.

– Хочешь взглянуть на свою жену при дневном свете, не так ли? – усмехнулась Тео.

Но он чуть нахмурился, и Тео ужасно захотелось протянуть руку и разгладить морщинку между его бровей.

– У тебя что-то случилось? – спросила она.

– Ничего, – ответил Джеймс, и уголки его губ едва заметно дернулись.

Этого оказалось вполне достаточно для Тео. Она изучила различные выражения его лица настолько хорошо, что обманывать ее было бесполезно. Прислонившись спиной к подоконнику, она скрестила руки на груди в ожидании правдивого ответа.

– Видишь ли, я размышлял… Думал, сможешь ли ты провести несколько часов со мной и мистером Ридом, управляющим из нашего поместья.

– Да, конечно. А что?

– Отец передал поместье мне. После поездки верхом я с мистером Ридом отправлюсь в доки, поскольку у нас там корабль, но мы должны вернуться через час или два.

– Твой отец передал тебе поместье? – переспросила Тео в изумлении.

Джеймс утвердительно кивнул.

– Но как, черт возьми, ты уговорил его?

– Я попросил твою мать настоять на этом пункте в брачном контракте, – ответил Джеймс с улыбкой. – Она сразу согласилась. До нее уже доходили слухи о некоторых… неудачных вложениях моего отца.

– Но ты никогда ничего не говорил об этом! И моя мама тоже!

– Я заставил отца обещать мне, что я унаследую поместье после моей женитьбы, а не после его смерти. Но я не был уверен, что он выполнит свое обещание, если это не оформить по закону. Твоя мать была всецело со мной согласна, поэтому и подыграла.

Тео кивнула и тут же спросила:

– И она сказала, что ты должен привлечь меня к обсуждению дел поместья?

– Нет, она не говорила ничего подобного. И я решил составить бумаги так, чтобы мы с тобой оба являлись душеприказчиками.

На сей раз у Тео отвисла челюсть.

– Что ты сделал?…

– Я сделал так, чтобы мы с тобой вместе управляли нашим родовым поместьем.

– Это идея моей матери?

– Нет. И она была не в восторге. А мой отец страшно разозлился, мягко выражаясь. Но я настоял на своем. Вот только… Ты ведь знаешь, я совершенно безнадежен, когда дело доходит до чисел и вычислений, Дейзи. А ты нет. Мы можем вместе поразмыслить о том, что надо сделать. Мы с тобой часто обдумывали всевозможные идеи, помнишь?

Тео смотрела на Джеймса с восторженным изумлением. Она никогда не слышала, чтобы поместьем управляла женщина. Ну, по крайней мере женщина, которая не является вдовой.

– Я силен в практических делах на открытом воздухе, – продолжал Джеймс. – И если ты прикажешь выбрать лучшую лошадь на скачках, то я смогу сделать это с высокой степенью точности. Если же ты решишь, что нам следует улучшить породу овец в нашем поместье, я определенно смогу это выполнить. Но сидеть в библиотеке и таращиться на бесконечную череду чисел… От этого я просто сойду с ума.

– Конечно, я приду, – сказала Тео. Она чувствовала, что готова расплакаться от радости. – И я… Я так польщена, что ты просишь меня помочь.

– У тебя нет оснований радоваться, – проворчал Джеймс. – К сожалению, мой отец довел поместье почти до полного краха. Его следует сделать доходным. И будет справедливо, если и ты в этом поучаствуешь.

– Не думаю, что найдется много мужчин, рассуждающих так же, как ты, – заметила Тео. – Но ты ведь знаешь, что я не изучала бухгалтерию или что-либо действительно полезное.

– Ты можешь научиться. По словам моего отца, моя мать управляла поместьем, пока была жива. И она тоже к этому никогда не готовилась. А я буду с тобой, Дейзи. Я просто не хочу заниматься этим без тебя.

– Хорошо, – кивнула Тео. Она чувствовала себя такой счастливой, что просто не находила слов.

А ее молодой супруг вдруг смутился и проговорил:

– Ночь была приятной? Я не причинил тебе боли?

– Джеймс, ты краснеешь! – воскликнула Тео.

– Ничего подобного.

– Ты должен перестать мне врать, – заявила Тео. – Я всегда вижу тебя насквозь. А что касается твоего вопроса… Да, было на удивление приятно. Хотя я подумала, что кое-что нам следует делать по-другому.

Джеймс мгновенно насторожился.

– Что именно?

– Лучше я буду приходить к тебе в спальню, а не ты ко мне.

– Ох, но я…

– А как часто нужно заниматься этими супружескими делами? – тут же спросила Тео. Джеймс выглядел просто потрясающе! Сказать по правде, она даже представила, как целует его в этот самый момент. Но, конечно, не следовало делать такое по первому побуждению да еще средь белого дня.

– Так часто, как хочется, – ответил Джеймс, и щеки его вспыхнули еще ярче.

Тео кивнула и опустилась в кресло.

– Я только сейчас поняла, что у меня есть еще один вопрос насчет прошедшей ночи. – Она взмахнула рукой, указывая на кресло напротив. – Сядь, пожалуйста.

Джеймс сел, хотя и с явной неохотой.

Тео чувствовала себя ужасно распутной, сидя напротив мужчины – своего мужа – в одном только легком шелковом неглиже. Лучи утреннего солнца струились по ее плечам, сверкая в волосах. Конечно, волосы у нее были не очень-то красивого цвета, но они всегда прекрасно выглядели при естественном освещении, поэтому Тео перекинула их на грудь.

– Этой ночью я впервые занималась любовью, – заявила она без всякой необходимости, но ей хотелось это подчеркнуть.

– Я знаю это.

– И мне хотелось бы знать, сколько у тебя было женщин до этого.

Джеймс насторожился.

– Думаю, вполне достаточно.

– Так сколько же?

– Зачем тебе это?…

– Просто хочу знать. Я имею полное право знать. Как твоя жена.

– Чепуха. Никто не сообщает своей жене подобные сведения. Тебе не следовало даже спрашивать. Это неприлично.

Тео снова скрестила руки на груди. Она заметила, что при этом ее груди слегка выпячивались.

– Джеймс, почему ты не хочешь мне сказать?

– Потому что это неприлично, – повторил он, приподнявшись со своего кресла. Глаза его горели гневом, и Тео охватил жар возбуждения. Ей нравилось, когда Джеймс выходил из себя, хотя она терпеть не могла, когда это случалось с его отцом.

Тут Джеймс вдруг склонился над ней, упершись руками в ее кресло, и спросил:

– Так почему же тебе хочется это знать? Может, ночью случилось что-то, заставившее тебя думать, что мне недостает опыта?

Очарованная его потемневшими глазами, Тео боролась с желанием притянуть его ближе. Или рассмеяться.

– Откуда мне знать, чего недоставало ночью? – Она подавила смешок.

Джеймс же приподнял большим пальцем ее подбородок и проговорил:

– Ты ведь получила удовлетворение ночью, а, Дейзи?

Она нахмурилась и, отбросив его руку, заявила:

– Я Тео, ясно?

– Как я могу не называть тебя Дейзи, когда волосы обрамляют твое лицо, точно лепестки цветка? – Он присел на корточки перед ее креслом и намотал на палец пышный локон. – Сияет, как солнечный луч.

– Я предпочитаю, чтобы меня называли Тео, – пробурчала она. – А ночью мне было очень приятно. Спасибо тебе. Я спрашивала о других женщинах, потому что хотела узнать о тебе что-нибудь такое, чего раньше не знала.

Джеймс снова посмотрел на ее локон, потом заглянул ей в глаза.

– Ты знаешь обо мне все, Дейзи.

– Нет, не все.

– Но ты – единственная, кто действительно знает меня. Ты знаешь меня лучше всех, Дейзи… То есть Тео. Прости, я забыл. Так вот, ты прекрасно знаешь, что я терпеть не могу своего отца и что у меня вспыльчивый характер, с которым мне не всегда удается совладать. И мне ненавистна сама мысль, что я унаследовал этот порок от него. Кроме того, я ревнивый собственник. Я несносен и нетерпим – ты сама много раз говорила мне об этом.

– Но ты все же любишь своего отца, сколько бы раз он ни приводил тебя в ярость. И я по-прежнему хочу услышать ответ на свой вопрос, Джеймс.

– Если я отвечу… смогу получить локон твоих волос?

– Боже мой, как романтично… – прошептала Тео, и дрожь пронзила ее до самых кончиков пальцев. Но тут же вмешался голосок здравого смысла, и она добавила: – Если только ты срежешь его сзади, где не будет заметно.

Джеймс достал из кармана перочинный нож и зашел ей за спину.