— Подожди, что значит тебя вышвырнули?! С какой стати?

— Так перестройка, понимаешь? Я же на чемоданах уже сидел, в Ленинград собирался, и тут Шаврин, ну, директор завода, предложил создать совместный кооператив, чтоб можно было нормальные деньги зарабатывать, жена к тому же двойню родила… и я остался в Харькове в результате. Закупили еще кучу всего, вызвали специалиста из Китая, дело пошло… И тут мне попалась монография одного француза, Ламброна, причем по электропунктуре, я как раз тогда ее осваивал… Понимаешь, на основе «Вега»-тестов Шиммеля, но там параметры измеряются не постоянным током, а… ладно, какая разница… И я написал ему письмо, не сам, конечно, через переводчицу, вот… честно говоря, не ожидал, что Ламброн ответит. А он так обрадовался, что в какой-то украинской дыре кто-то читал его свежайшую монографию, да еще хочет использовать его методику, умные вопросы задает… и выслал мне кучу литературы, потом мы пару месяцев еще переписывались, а потом он пригласил на годичную стажировку к себе в институт, в Марсель, представляешь?

— Ну и?

— Это было в девяностом, и КГБ мне отказало в разрешении на выезд… я так озверел, вообще-то, первый раз в жизни… и похоже, последний, наорал там на всех, потом стал писать разные жалобы в министерство, в Москву писал, в Киев, потом опять ходил ругался в КГБ, короче, достал там всех, но безрезультатно… А у меня одноклассник в органах работал, так он сказал, что мне собираются пришить какой-нибудь криминал и вообще посадить… ну, через кооператив. Я тогда сразу уволился, Шаврин тоже испугался, мы быстро все свернули, всю нашу деятельность, и я подал заявление на выезд семьи в Израиль, так в тот же день дали! Вот такие дела… А тут я, видишь, ни то ни се… в основном из-за языка, конечно. Я же за эти двенадцать лет шесть раз сдавал экзамен, хорошо хоть жена неплохо устроилась…

— Да, круто… Слушай, Додик! А почему ты не открыл частную клинику? На рефлексотерапию же не надо никакой медицинской лицензии, нет, правда? Был бы сам себе хозяин…

— Да ну, это не для меня… Нет, я одно время думал, узнавал кое-что… там ссуду большую надо брать, прогорю еще, реклама опять же… Я к чему это все, понимаешь, у меня просто возникли кой-какие соображения в связи с Ольгой… вот поэтому. Я бы мог кое-что попробовать, если ты не против…

— Я вообще не понимаю, чего ты раньше молчал, ну конечно, давай попробуем… О, ничего себе, уже половина… Так! Я только отправлю Йоси за анализами, или ладно, черт с ними, идем…

Шагая по коридору рядом с Мишей, Давид Ильич вдруг подумал, что частную клинику можно было бы открыть вместе с ним, темперамент у него подходящий, язык знает прекрасно… Все ему тут улыбаются… Хотя он не согласится, конечно, зачем ему так рисковать? Преуспевающий терапевт, заканчивает резидентуру, скоро станет синьором…

— Не понял… Этот что здесь делает?!

В седьмой находился доктор Моти, с сосредоточенным видом он сидел рядом с койкой — вот что увидел Давид Ильич в первый момент. В следующее мгновенье Миша Шам был уже рядом с ним, еще через секунду испуганный иранский док был схвачен Мишей за шиворот.

— Ах ты ж сука! Додик, ты посмотри! Этот скот тренируется! Сука слепая, до нее он теперь добрался! Лэх тиздаенэтапэшелха!!![30]

Миша нещадно тряс стажера и продолжал орать на Моти уже на иврите, перемежая его грязным арабским матом, самым обидным… Доктор Кемниц подошел поближе и увидел, что на левой руке у девушки появился огромных размеров синяк. Неужели Моти настолько обнаглел? Да, похоже на то… Давид Ильич попробовал пересчитать запекшиеся точки, ничего себе, раз двадцать уколол, гад… Да уж, одно дело упражняться на девяностолетнем Лернере с отмершей корой мозга, и совсем другое… и ведь прекрасно знает, как Шам возится с этой больной, и про иглы знает… Миша уже вытолкал Моти в коридор, теперь крики раздавались оттуда, причем обоюдные, похоже, Моти тоже был чем-то недоволен и качал права своим гнусавым баритоном. Давид Ильич заметил, что у подоконника валяется стетоскоп иранца, слетевший с его шеи во время встряски. Он хотел поднять прибор и отдать владельцу, но вдруг увидел… скорее, почувствовал, а потом увидел… Он увидел, что Ольга смотрит на него. Совершенно осмыслено. Наблюдает. Открытыми. Глазами.

* * *

Воскресенье, 26 января 1958 года, Учан

Вчера «Жэньминь жибао» опубликовала тезисы выступления вождя тов. Мао Цзэ-дуна на совещании кадровых партработников в г. Наньнине. (Статья была перепечатана «Дружбой».) Резкой критике подверглись планирующие ведомства «за рабскую приверженность советскому опыту», а также и вся партия «за слепое преклонение перед любыми специалистами, особенно буржуазными». Второй пятилетний план развития народного хозяйства Китая, принятый VIII съездом партии, отменен, и взят курс на подготовку к так наз. «большому скачку». В связи с этим тов. Мао отправился в длительную поездку по всем провинциям страны, в апреле ожидается его приезд в Ухань.

Также в статье были сформулированы основные положения новой политики «большого скачка». Лозунг этой кампании — «Три года упорного труда и десять тысяч лет счастья». Вкратце изложу эти тезисы:

Техническая революция

Увеличение планов по выплавке стали и заготовке зерна. В частности, к началу 70-х планируется выплавлять 700 миллионов тонн стали в год (сейчас Китай выплавляет около 4 миллионов тонн). Через год планируется получить 30 млн т и обогнать Великобританию, через два года — 60 млн т (превзойти СССР), через три года — 100, т. е. обойти США. Разработка данной программы поручена премьеру Госсовета КНР Чжоу Энь-лаю.

Надо сказать, что еще совсем недавно, на октябрьском пленуме ЦК КПК, к середине 70-х годов планировалось выплавлять ежегодно 20 миллионов тонн стали.

Слияние кооперативов

Создавать объединенные кооперативы, где будут собраны в единое целое сельское хозяйство, промышленность, торговля, образование и способность к самообороне, постепенно отказаться от денег, т. е. поставлена задача «досрочного» вступления в коммунизм.

Рост благосостояния

а) Деликатесы типа мозгов обезьяны и ласточкиных гнезд, а также шелковые ткани и меха должны стать доступны каждому «по потребности».

б) В каждый дом — центральное отопление, кондиционер, телефон, телевизор и т. п.

в) В каждый, даже маленький город — аэропорт со своим авиапарком, а шоссе будут совмещены со взлетными полосами.

г) Создать в городах и деревнях прекрасные архитектурные ансамбли.

д) Каждому человеку — высшее образование (и велосипед).

За реализацию этой программы (тоже в течение 3 лет) отвечает новый министр сельского хозяйства Тань Чжэнь-линь (в прошлом красный командир).

Остается добавить, что любые специалисты — и советские, и тем более буржуазные — тут были бы бессильны, но, как сказал в заключение тов. Мао, «человеческий разум постоянно одерживает триумфальные победы над прозаической действительностью. Скачок есть самый основной закон развития вещей и явлений, а эволюция — второстепенный закон!»

* * *

Глядя на ряды покосившихся глиняных уборных, он сознавал свой долг — воспользоваться одной из них, дабы не пропало драгоценное удобрение, которое так необходимо членам кооператива… но… лезть туда не хотелось, казалось, только тронь это ветхое строение, оно упадет и рассыплется… Ничего, обойдутся без помощи советского специалиста, это вполне в духе времени… и он устроился неподалеку в овраге. Задувает, конечно… хотя плюс десять это вам не минус тридцать пять… да… этот январь просто тихий конец октября… Деревья усыпаны грачами… и воронами, все-таки как же они, такие тяжелые, умудряются сидеть на самых кончиках веток? Отдохнут — и опять давай носиться и каркать вразнобой… это там. Тут всех уже перебили, похоже… да, тишина…


Интересно, если все время идти по этой дороге, можно прийти в Хэнань? Краны все равно задерживают… завтра скорее всего тоже будет простой. А на партактиве ставился вопрос о досрочной сдаче объекта… идиоты… да и пес с ними. Кстати, пес. Уже совсем скоро, восемнадцатого февраля… Год желтого пса, и она Пес. А он Кот, кот и есть…


Надо же какая рвань… Грязь и рвань, а мальчик почти раздет, дыры светятся. И ничего, уселись себе на земле, что-то едят… наверняка жареных крыс, все тут теперь едят крыс. Бр-р-р… Сколько же он прошел? Километров десять, не меньше… может, вернуться? Впереди опять какая-то деревня, о… у них там кумирня[31] кирпичная… Большая, что ли, деревня? Тогда может быть и закусочная, надо спросить. Ужасно хочется горячего чая…


Так… кумирня ничего себе, или это храм предков? Не важно… Как будто вымерли тут все, где люди? Мда, глухо, как в танке, все двери закрыты… окон вообще нет, да уж… та еще деревенька… похоже ни черта тут… ага, вон дверь приоткрыта, узнать на всякий случай… о, черт, вонь какая страшная… что это? Похоже на морг… полки какие-то. Глаза ему разъедал едкий дым, в носу защипало. На низких полках виднелись лежащие тела, у некоторых… во рту какие-то длинные трубки… курят? Какие-то светильнички… непонятно… Он подошел ближе и увидел, что на лампадке шипит и потрескивает маленький белый шарик… надетый на проволоку… вдруг чья-то рука, вынырнув из темноты, потянула за проволочку. Он вздрогнул — мутные, как у рыбы, навыкате глаза, со вздутыми красными мешками… они смотрели прямо на него. Опиум?! Ну конечно же, опиум, Сян-цзэ говорила, что в некоторых деревнях… Все так же глядя на него, сквозь него, курильщик отложил трубку, растянулся на лежанке, сунул под шею валик и недвижно застыл, устремив вверх остекленелые глаза…


Ха! Они уже знают, что скоро у них тут будет аэропорт? А вместо мерзких крыс — изысканные мозги обезьяны… Так и будут летать… из Шаши в Хуанши, из Дачао в какой-нибудь… Даюй. В шелках, отороченных мехом… Полетят, аки птицы небесные… О, вроде потеплело!

Солдату-у-ушки, бравы ребяту-у-у-шки,

Где же ваши деды?

Наши де-е-еды — славные побе-е-еды,

Вот где наши де-е-еды!!

А! Потом еще придумают такие крылья, чтоб каждый сам по себе летал куда хочет… будут так разбегаться… Кстати. Он же сегодня во сне все разбегался, разбегался и никак не взлетал. Ну да, утром он проспал партактив, одевался как сумасшедший… а сон-то был про птичку! Вот это да, чуть не забыл… такой сон необычный. Как будто он сидит на вершине высоченной горы в довольно просторной клетке… да, там внутри даже можно было летать… и такая вокруг красота неописуемая… внизу на холмах раскинулся город, весь из белого камня, с золотыми куполами… реки в нем такие извилистые, озера, все искрится… и море виднеется вдали… А по холму бродит какой-то старик, сам загорелый, прямо черный, в длинной белой одежде… и еще в тюрбане… и якобы этот старик… да, точно! Старик сыплет ему в клетку зернышки и просит: защити меня, пожалуйста, ты должен тут остаться и меня охранять… не пойми от кого… и опять закрывает клетку. А как же защищать, сидя в клетке? И вообще, нельзя ему тут сидеть, он же человек, он должен объяснить это людям… А старик засмеялся и говорит: ну давай, попробуй улететь… И вот он все разгонялся, подпрыгивал… а крылья стали прямо чугунными… поднимется на пару сантиметров от земли и падает, он даже махать ими не мог, такие тяжелые были крылья… А что же дальше… будильник? Да… но старик вроде так ничего, не злой… Почему-то кружится голова немного, может, от голода… Или опиума надышался?

* * *

Старшая медсестра Шарон обладала редким даром усыплять собеседника. Или сначала гипнотизировать, а потом усыплять… Ее неподвижные черные глаза с опущенными под коровьим углом ресницами, убаюкивающий носовой тембр тихого голоса, неизменный рефрен «ну вот…» почти после каждой фразы… пять минут — и ее круглое белокожее личико начинало терять очертания в слипающихся глазах собеседника, особенно если один на один… Если Шарон делала доклад на утренней линейке, то клевал носом даже бодряк Гарти, его заместитель Пик придумал щипать себя за щиколотку, а весь остальной персонал (за редким исключением) беззастенчиво посапывал… Хана чувствовала, что еще пару минут, и уже не будет сил бороться со сном… а ведь только восемь вечера, вся ночь впереди…

— …ну вот, ты же знаешь Мирьям, да? Ну, из хирургии, толстую такую, с ежиком? Ну вот… Она, оказывается, христианка, ты представляешь? Я ей говорю: покажи украшение, — и за цепочку так потянула, шутя, ну вот… а у нее там крест, так неудобно получилось, ну вот… Ужасно неудобно. А она так растерялась, бедная, вообще кошмар, вся покраснела, я говорю извини, я же не знала… так лучше бы я этого не говорила, а то она еще больше обиделась, ну вот… теперь мне понятно, почему она так рвется в эту больницу в Иерусалиме, как ее… Асаф Ха Рофе… А, нет… это, кажется, в Тель-Авиве… ну не важно, просто она хочет жить в Иерусалиме, ну вот…