— Вы разговаривали со, мной, пока я была в состоянии транса, не так ли?

— Да.

— Вы говорили о том, что я должна быть достаточно сильной, чтобы отпустить своих детей?

— Я пытался помочь вам выявить собственные возможности. Вы лучше других знаете, как справиться с горем, Корделия.

— Это так странно. Я помню, но в то же время не помню точных слов.

— Работала только часть вашего сознания.

Они погрузились в молчание. Слышалось лишь потрескивание поленьев в камине. Даже молчание в компании месье Роланда было значимым. И вдруг он тяжело вздохнул:

— Я так пекусь о результатах своей работы, Корделия, но при этом иногда испытываю страх. Я хочу, чтобы меня воспринимали как целителя, а не искусного манипулятора, каких много. Те вещи, которые мы усвоили, в нечистоплотных руках могут произвести обратный эффект. Мы всегда должны помнить, как опасно играть человеческими чувствами. Уверен, что гипнотизм докажет свою значимость, но понимаю и то, что он, как и многое другое, может обрасти глупостями. Я услышал недавно, что в Америке появились проповедники (Корделия, проповедники!), которые стали заниматься гипнозом и выступать в цирке!

Если он и не сдержал гнева, то лишь потому, что заботился о профессиональной репутации собратьев по цеху.

— Подумать только: псевдогипнотизеры разъезжают по стране в компании акробатов и толстых леди на потеху публике! А теперь появилось новое веяние: говорят, что люди, имеющие способности к гипнозу, могут вызывать духов умерших и, стуча по столу, передавать им послания. Боже мой!

— Возможно, люди просто готовы верить в то, что приносит им утешение, — предположила Корделия.

— Вероятно, вы правы, — успокоившись, отозвался месье Роланд. Помолчав, он добавил: — Рилли уже оправилась после постигшего ее разочарования?

Корделия была сбита с толку такой резкой сменой темы разговора.

— Она никогда об этом не упоминает.

— Если человек не упоминает чего-то, моя дорогая, это вовсе не означает, что он забыл об этом.

— Конечно, нет, — ответила Корделия, немного пристыженная.

Она всегда хотела спросить месье Роланда о том, помнит ли он спустя столько лет Хестер. Видит ли он ее, как иногда видит ее в снах Корделия. Однако что-то останавливало ее. Это была слишком личная тема. Она вдруг ощутила снова, что ничего не знает о месье Роланде. Однако они с Рилли любили его, доверяли ему больше, чем кому бы то ни было.

И все же она не смогла удержаться: вопрос словно слетел с ее уст.

— Месье Роланд, когда я жила в Уэльсе, вы встречались с тетей Хестер?

— Конечно.

— Но я никогда не видела вас. Когда я вернулась, вы ни разу не появились в нашем доме.

Месье Роланд устремил взор на шумное мерцающее пламя. Он долго не нарушал молчания. Корделия подумала: «Я зашла слишком далеко», и ее щеки запылали, но не от жара, а от смущения. Наконец он сказал:

— Корделия, когда вы вернулись из Уэльса, ваша тетя уже знала, что смертельно больна. Но она знала и то, как сильно вы в ней нуждаетесь, поэтому мы расстались.

Корделия задержала на нем взгляд, а затем отвела глаза. «А я-то думала, что она ничего не знает о любви. Я то же самое думала и о Рилли. Я была так поглощена своей любовью и болью, что оставалась глуха к чужим чувствам». Она хранила молчание, и он не мешал ей.

— Значит, когда я рассказывала вам о своей жизни в Уэльсе, о детях, вы уже обо всем знали.

— Да, знал. Но я был рад, что вы смогли сами рассказать об этом мне.

Они снова погрузились в молчание.

— О, как бы мне хотелось увидеть Гвенлиам, — наконец вымолвила она. — Она так похожа на тетю Хестер, когда та была молодой. Я хорошо помню ее лицо.

— Да, — сказал месье Роланд. Прошла минута, и он добавил: — В тот день от вас требовались нечеловеческие усилия. Я и сам отправился на церемонию, подумав: вдруг вам понадобится моя помощь.

Он заметил ее удивленный взгляд.

— Но вы справились без меня.

Он улыбнулся.

— Я сидел в темном углу. Передо мной будто заново предстали Кити и Хестер. Невеста была так же прекрасна, как в свое время Кити. А Морган чем-то очень похож на вас. Я не мог бы поручиться за ваше внешнее сходство, но все же в нем есть что-то от вас.

Он сделал вид, что не заметил, как по ее щеке скатилась одинокая слеза. Она смахнула ее, словно ей попала соринка в глаз.

— А Гвенлиам действительно напоминает Хестер. Было так странно и так отрадно увидеть ее. Я рад, что посетил церемонию.

— Вы всегда со мной, месье Роланд, — медленно проговорила Корделия.

Они еще какое-то время помолчали.

Она встала и потянулась за своим плащом.

— Я думаю, что, если произойдет что-то важное в жизни Гвенлиам, в жизни любого из них, я узнаю об этом. — Она ощутила, как старая душевная рана тут же напомнила о себе болью, которая захлестнула ее волной и так же быстро отступила. — И хотя я знаю, что не могу разделить с ними их жизнь, и это не может не причинять мне страданий, я все же рада, что увидела их.

— Да, — произнес он. — Теперь они ожили, Корделия. Они уже не призраки из снов о прошлом.


— Этот принц Альберт придает огромное значение празднованию Рождества, — сказала Рилли, указывая на картинку с изображением украшенной свечами и игрушками елки, которую напечатали в «Кроникл».

Стоял воскресный день. За окном валил снег. Он засыпал уже запорошенный мягким белым ковром маленький сад. Однако они знали, что всего в полумиле отсюда снег, не долетая до земли, превращается в воду и покрывает землю грязным месивом. Они разожгли камины в комнатах наверху, чтобы старенькие леди не мерзли. Камин горел и в гостиной. Корделия сама позаботилась об этом. Рилли и Нелли приготовили огромное блюдо говядины и картофеля. Регина развлекала их тем, что зачитывала отрывки из газетных статей.

— Только прочитай вот это, Рилли, — обратилась Регина к Рилли, вручая газету. — Это не какая-то там маленькая заметка, а настоящий репортаж из «Таймс». Месье Роланд оставил ее здесь на днях. Я и не знала, что газеты могут быть такими интересными. Оказывается, сейчас идет война в Афганистане, — вы когда-нибудь слышали о такой стране? Я-то считала, что мы воюем только с французами. Как бы то ни было, продолжай. — И миссис Спунс, облокотившись о стол, кивнула, демонстрируя удовольствие, словно знала, что сейчас за чтение примется ее дочь.

Рилли читала, старательно интонируя текст, — профессиональная подготовка актрисы всегда давала о себе знать.

— «В прошлый вторник утром была совершена попытка убийства девушки по имени Элизабет Магнус, которая прислуживает в таверне «Окшн Март», расположенном в городе. Покушение совершил молодой человек, работавший слугой в этом же заведении. После того как он разрядил пистолет в жертву, пуля застряла в корсете, едва не прострелив правый бок девушки. Нападавший попытался сразу же после этого перерезать себе горло…»

Рилли покачала головой, взглянула на Регину и закончила:

— «…однако его арестовали до того, как он успел совершить самоубийство. Причиной драмы, как утверждают очевидцы, является неразделенная любовь. Ожидается, что девушка выздоровеет в ближайшее время».

Корделия разразилась смехом. Регине хотелось теперь почитать сообщение о том, как избавиться от большого живота, но Рилли, которая тоже едва сдерживала смех, отправила старушек наверх, чтобы они могли насладиться послеобеденным сном. Рилли была взволнованна: ей непременно хотелось поставить в доме «рождественскую елку». Казалось, мысль о необходимости украсить дом деревом хотели внушить читателям не только «Таймс» и «Кроникл», но и «Утренняя почта», и «Мировые новости». Рилли больше не надо было идти в библиотеку, чтобы просмотреть прессу. Они могли позволить себе покупать столько газет, сколько вздумается.

— Думаю, что так украшают деревья в той стране, откуда он родом, — предположила Корделия.

— В стране принца Альберта? Конечно, он ведь иностранец. Мы тоже станем это делать?

— Украшать дерево? — Корделия уставилась на картинку в газете. — Зажигать свечи на ветках?

— Почему бы и нет?

— Но мы устроим пожар в доме!

— Нет, что ты, Корди!

— А где мы возьмем елку?

— Найдем где-нибудь, — твердо заявила Рилли. — С ней будет очень уютно.

— Рилли, ты все еще вспоминаешь мистера Вильямса? — внезапно спросила Корделия.

Рилли быстро опустила глаза и начала разглаживать на коленях юбку. Через минуту она сказала, не поднимая глаз:

— Я все еще вспоминаю его, но очень редко. Мне просто хотелось, чтобы кто-нибудь был рядом. Кто-то, кто принадлежал бы мне душой и телом. Даже несмотря на то, что я уже немолода, мне, как я тебе уже говорила, хотелось уюта. А разве ты не мечтаешь об этом, Корди? Хотя бы изредка?

Корделия сидела с непроницаемым выражением лица.

— Зачем? — вымолвила она. — После всего, что было?

— О Корди, человек нуждается в тепле. Это как зеркало.

— Зеркало?

— О, не будем об этом, — быстро ответила Рилли, а затем они услышали, как во входную дверь постучали.

Они переглянулись, надеясь, что в воскресенье им не придется вытаскивать из кризиса какую-нибудь очередную леди. Рилли поднялась.

— Нелли сегодня нет. Она отправилась навестить брата.

— Я отвечу, — откликнулась Корделия.

По пути она машинально взяла утюг, который они все еще держали на виду, на всякий случай.

На ступеньках за дверью стоял невысокий юноша. Его тщательно уложенные волосы топорщились на макушке. Он застыл на пороге, а за его спиной валил снег.

На мгновение Корделия потеряла дар речи, как будто видела сон, как будто ее чудесным образом перенесли в мир грез.

— Я прочитал дневник Гвенлиам, — произнес он, умудрившись дважды сменить интонацию в одной короткой фразе.

Снег падал на его волосы.

— Входи, Морган, — сказала наконец мисс Корделия Престон, обращаясь к своему сыну.

Она поставила утюг на место, а ее сын, с раскрасневшимися щеками, снял плащ, нервно отстранившись от нее, когда она попыталась помочь ему.

В это время, как чудо, им явилась Рилли, которая принесла с собой ощущение спокойствия и обыденности, — под мышкой она держала «Кроникл» и «Таймс».

— Привет, Морган, — бросила она ему так, словно он часто навещал их, — как приятно видеть тебя снова. Я как раз собиралась подняться наверх почитать «Кроникл» своей матери. — И она отправилась вверх по лестнице.

— Входи же, Морган, — повторила Корделия и провела его в теплую комнату, где горел камин, а на полу были разбросаны газеты.

Он не стал разглядывать комнату, а, не поднимая головы, сел, куда ему указали, и не обмолвился и словом.

— Гвенлиам знает, что ты здесь?

— Нет.

— А кто-нибудь знает?

— Нет.

Снова дом погрузился в тишину, и только искры огня выстреливали в камине, нарушая затянувшееся молчание. За окнами тяжелыми хлопьями падал снег, укрывая собой сад и маленького ангела.

Корделия, словно озаренная вдохновением, вдруг вспомнила: «Он любит читать газеты».

— Почитай газеты, Морган, а я сделаю тебе чаю.

Он выглядел немного удивленным.

— А где слуги?

— У нас есть горничная, Нелли, но сегодня она отправилась навестить своего брата, а приготовить чай мне и самой по силам. Я заварю индийского, хорошо?

— У вас есть ликер?

И снова его голос едва не сорвался.

— Думаю, да, потому что матушка Рилли любит ликер.

Спустившись вниз, в кухню, она ощутила, что ее начала бить дрожь. Она делала глубокие вдохи, но не могла преодолеть чувства нереальности происходящего. Она не могла собраться с мыслями — машинально нашла ликер и заварила чай.

Наверху Морган действительно был занят чтением газет или делал вид, что читает: в «Мировых новостях» была опубликована заметка об убийстве в Клепхеме. Корделия поставила перед ним ликер. Он выпил его залпом. Стараясь не смотреть на хорошо знакомое любимое лицо сына, она налила ему чая и подумала: если бы все это происходило во сне, она бы уже наверняка пробудилась.

— Ты всегда читаешь дневник сестры?

— Да. И ее письма. И письма Манон. Они никогда мне ничего не рассказывают, скрывают от меня правду.

— Почему они держат свою жизнь в секрете?

— Они считают меня странным. Я кричу, когда у меня начинаются головные боли. На прошлой неделе я упал. Мне не позволяется падать в присутствии герцога.

— Головные боли? — повторила она, пытаясь скрыть охватившую ее тревогу.

— Не такие, как в детстве. Сейчас я ощущаю боль по-иному.