Дети были зачарованы — Корделия видела это ясно — рассказами о том, как тетя Хестер умеет лечить людей с помощью чудесного гипноза. Их очень увлекали истории о театре и мистере Кине, рассказы об их далеком предке, мистере Симе, который служил чистильщиком ламп. Они задавали вопросы о том, как освещается сцена в театре, есть ли там штормы и светит ли солнце. И Корделия пела детям на ночь под звуки настоящего шторма:

Дождь с неба лил и день, и ночь,

И уносил печали прочь.

Корделия пыталась не терять связи с любимой тетушкой, как и со своей старой подругой Рилли Спунс, но она была очень неаккуратным корреспондентом, впрочем, ни ее тетя, ни Рилли Спунс тоже не отличались большим рвением. Однажды тетя Хестер и Рилли проделали долгий путь, чтобы повидаться с Корделией. Они увидели, что у Корделии есть слуги, говорящие на иностранном языке, и она живет в чужой стране: они увидели, что ей до сих пор трудно удержаться, чтобы самой не помыть полы. В глубине души Рилли думала, что Корди просто играет роль леди Эллис, как раньше играла роль королевы Анны или Нелли. Но светловолосые дети заставили умудренную жизнью Хестер прослезиться: в улыбке Манон она узнала свою сестру Кити.

— Посмотрите на меня, как я танцую! — воскликнула Манон.

Наконец, Хестер увидела серые глаза средней дочери Корделии, Гвенлиам, когда Корделия и Рилли прямо указали тете на необыкновенное сходство девочки с ней.

— Я вижу, что это действительно так! Ты очень похожа на меня! — сказала сероглазая пожилая леди с живыми глазами и посмотрела на сероглазую маленькую девочку с таким же живым пытливым взглядом.

Они рассмеялись странности ситуации, а затем Гвенлиам сделала нечто необычное: она взяла руку старенькой леди и погладила ее, внимательно разглядывая кожу и пальцы без колец. Возможно, ее поразили морщинки на руке, а возможно, девочка думала о том, что эти руки знают секреты чудесного гипноза. Она долго держала руку тети в своей детской ладошке.

Рилли и тетя Хестер не могли не заметить, что молодой наследник Морган — самый трудный из детей. Он был капризен и подвержен вспышкам гнева еще больше, чем его мать. Корделия успокаивала его, долго и нежно поглаживая по голове, и это приводило его в чувство, после чего мальчик начинал рассказывать гостям о крабах и ракушках и гроза в его душе как будто исчезала без следа. Он не очень был похож на Корделию, однако напоминал ее манерой поведения. Можно было сказать, что Морган удался в мать. Маленький мальчик, забыв о своих несчастьях, настоял на том, чтобы гости спустились по тропинке к морю, и даже прихрамывающая тетя Хестер согласилась. Он показал им подводные скалы, обнажившиеся во время отлива, и разрушенные корабли с железными мачтами, устремленными в небо.

— Они прибыли из самой Америки, — сообщил он им.

Рилли и тетя Хестер увидели, что Корделии удалось стать хорошей матерью и почти обуздать свой жесткий нрав. Лишь иногда, когда Корделия была очень раздражена, она восклицала: «О боги, боги!», но затем останавливалась и разражалась смехом. Было очевидно, что дети любят ее без оглядки, просто обожают мать, — для них она была центром вселенной. Если какие-то сомнения и поселились в душе Рилли и Хестер — например, можно ли считать это место идеальным для воспитания будущих аристократов, — они не высказали своих опасений вслух.

Однако расстояние между ними было слишком большим, и путешествие отнимало много сил и времени, поэтому, прощаясь, они невольно подумали о том, что, возможно, им уже не суждено увидеться снова.


Когда Эллис прибыл в Уэльс, он увидел, что его дети стали рослыми и красивыми, что они привыкли к вольной жизни. Временами Корделия замечала во взгляде мужа удивление, но он не счел нужным объясниться.

— Моргану следует отправиться в школу, — сказал он.

— Но он может учиться здесь! — вспыхнув, заметила она, и он привлек ее к себе.

— Не стоит проявлять столько эмоций, моя дорогая, — проговорил он, легонько удерживая ее. — Помни, чему я учил тебя.

— Не забирай его у меня, — попросила она заметно спокойнее. — Ему только-только исполнилось четыре года. Пусть занимается со своими наставниками здесь! Манон, я и Гвенлиам — все мы можем учиться вместе с Морганом.

Эллис бросил на нее странный взгляд, но согласился, и репетиторы мальчика прибыли в особняк. Эллис приезжал все реже. В последний раз он отсутствовал семь месяцев.

Именно Рилли Спунс (как в свое время тетя Хестер, она любила посещать библиотеки, чтобы быть в курсе всех событий и поддерживать свое образование) увидела в газете сообщение следующего содержания: единственный сын герцога Ланнефида женился. Церемония, которая сопровождалась фейерверками, проходила в Рейнло-Гарденсе. Брак соединил два очень древних семейства Англии и Уэльса.

— Это же Эллис! — крикнула Рилли на всю библиотеку. — Здесь говорится, что это Эллис!

Люди уставились на нее. Она еще раз пробежала глазами сообщение — ее сердце учащенно билось.

Новая жена Эллиса была, как говорилось в газете, племянницей кузена короля. Рилли не могла поверить собственным глазам.

— Корди умерла?

Она подождала, пока утихло ее волнение, и тихонько вырвала страницу, когда смотритель библиотеки был чем-то занят. После этого Рилли помчалась в подвальчик Блумсбери, чтобы показать статью тете Хестер.

— Корди мертва?

— Корди не умерла, — твердо сказала тетя Хестер. — Я получила от нее короткое письмо всего месяц назад.

Она тоже прочла газету, и дыхание ее участилось.

— Это… — указала она на газетный листок. — Как бы помпезно все это ни выглядело, оно не имеет законной силы, потому что Эллис уже женат.

Она вторично прочла статью, слегка качая головой: Хестер смотрела на скупые газетные строчки, и ее рот все больше сжимался.

— Он настоящее исчадие ада! — наконец заявила тетя Хестер, и они с Рилли отправились на Гвир первым же почтовым экипажем. Они тряслись в карете дни и ночи, — старенькая тетушка черпала силы в гневе и ощущении близкой опасности.

Корделия встретила их радостно, с восторгом и удивлением. Дети, хоть и занимались с наставниками, все так же бегали по развалинам замка, прыгали по песчаному берегу и покоряли скалистые вершины у моря. Они были неуправляемыми, но очаровательными. Мальчик Морган стал совершенно диким. Возбужденный и взволнованный, он рассказывал им невероятные истории о морских чудовищах, тянул за руки, чтобы показать все. Наконец дети убежали прочь. Тетя Хестер присела, ее лицо выглядело усталым. Она попросила портвейна, а затем показала Корделии газетную вырезку.

Рилли никогда не забудет тот день. Была весна. За ними темной тенью высились руины замка. Полосы света проникали сквозь маленькие оконницы. Повсюду были словно разбросаны полевые цветы. Листья огромного причудливого дуба были зелеными. Вдалеке на песке играли дети. В глазах Корделии застыли слезы, похожие на кусочки хрусталя. Где-то слышался лай собак, и тонкие детские голоса отзывались эхом в высокой траве.

— Ты знала об этом? — требовательно спросила тетя Хестер.

На лице Корделии отразилось недоумение. Она как будто испытывала физическую боль.

— Нет, — тихо ответила она. — Я ничего не знала.

— Но ведь его семья должна знать о твоем существовании! Они не могли допустить такого!

— Те кузены, что были на свадьбе, пару раз приезжали сюда. Я никогда не встречалась с герцогом. Эллис сказал, что они не очень ладят с отцом. — Ее голос слегка дрожал.

— Герцог Ланнефид живет в Уэльсе?

— Я не знаю.

— Где живет Эллис, когда уезжает отсюда?

— Я не знаю.

Тетя Хестер никогда не произнесла: «Я же тебе говорила», потому что, в конце концов, разве не она была свидетельницей на венчании племянницы?

— Но, Корделия, ты ведь дочь своей матери, всегда такая благоразумная, разве тебе ничего не казалось странным?

— О, я ведь совсем забыла о своей прошлой жизни и не ставила под сомнение правила, которые Эллис установил в нашем браке. Я считала, что дети и есть моя жизнь, ведь они отнимали все мое время.

Ее голос затих.

— Как часто он приезжает, чтобы навестить тебя?

Она быстро опустила взгляд.

— Как только ему позволяет время.

Морган вбежал со слезами на глазах. Мальчик был вне себя от горя. Корделия снова и снова гладила его по голове, пока он затих.

— Как часто, Корделия? — жестко потребовала ответа тетя Хестер, и ее голос разрезал воздух, как нож.

— Его не было здесь несколько месяцев, — с несчастным видом произнесла Корделия.

— По меньшей мере, здесь ты в полной безопасности. Он женился на тебе. Мы были на церемонии. Мы были свидетелями. Ты его законная жена.

— Да, — сказала Корделия.


Тетя Хестер и Рилли нехотя вернулись в Лондон, обуреваемые сомнениями и тревогой.

— Это какое-то недоразумение, которому найдется объяснение, — успокоила их Корделия. — Мы любим друг друга, я вас заверяю. И он ни за что и никогда не бросил бы своих детей. Я это знаю наверняка. Как только все разъяснится, я обязательно напишу вам. Обещаю.

Старенькая леди, прихрамывая, направилась к экипажу. Она кусала губы. Маленькая Гвенлиам, так похожая на нее, шла рядом, держа тетю за руку. Наконец Хестер обернулась к своей племяннице:

— Помни, что у тебя всегда есть Литтл-Рассел-стрит, — с чувством произнесла она. — Мы сможем как-то выкрутиться и создать тебе достойные условия.

Корделия посмотрела на тетю с недоумением.

Прошло всего несколько дней после отъезда гостей, как Эллис прислал за ней. Корделии было приказано прибыть в Лондон немедленно, но без детей. Ей надлежало явиться по указанному адресу в Стрэнде. «О, наконец-то я увижу наш лондонский дом!» — решила она. Корделия еще никогда не расставалась с детьми. Она пообещала им, что вернется, как только освободится, привезет с собой папу, и они уже никогда не расстанутся. Когда экипаж отъезжал от дома, Корделия видела, как Морган бьется в руках своей сестры и плачет. Лица Гвенлиам не было видно — ветер задул ей волосы на лицо, когда она склонилась к брату. Семилетняя Манон с застывшим лицом смотрела вслед удаляющемуся экипажу. Ей так хотелось отправиться в Лондон, чтобы увидеть, что же это за место. Она даже не помахала матери рукой. Что-то заставило Корделию постучать по крыше кареты. Она остановилась, и Корделия быстро спрыгнула. Ее чуть не снесло на узкой прибрежной дороге, когда она стояла и вглядывалась в дом, который оставляла. Однако Корделия была уже слишком далеко, и дети казались лишь тенью в высокой-высокой траве. Позади них возвышался разрушенный валлийский замок, обвеваемый сильными порывами ветра.

Во время путешествия Корделия словно заново пережила свою жизнь. Ей казались просто невероятными романтические повороты ее судьбы. Снова дали о себе знать сомнения, которые она похоронила за годы жизни в валлийской глуши. По мере того как она приближалась к родному Лондону, ее сердце билось все глуше.

По указанному адресу в их лондонском доме ее ждал не Эллис — Корделию встретил адвокат, в руках он держал бумагу и кошелек с деньгами.

— Лорд Морган Эллис сожалеет, мисс Престон…

Она посмотрела на него с удивлением.

— Прошу вас, не обращайтесь ко мне как к мисс Престон. Я леди Эллис.

— Боюсь, что нет, мисс Престон. Церемония, которая проходила много лет назад в той часовне, на самом деле проводилась… другом. Это была шутка.

— Шутка?

— Нет, думаю, это не очень подходящее слово. Но та церемония совершенно точно не имела законной силы. — Он хмыкнул. — Вы не являетесь и никогда не были леди Эллис.

Каким-то чудом ей удалось сохранить самообладание.

— Я хотела бы поговорить со своим мужем.

— Сожалею, но это невозможно. И я должен заметить вам, что лорд Морган Эллис никогда не был и не является вашим мужем. Вы не сможете вернуться в поместье в Уэльсе, потому что оно закрыто. Боюсь, что это конец истории.

В недоумении она повторила только что услышанное:

— Конец истории? Конец истории?

Она вдруг прыгнула на адвоката, застав его врасплох, ибо никогда до этого на него не нападала женщина. Корделия нанесла ему сокрушительный удар по голове, придавив к стене комнаты так, что он не успел уклониться от ее внезапной атаки.

— А мои дети?

— Ах ты, сучка! — завопил он. — Актриса! Шлюшка!

— Где мои дети?

— Они не твои дети, потому что по закону принадлежат лорду Эллису. За все ваши труды вам положены двести гиней.

Заметив прежнее выражение недоумения в ее глазах, адвокат не стал ждать новой вспышки гнева и рванул из комнаты; несколько вечеров подряд он повторял невероятную историю о том, как актриса вообразила себя леди.