Пока они разговаривают, я успеваю сходить в бар за кофе и снова уютно устроиться в офисном кресле.

- А против того, что дела в твоём магазине идут плохо, возражения будут? - сдуваю я в сторону пенку с большой кружки капучино, когда мы вновь остаёмся одни. Хоть и люблю чёрный, но что-то настроение у меня сегодня такое, хочется хоть горький кофе смягчить.

- Будут, Берг, - встаёт Полина. - Хотя и не знаю, почему я должна и перед тобой оправдываться, - распахивает дверцы шкафа, скользит пальцами по корешкам папок. - Интересно, что из этого тебе будет по силам: данные с последней инвентаризации складов или бухгалтерские выкладки? Чёрная бухгалтерия? Потянешь? - разворачивается она, подходит и нависает над моим столом. - Боюсь, тебе и в белой-то разобраться будет сложно без посторонней помощи. Просто скажи: в чём ты меня обвиняешь Берг.

- В том, что ты попала по-крупному, Полина, и скрываешь это от меня. Закупила огромную партию контрафактного вина, которое пришлось вывезти на помойку. Если бы опять не вмешался отец, и на штрафы бы влетела, и, возможно, на уголовную ответственность, а ещё такой разразился бы скандал, что бизнес твой пришлось бы однозначно прикрыть.

- Какой же ты злой, Алекс, - толкает она стол, расплёскивая кофе, а потом уходит к окну. - Такой же, как и твой отец. Ни жалости, ни сострадания, ни сочувствия. Это же он снабдил тебя этой информацией? - она не поворачивается. Я не отвечаю. Впрочем, она и сама знает ответ. - Да, я наделала много глупостей после смерти мужа. Но не моя вина, что меня обманули.

- Не важно, не хватило тебе опыта управления такой сложной компанией, обманули тебя или ты просто слишком азартная, а потому постоянно ввязываешься невесть во что. Важнее факты. Эта история плюс ещё несколько подобных, но мельче, и в бюджете твоей компании стала зиять огромная брешь, которую срочно надо чем-то заделать.

- Да, такое бывает в бизнесе, тебе ли не знать, - разворачивается она, опирается на подоконник. Опять скрещивает руки на груди. - Или пан, или пропал. Только это решается элементарно. Могу продать большую часть коллекции. Да любой банк даст мне кредит.

- Коллекция - это будущее твоего сына, это вложения, которые приносят прибыль, их трогать нельзя. Кредиты надо отдавать, да ещё с процентами, - встаю, чтобы расположиться с ней рядом у окна. - А твоя кредитная история и так не блещет. Может, поэтому тебе в голову пришла гениальная мысль - использовать меня?

- Тебя?! - О, сколько наигранного высокомерного презрения! - Да, я тебя даже не знала.

- Правда? - столь же искренне разыгрываю удивление. - Зато, когда узнала, быстренько сообразила, как взять меня в оборот.

- Это как же? - и снова презрительное передёргивание плечами.

- Может, ты мне расскажешь? - делаю слабую попытку, но знаю, что тщетную.

- Нет, нет, я хочу это послушать.

- Легко, - равнодушно пожимаю плечами. - О том, что человек я небедный, а наследников у меня нет, ты, конечно, смекнула быстро. Жена бросила и укатила в неизвестном направлении. Значит, брак трещит по швам. Значит, чуть-чуть надави - и развод неизбежен. И больше ни детей, ни матери. Только отец. А тот, по счастливой случайности, и твой отец тоже. Значит после моей смерти всё достанется семье. Я тебя заинтересовал именно как источник дохода. И вовсе не испугал как возможный претендент на твоё наследство. Там и наследовать нечего. Отец - чиновник, причём, до педантичности честный. И всё, что у них есть, - дом, записанный на мать, что мне не родная, да довольно скромная для твоих запросов на счетах отца сумма, позволяющая им жить безбедно. И больше ничего, - я развожу руками, подводя итог. - Вот такая она, сестринская любовь.

- Считаешь, это я хотела тебя убить? - сколько оскорблённой добродетели в этом голосе. Сколько достоинства.

Я понятия не имею, правда ли всё то, что я сказал. Но уверен: она всё равно не сознается. Пусть просто знает: что бы она ни задумала, я глаз с неё не спущу.

- Увы, это был Громилов, - усмехаюсь. - Да и я на тот момент был ещё женат. Пришлось бы делиться даже тем, что у меня осталось. Хотя, как сказала моя жена, с твоей одержимостью, наверно, ты смогла бы и убить. Только зачем довольствоваться частью, если можно получить всё? И ты решила втереться в доверие. И, собственно, разрушить мой брак, который в твои планы никак не входил, - я иду к столу и возвращаюсь с принесённой папкой. Кладу её на подоконник перед Полиной. - Так что вот. Я разведён. Ты своего добилась, вышло ли это по твоей воле или нет.

Она молчит, и гримасы сменяются на её лице одна хлеще другой. То она кривит губы набок, то вытягивает их трубочкой, поджимает, выпячивает, потом морщит нос, пока долго и тяжело о чём-то думает. А потом шумно выдыхает, словно подводя своим раздумьям итог.

- Господи, как же вы мне дороги со своей паранойей, - швыряет она папку на пол, но не зло, а презрительно, как грязную тряпку. - И ты, и твой отец. Со своей вечной подозрительностью, с необоснованными обвинениями. С недоверием к женскому уму, с высокомерной снисходительностью к нашей слабости. А ещё с нетерпимостью к чужим ошибкам.

- Давай только без этих показных слёз. Я совершенно к ним невосприимчив.

- Не дождёшься, Берг, - испепеляет она меня взглядом. - И пусть я знаю: всё, что скажу, ты так же, как и твой папаша, потом используешь против меня, но я всё же скажу. Это всё лажа, Алекс.

Она ждёт моей реакции, но я лишь равнодушно пожимаю плечами.

Всё это на самом деле может быть и ерундой. В том виде, как это сложил я, в пазле действительно не хватает деталей. Но ведь это может быть и правдой, просто не столь грубо по-мужски слепленной, а сложенной мягче, изящнее, тоньше женскими руками. Именно так, изысканно и красиво, могла бы всё организовать Полина. Но, как я и предполагал, она решила всё отвергать.

- Лажа, Алекс, - качает она головой, - лажа от первого и до последнего слова. Если бы я взялась такое провернуть, то ты бы и не сообразил, что тобой манипулировали. А отец и не узнал бы, что у него есть вожделенный сын, пока его не пригласили бы на чтение завещания. А Селиванов, которого ты приплёл, понятия не имел, что ты мой брат до всех этих событий.

- Значит, вы общаетесь? До сих пор? - я даже не удивлён. А мне то уже начало казаться, что это было правда обычное обострение моей паранойи.

- Да, Берг, - кривится она разочаровано. - Наши дети ходят в один частный садик. У него девочка. Наконец-то, после трёх мальчиков, и он в ней души не чает. Не всем же так сразу везёт, как тебе. Он нормальный мужик. Серьёзный, умный, рассудительный, дальновидный. Я бы сказала, порядочный, но вот был грешок. Все мы не без греха, - намекает она на мои измены. И ведь одна из них действительно была.

- Почему ты не сказала? - собственно, это последний вопрос, что у меня остался.

- О чём, Алекс? О Селиванове? - она поднимает с пола брошенную папку. - А ты разве посвящал меня в свои дела? Я только когда увидела его на похоронах рядом с тобой, тогда и узнала, что вы знакомы.

- А где ты возьмёшь деньги закрыть свои долги? - меняю я тему, пока не пришлось рассказывать свои секреты.

- Что-нибудь придумаю, - пожимает она плечами, обнимая пластиковый конверт, а потом прищуривается. - Или ты хочешь сделать мне нескромное предложение?

- Просто подумал, что ты у нового старого мужа попросишь, - усмехаюсь я многозначительно.

- Колись, сволочь, - и не думает она отступать.

Ладно, я собственно, за тем и пришёл. Но должен был решить для себя, смогу ли я ей поручить столь важное дело. И решил, что с её характером и опытом - как раз могу. А больше я ничем и не рискую.

- Считай это деловым предложением. Мне надо, чтобы ты приняла участие в аукционе. Я продаю одного известное здании. Но тебе не надо его покупать. Твоя задача поднять планку до суммы, которую я хочу выручить. И всё, что ты сумеешь выторговать сверху, - твоё.

- Вот ты падла, Берг, - припечатывает она к моей груди папку, и я едва успеваю её подхватить. - Ты устроил мне эту выволочку, просто чтобы заставить участвовать в своих махинациях?

- Всего лишь предложил, - улыбаюсь я, рассматривая прозрачный пластик. - Зато смотри, как чудно поговорили, как много нового узнал.

- А уж сколько я узнала о себе нового, - улыбается она в ответ. - Страшно и вспомнить.

- Ну что, по рукам? - протягиваю ладонь.

- По рукам! - ударяет она с чувством. - И знаешь, я тут подумала и всё же решила оставить наше первое пари в силе. И попробуй только ещё раз наехать на меня как танк, женю тебя на такой грымзе, мало не покажется.

54. Алекс



Телефон в офисе две недели не затыкался - столько было волнений у растревоженного, как улей, муниципалитета, который испугался потерять такую крупную кормушку.

Приходилось много и лично встречаться с людьми, пояснять, успокаивать, извиняться, выслушивать истерики, маты, угрозы, а порой и вытирать слёзы, словно я любимую игрушку всего детского сада решил забрать.

Изначальный план, что я буду выступать покупателем, пришлось изменить. Смерть Демьянова везде внесла свои коррективы. Плюс приходилось думать наперёд. Ещё не всплыло его завещание. Никто не предъявил права на его часть бизнеса. И всё это создавало дополнительную нервозность к и без того имеющимся сложностям.

В час «икс» вся наша команда собралась в моём офисе. Несмотря на то, что сами торги вряд ли обещали быть долгими, Нина заготовила целые подносы бутербродов и термоса кофе, словно мы на зимовку собрались, а не сделать Громилова владельцем большого красивого, но бесполезного здания, попутно облегчив его кошелёк на восьмизначную цифру.

- А он точно зарегистрировался? - Полина снова и снова просматривает лот участников.

- Да. Под номером семь, - киваю я, жуя бутерброд и невнятно произношу название компании, оформленной им на какую-то троюродную тётушку или внучатую племянницу.

Под чьим именем он будет выступать, я узнал, можно сказать, из первых рук. От Иды Сергеевны, главного бухгалтера всех этих разрозненных компаний, а заодно и спортивного клуба «Олимпикус». Встречу с ней организовала мне Лорка. И, надо сказать, после визита Вики и, видимо, просмотренного видео, эта девушка с кроваво-красными губищами, в соку под тридцать, как охарактеризовала её моя жена, закопать Гремлина вместе с его папашей настроена очень решительно.

- А если я выиграю аукцион? - нервничает Полина. - Где я возьму такие деньжищи?

- Так не выигрывай, - улыбаюсь я. - А то будешь мне должна, как земля колхозу. Твоя задача вытянуть его на такую сумму, чтобы стала для него ощутимой, но по зубам. Поэтому сильно не усердствуй. И я тебе её уже озвучил. А вообще, чего ты дёргаешься, ты же профи.

- Берг, да мои лоты торгуются обычно в пределах ста тысяч, а здесь такие астрономические суммы, у меня аж руки трясутся.

- Не переживай, - массирует её напряжённые плечи, стоящий позади муж. - Если что, я найду тебе деньги. Не отдам тебя на пожизненное рабство к этому тирану.

- Вот, Рома найдёт деньги, - ржу я. - Разведётся с тобой, транжирой, охмурит какую-нибудь престарелую и чертовски богатую вдову. Думаю, умрёт она быстро и непременно с улыбкой на губах, с его-то опытом. А все её денежки он отдаст тебе, обездоленной и угнетённой.

- Берг! - вспыхивает праведной яростью Полина. - Какой ты злой!

Но её муж только улыбается на мою тираду. Его вообще невозможно вывести из себя, обидеть, оскорбить, задеть. Они как лёд и пламень с моей вспыльчивой сестрой. Весь расписанный под «хохлому» какими-то символами и узорами, каждый из которых, уверен, появился на его теле не просто так и что-нибудь значит, этот Человек Мира видел голод и болезни, нищету и нужду, смерть и лишения, всю изнанку этого мира и не ожесточился. Словно способен излучать свет среди темноты и видеть чистоту среди грязи. Не завидую. Каждому своё. Но искренне уважаю.

- Господи, как же страшно, - поглядывает Полина на часы. Осталось несколько минут. - Берг, как ты можешь жрать, когда родина в опасности, - возмущается она и оглядывает кабинет, в котором мужиков - пять и все жуют. - Как вам всем кусок в горло лезет?

- Да ещё как лезет, - ворчит Нина, убирая пустые тарелки. - Как будто их месяц не кормили.

- До чего у тебя вредная секретарша, Берг, - смеётся Седой.

- Нина Леонидовна, пожалуйста, - парирует та, хрустя одноразовой посудой.

- Всё! Понеслась! - прекращает их шутливую перепалку Полина. Выдыхает, как на занятиях йогой, медленно, с чувством и в гробовой тишине делает своё первое предложение цены в торгах.

Я не хочу даже смотреть. Ни в монитор, ни на сосредоточенную Полину. Отворачиваюсь к окну и пытаюсь отвлечься, разглядывая воробьёв, таскающих хлебную корку. Наверно, серьёзность момента один я и сознаю. Внешне, кто бы ни купил «Арену», мы ничего не теряем. Но надо чтобы её купил именно Громилов. Это личное. Это настолько личное, что у меня начинают болеть сломанные по его указке рёбра и руки невольно сжимаются в кулаки.