Гриша, Аркадий и Дуня смотрели дикими глазами, абсолютно ничего не понимая в происходящем, Федька огорченно сопел позади них.

Оля, осторожно переступая через осколки и обрывки, прошла вперед и остановилась прямо перед сидящим Тумановым (он подобрал под себя ноги и глянул на нее с некоторой заинтересованностью).

– Это я у вас желаю спросить: где Софи?! – с места в карьер начала Оля. – Сознайтесь, вы, пьяная скотина, мешок с деньгами, вообразивший из себя неизвестно что, похитили ее, но у вас ничего не вышло, и вот теперь… Где она?!! Что вы с ней сделали?!! Признавайтесь, или я немедленно иду в полицию!

– Я похитил Софи?! – Туманов неожиданно легко вскочил на ноги. Все в комнате, даже стоящие у двери, отшатнулись на шаг назад, настолько много места он сразу занял. – Что ты несешь, Ольга? Ты сошла с ума? Где Софи?!

– Я не знаю, – Оля опустила глаза и неожиданно картинно заломила руки. Ей, как и всем остальным, стало окончательно ясно, что Туманов не притворяется, и к пропаже Софи он не имеет никакого отношения.

– Расскажи все! – потребовал он. – Хотя… Подожди! Федька, принеси воды. Ведро, как положено!

Расшвыряв кучу обломков и отыскав в ней погнутый медный таз, Туманов водрузил его на кровать (другой целой мебели в комнатах на первый взгляд не было). Федька принес ведро, оставил его на пороге и тут же скрылся с глаз от греха подальше. Туманов усмехнулся, повел налитыми кровью глазами, сунул ведро в руки оторопевшего Аркадия, а сам склонился над тазом, придерживаясь рукой за кровать.

– Лей сюда! – свободной рукой он показал на шею и взлохмаченный затылок.

Аркадий зачем-то заглянул в ведро. На поверхности воды, по кругу, словно гоняясь друг за другом, плавали мелкие льдинки.

– Лей, тебе говорят! – рявкнул Туманов.

Аркадий зажмурился и стал лить воду на голову Туманова. Туманов стонал, вертел головой. Ледяная вода проливалась ему за шиворот, на пол и на кровать. У Гриши отвисла челюсть, Дуня прислонилась к ободранной стене, Оля уже успокоилась и смотрела на действие с одобрением и надеждой.

В момент, когда вода кончилась, Аркадий поставил на пол пустое ведро, а Туманов по-звериному отряхивался (брызги летели на всех присутствовавших), в комнате опять появился Федька с тревожным и хмурым лицом. В руках он держал запечатанный конверт.

– Вот, Михал Михалыч, извините, что побеспокоил, – растеряно перебегая глазами с одного посетителя на другого, сказал он. – Мартынову только что какой-то оборвыш для вас передал. Сказал, срочной важности, беги мол, скорее, хозяин тебя наградит… Мартынов мне отдал…Да вот…Как-то тревожно все, Михал Михалыч! – решился Федька. – Поверьте мне, я ету гадость нутром чую! Вам бы оберечься теперь…

– Давай сюда! – нетерпеливо сказал Туманов, обтирая мокрые руки об штаны.

Он разорвал конверт, развернул лист дорогой голубоватой бумаги, стал медленно читать, шевеля толстыми губами.

Прочитав, Туманов отбросил письмо, выругался так, что Оля с Дуней присели, и со всего размаху ударил кулаком по ближайшей стене. Стена задрожала, а на костяшках разбитой руки почти сразу же выступила кровь.

Аркадий, которого трудно было смутить ругательствами или иным выражением эмоций, присел и осторожно поднял злополучный листок. Взглянул на Туманова. Тот кивнул. Лицо его, и без того асимметричное и изуродованное шрамами, теперь ужасно кривилось, как будто бы по нему судорогами пробегали нестерпимо страшные мысли.

– Читайте вслух! – велела Аркадию Оля.

«Туманов!

У вас нет ни имени, ни родины, ни семьи. Поэтому вы, в сущности, ничего не потеряете, если немедленно и навсегда покинете Петербург и, желательно, Россию. Все ваши предприятия вы сможете достаточно быстро превратить в капитал и получить деньгами в той стране, которую вы изберете для своего постоянного местожительства. Кроме того, в следующем письме я попрошу вас оставить в условленном месте все накопленные вами грязные сведения и материалы, с помощью которых вы держите в страхе добрую половину нашего, так называемого, высшего света. Понятно, что в изгнании, в которое вы удалитесь добровольно, они вам не понадобятся. Что касается меня, то я после приму решение. Может быть, я их уничтожу, а может быть, и нет…

Если вы прямо сейчас начнете действовать, то я, со своей стороны, могу вам твердо обещать, что с девицей Домогатской и другой, известной вам особой, не случится абсолютно ничего дурного. В противном же случае (если вы будете тянуть время или, паче чаяния, обратитесь в полицию), исход может произойти в ближайшее время и самый печальный. Решайтесь скорее и возвращайтесь в тот туман, из которого вы когда-то возникли, не принеся никому ни счастья, ни радости, а только одни тревоги, страх и разочарование.

не уважающий вас Недоброжелатель»

– То есть ее действительно похитили, – медленно сказала Оля. – И похитили из-за вас.

– Да, – подтвердил Туманов. Со стороны казалось, что он уже умер, и теперь за него говорит кто-то другой, вселившийся по случаю в обездушенное тело.

– И что же теперь? Что же теперь будет? Что вы делать станете? Надо же что-то делать! – закричал Гриша, до которого медленно, но верно доходил ужас произошедшего. – Он, этот… он пишет, что в полицию нельзя! Но почему? Почему Софи – с вами, из-за вас? Кто вы вообще такой?!

– А вы кто такой?

– Я – ее брат, Григорий Домогатский!

– Вон оно как… Брат, значит… – протянул Туманов, явно размышляя о чем-то другом.

– Но что же?! Как же будет?! – снова закричал Гриша, подбежал к Туманову, потянул его за рукав. – Кто этот человек? Чего он от вас хочет?

– Ты слышал, – устало откликнулся Туманов. – Кто он и почему – об этом я не больше тебя знаю… Кстати, Ольга, взгляни на письмо… Ты… – он указал пальцем на Аркадия. – Отдай ей… Явно из ваших, из благородных, писал. Может, по подчерку признаешь?

Оля серьезно и внимательно изучила листок, потом покачала головой.

– Нет, я этой руки не знаю. Но можно было бы спросить…

– Нельзя! – Туманов резко мотнул головой. – Видала, чего в цидульке сказано? Хужее можно наделать…

Оля удивленно подняла брови. Перепады в речи Туманова обескураживали ее, как и многих других. С непривычки она просто не могла решить, что обозначают переходы, и как на это следует реагировать. В конце концов, решила не реагировать никак.

– Но что же вы намерены делать? – продолжала она. – Это же нельзя так оставить. Он, чего доброго, убьет Софи…

– Молчи! – прошипел Туманов. – Молчи, Ольга! Не будет этого!

– Почему не будет? Что вы сделаете?

– Сделаю, как он хочет, – просто сказал Туманов.

– То есть – как?! – изумился Гриша. – Вот по его слову все продадите и уедете из России? Прямо сейчас?

– Прямо сейчас, – кивнул Туманов. – Федька! Где ты там прячешься? Найди Иннокентия, позови ко мне. И пошли кого-нибудь к Лукьянову в порт, к Измайлову на мануфактуру, ну и к остальным… Понимаешь, небось, о чем я. Пусть бросают к чертям собачьим все дела и срочно сюда едут…

Федька ушел, постанывая сквозь зубы и безнадежно качая головой. Трудно сказать, что он понял из произошедшего, но понятое ему страшно не понравилось – это было всякому ясно.

– Но как же так… – от бескрайнего изумления Олины глаза сделались почти совсем белыми. – Так же нельзя… Сразу… Можно, наверное, что-то попытаться… Вы же себя…

– Почему нельзя? – пожал плечами Туманов. – Рассуди сама. В любой стране с деньгами жить можно. Значит, и я жить буду. А если с Софьей или с Саджун что, мне только одна дорога останется – в петлю. Жизни нет. Так что свою выгоду я блюду, не волнуйся… А вы теперь идите отсюда. Адрес какой на бумажке напишите, оставьте. Я, как все будет готово, извещу вас… Идите!

Туманов покопался в куче обрывков, достал что-то оттуда и из кармана, снова сел на пол и принялся вертеть в чем-то с равномерным щелканьем, глядя прямо перед собой. Опять стало видно, что он тяжело пьян.

Гриша, не в силах смириться, порывался сказать или сделать что-то еще, но здравомыслящий Аркадий потянул его за рукав. Дуня последовала за молодыми людьми. Уже на пороге она не выдержала, обернулась и вздрогнула от испуга. Вслед им к двери, смешно переваливаясь, бежали друг за другом четыре механических мопсика. Пятый, по-видимому, был неисправен. Он качался, загребал правой передней лапкой и норовил свернуть к окну. Туманов смотрел на Дуню и криво усмехался.

– Господи, какой бред! – прошептала Дуня и прижала ладони к загоревшимся щекам. Ей стало окончательно ясно, что на опереточной сцене появился главный герой. Но легче от этого почему-то не становилось.


В этой комнате не было окон и горела всего одна свеча, в угловом подсвечнике, приделанном к стене. Тонко и приятно пахло песком и картошкой. От сквозняка пламя свечи металось вместе с тенями и не давало рассмотреть человека, сидящего в кресле, вполоборота к Софи. «Так, надо полагать, и задумано, – решила Софи. – Но что ж здесь? Погреб, что ли?»

Впрочем, для погреба обстановка была, пожалуй, слишком роскошной. Сама Софи помещалась на небольшом диванчике, рядом с ней, на столике с инкрустацией, составленной из разных пород дерева, стояло ведерко с шампанским и ваза на ножке, полная каких-то фруктов.

– Желаете шампанского, Софья Павловна? – шепотом спросил человек, сидящий в кресле, и желающий казаться расслабленным и равнодушным. Несмотря на это, Софи физически ощущала его напряжение. – Или прикажете чего-нибудь более существенного подать?

– Да пошли вы подале со своим шампанским! – сказала Софи. – Выпустите меня отсюда, а не то, видит Бог, пожалеете!

– Помилуйте, царевна, вот этого я как раз сделать не могу. Как только смогу, отпущу немедля, хотя и буду жалеть и тосковать о времени, проведенном в вашем очаровательном обществе…

– А чего вы шипите-то? Чтоб голос не узнала? Мы с вами разве знакомы? – спросила Софи и добавила с надеждой. – А признайтесь честно: я вам хоть немного-то рожу покорябала? Здесь или в карете?

– Здесь был не я, а мой слуга, – в шепоте явственно послышалась улыбка. – А в карете… Да, пока сознание вас не покинуло, вы сражались, как львица. Если ваш вопрос, это тактическая хитрость, предпринятая в целях грядущего опознания, то спешу сообщить: на моей правой ладони остался существенный след ваших жемчужных зубок, царевна… Единственная беда в том, что вы никак не можете проверить, правду ли я сейчас сказал… Да… Отвечая на ваш вопрос, могу сказать, что мы с вами доселе знакомы накоротке не были, хотя случайной встречи исключить никак невозможно. Впрочем, вы, насколько я о вашей жизни осведомлен, последние лет пять вращались в иных кругах…

– Да бросьте вы из себя светского льва корчить! – пренебрежительно усмехнулась Софи. – Судя по всему, вы – актеришка, которого наняли за рубль в ближайшем балагане для разыгрывания этой дурацкой комедии. И перестаньте меня царевной называть! Я только понять не могу: в чем же смысл?

– При всем желании, поверьте, царевна, не имею сейчас возможности разъяснить вам все тонкости происходящего. Виновника вашего нынешнего положения, впрочем, могу назвать не колеблясь…

– Даже так? Назовите ж!

– Туманов Михаил Михайлович. Говорит ли вам что-нибудь это имя?

– Вот черт! – выругалась Софи и в бешенстве стукнула кулаком по ладони. – Чего еще от меня надо этому умалишенному идиоту? И зачем он нанял вас? Где он? Почему ж не явился самолично полюбоваться на мое унижение? Неужто стесняется?

– Меня, Софья Павловна, никто не нанимал, уж тем паче – Туманов! – шепот стал громче и в нем послышалась что-то вроде оскорбленной гордости. – И теперь вы находитесь здесь по моей, именно моей воле.

– Причем же тогда Михаил? – обескуражено спросила Софи.

Ответа не последовало. Следовательно, ей была предоставлена возможность сколько угодно гадать о том, как именно Туманов связан в фигурой в кресле и ее таинственным похищением. Впрочем, пока собеседник имелся в наличии, Софи вовсе не собиралась гордо молчать. Она потянулась к вазе, взяла сочную на вид грушу и надкусила ее.

– Когда вы меня отпустите? Знайте, меня будут искать. Уже, скорее всего, ищут. Обратятся в полицию…

– Пускай. Все следы надежно скрыты… Время вашего заточения напрямую зависит от действий все того же Туманова…

– А! Так вы его шантажируете! – догадалась Софи. – Но почему же – мной?! Это же кромешная глупость с вашей стороны! Поверьте мне, все ваши расчеты, это ужасная ошибка. При нашей последней встрече я его оскорбила, если его вообще возможно оскорбить. Ради меня он не пошевельнет и пальцем, наоборот, пожалуй, будет рад, узнав, в какое затруднительное и унизительное положение я попала…

– Вы теперь чувствуете себя униженной, царевна? Отчего? – быстро прошептал человек в кресле, словно не услышав соображений Софи, касающихся Туманова. – Я могу сейчас сделать для вас что-то еще?

– Отпустите меня! – с сердцем сказала Софи.