– Кто? Когда? Откуда ты знаешь? – сообразив, о ком идет речь, и отчего-то обозлившись, быстро спросила Софи.

Лизавета со своим неудержимым стремлением заработать деньги и вырваться из наемной бедности в иной слой – слой хозяев, ходила по краю, в этом у Софи не было сомнений. Но – убивать?! Что ж это такое?!

– Вчера вечером ее зарезали. Кто – если б знать! А я… я на опознание ездила! Вот жуть-то! – Дашка обхватила руками сдобные плечи и затряслась в ознобе.

– Почему ж ты? – удивилась Софи.

– Родственников-то у нее нет, а Кузьму, жениха, сразу не сыскали, – объяснила Дашка, отводя взгляд.

– Но ведь и здесь, – настаивала Софи. – Здесь, в Доме, она не с тобой накоротке была, а с Лаурой… Почему ж?…

– Лаурка как раз сегодня с утра в Лугу, к родным уехала. Нету ее… Жуть-то какая, Софья Павловна! А?! Что ж деется?! – Даше явно хотелось по-народному повыть, и тем хотя бы частично снять испытываемое ею напряжение, но она смущалась Софи.

Меж тем Дашино вытье совершенно не входило в Софьины планы.

– Где ж ее убили-то? И при каких обстоятельствах? Говори все, что знаешь!

– Щас. Щас все обскажу, – Дашка шмыгнула носом, и деловито вытерла под ним широкой, короткопалой ладонью. Видно было, как любовь к сплетням берет в ней верх над вроде бы искренним потрясением и страхом. – ВЫ пока вот сюда, на стульчик, садитесь, а я… Щас!

Далее шляпница на глазах изумленной Софи проделала следующее. Собрала в кулек и убрала на место просыпавшийся крахмал. Протерла стол начисто куском ветоши. Постелила простую, но чистую салфетку. Принесла откуда-то бутылку дешевого красного вина, два стакана и крупно нарезанный свежий ситный хлеб на тарелочке. Достала из складок платья два кулька – с солеными и сладкими орешками, и тоже высыпала их на стол двумя аккуратными горками. Софи, наблюдая за всем этим, не находила слов, хотя психологическая суть происходящего довольно скоро стала ей ясна. Дашка обустраивалась, чтобы с чувством, толком и всем возможным комфортом поговорить про убийство Лизаветы.

– Надо ведь и помянуть, – пробормотала шляпница, поймав взгляд Софи, и разливая в стаканы вино. Себе она налила почти полный стакан, а Софи – деликатно, на донышке.

– Значит, так… Не чокаясь… Мир ее смятенной душе, – шляпница пригубила вино и тут же скривилась от его кислоты. Слово «смятенной» звучало в ее устах довольно странно, и Софи опять подумала о том, насколько Дашка глупа по-настоящему и насколько – притворяется дурочкой.

Софи тоже пригубила, и мысленно произнесла несколько добрых слов в адрес покойной Лизаветы и кое-что, вовсе не благостное, в адрес ее убийцы. Кислый вкус вина показался ей приятным и уместным для данного случая.

– Я со следователем-то знакома буду… – доверительно начала Дашка, допив вино и закусив орешками. – Фамилиё у него смешное: Кус-мауль. А звать Густав Карлович. Из немцев.

«Должно быть, клиент,» – подумала Софи.

В самом знакомстве проститутки со следователем она не увидела ничего необычного. К этому времени она навидалась достаточно посетителей Дома Туманова, чтобы… Да и недавняя встреча с Васечкой Головниным еще была слишком жива в ее памяти.

– Он старенький уже дядечка, – Дашка подмигнула, подтверждая догадку Софи о характере ее отношений со следователем. – Но о-очень суровый. Когда он меня позвал, так сначала и не рассказал ничего. Поедешь, говорит, помогать мне в государственном деле. А я сразу почувствовала что-то, и ка-ак затряслась… А уж потом, как бедную Лизавету увидела! Грех это, я знаю, так говорить, но только я сразу подумала: вот она живая была на кошку похожа, и мертвая тоже… Зубы так оскалены, кожа натянулась, уши будто прижаты… Жуть просто! Как я теперь спать буду, и подумать не могу. Не дай Бог, привидится!

– Расскажи, что тебе удалось узнать у этого… Кусмауля, так? Ведь ты уж наверное, постаралась выведать побольше…

– Конечно, я постаралась! – с гордостью подтвердила Дашка, восприняв реплику Софи как комплимент. – И здесь-то самое ужасное и начинается!

– Что ж еще ужасное? – не поняла Софи. – Лизу убили – это ужасное и есть…

– Убили ее возле дома, вечером, на лестнице. Вообще-то она при графине на Казанской улице жила, но считала, свое жилье иметь нужно для… для частной жизни. Так она сама, бедненькая, выражалась. Бывала она там не каждый день, вот хозяйка, заметив, что она с вечера к себе поднялась, и зашла к ней утром, чтобы спросить что-то. Она-то Лизу на черной лестнице и нашла. Вроде она идти куда-то собиралась. А при Лизе бумаги какие-то были и книга…

– Книга? – удивилась Софи. – Лиза же не умела читать…

– Не знаю, – Дашка пожала плечами. – А только книга точно была. И еще какие-то мелочи, я видела, у Густава Карловича на столе лежали… Но главное – нож!

– Что ж нож?

– Нож-то оказался с вензелем! – драматическим шепотом провозгласила Дашка и округлила глаза.

– С каким вензелем?

– А вот с таким! – Дашка протянула руку назад, схватила с полки накрахмаленную салфетку и торжествующе потрясла ею перед носом Софи. В углу салфетки переплетались хорошо знакомые Софи буквы: Д и Т. Дом Туманова.

– То есть ты хочешь сказать, – медленно протянула Софи, осознавая услышанное. – Что Лизу убили ножом, взятым отсюда, из игорного дома?

– Точно так, – кивнула Дашка. – Тут и гадать нечего. Я так сразу Кусмаулю и сказала: наш нож!

– И что ж этот Кусмауль теперь думает?

– Он думает, – Дашка еще понизила голос. – Что бедняжку Лизавету сам хозяин и порешил!

– Михаил?! Но это же явный бред! – Софи вскочила из-за стола и заметалась по тесной комнатушке. – Зачем ему убивать Лизу? Да еще оставлять на месте преступления нож, прямо его уличающий?!

– Не ведаю, не ведаю, Софья Павловна! – Дашка испугалась взрыва Софьиных чувств и даже заслонилась от него руками. – Как есть, не ведаю!

– Но отчего же – именно Михаил? – слегка придя в себя, спросила Софи. – Нож мог взять любой служащий заведения, да и любой посетитель ресторана…

– В бумагах, что у Лизаветы нашли, есть что-то такое… – пробормотала Дашка. – С хозяином связанное. Это раз. А главное – дворник его видал!

– Кого? Где? Когда? – быстро спросила Софи.

Дашка, запинаясь, объяснила, что накануне убийства Лизаветы, в сумерках, дворник видел человека, поднимавшегося к ней в мансарду, и даже о чем-то говорил с ним (кажется, посетитель спрашивал, дома ли Лизавета и стоит ли ему штурмовать крутую лестницу). После ухода незнакомца, который задержался недолго, Лизавету никто не видел живой. По описанию дворник легко опознал в посетителе Туманова. Правда, предстоит еще очная ставка, но ведь хозяина и вправду трудно с кем-то спутать…

– Чего ж еще больше-то?! – трагически заломив руки, воскликнула Дашка в завершение рассказа.

Софи видела, что для шляпницы все названные улики действительно представляются очень весомыми. Интересно, насколько умен ее приятель, старенький, но суровый дядечка Кусмауль? Придет ли ему в голову, что, отправляясь кого-то убивать, убийца вряд ли станет беседовать с дворником о своем намечающемся визите, использовать в качестве оружия убийства нож с вензелем принадлежащего ему заведения и потом оставлять его на месте преступления? А вдруг немец Кусмауль – формалист, и удовлетворится тем, что улики – есть и очевидны?

И как назло, именно сегодня с утра Михаил вместе с Лукьяновым уехали в Новгород, лично улаживать дело по какому-то важному контракту. Следовательно, вчера вечером он был в городе и действительно мог… Но зачем ему убивать Лизавету?! И что теперь делать?

– Знаешь, Даша, я теперь, пожалуй, пойду! – решительно сказала Софи.

– Да, да, само собой, – Дашка уже слегка захмелела, ее влажные коричневые глаза смотрели немного врозь, а движения стали излишне плавными и медленными. – Вы уж там как-нибудь… Сделайте… А я тут… Помяну… Все мы грешницы… И конец один…

Оставив Дашку с ее невеселыми размышлениями, орешками и полупустой бутылкой, Софи поспешила в каморку к Нелетяге.

Иосиф по обыкновению лежал на кровати, задрав ноги в грязно-белых шелковых носках на железную спинку, и читал, судя по обложке, что-то из трудов Аристотеля. На правой пятке красовалась большая дыра.

В ответ на стук в дверь он лениво отозвался:

– Любаша, что ли? Да входи! – но, увидев Софи, смутился, и поспешно сел, стараясь спрятать драный носок под свешивающееся с кровати покрывало.

– Простите, дражайшая Софья Павловна… Ваш визит…

– Бросьте, Иосиф! – решительно сказала Софи. – Не до куртуазности нынче. Слушайте, что скажу… Да левее, левее! – раздраженно воскликнула она.

– Что – левее? – изумился Иосиф.

– Шлепанец ваш левее, который вы ногой нащупать пытаетесь. Мне от двери хорошо видно! Наденьте его сейчас и слушайте меня!

Иосиф выслушал Софи, почти не перебивая, становясь по мере ее рассказа все более собранным и хищным. Софи он напомнил куницу, почуявшую запах завидной, но слишком крупной для нее дичи. Жадность к добыче и опасливость явно боролись в нем. После окончания рассказа Нелетяга задал пару уточняющих вопросов.

– Так вы полагаете, что знакомство Даши и Кусмауля, так сказать, интимного свойства?

– Ну разумеется, – Софи пожала плечами. – Что ж им еще, детей вместе крестить?

– Это, конечно, маловероятно, но и то… другое… тоже… не более… Хотя это ведь многое проясняет! Дашка и Кусмауль! Конечно!

– Иосиф, о чем вы? – напомнила о себе Софи. – Вы можете хотя бы предположить, кому и зачем понадобилось убивать Лизу? И при чем здесь Михаил?

– Михаил, разумеется, Лизу не убивал, – качнул лохматой головой Иосиф. – И все говорит за то, что в ее убийстве хотя бы одна из целей – подставить под подозрение Туманова. Возможно, были и другие цели – девушка, насколько я понимаю, вела сложную и запутанную деятельность в интересах своего собственного обогащения. Но одна из мишеней, несомненно, Туманов… Кто? Вряд ли сам Кусмауль, все-таки полицейский следователь и убийство… Но он не преминет этим случаем воспользоваться – или моего папу не звали Нелетягой!

– Но что же нам теперь делать? Михаила нынче нет, а как он вернется, так Кусмауль его сразу и арестует…

– Сразу, скорее всего, не арестует. Все же надо сначала следствие провести… А вот у нас единственный выход – понять, что же происходит вокруг на самом деле. Партия же явно вступила в решающую стадию. Узнать бы еще, что это за бумаги, которые были найдены при Лизе… Этим я теперь, пожалуй, и займусь…

– А я? Что мне делать?

– Вы же, Софья Павловна, поезжайте теперь в Калищи и сидите там тихо, как мышка. Чтоб Михаилу еще и за вас не волноваться… И… прошу вас… мне одеться надобно…


– Щас-с! – сказала Софи и показала язык закрытой двери. – Так я тебе и буду сидеть! Нашел мышку!


Вернувшиеся по случаю весны ласточки низко ныряли над раскисшей дорогой, едва ли не пролетая под брюхом у лошади. В еще прозрачном лесу звездами рассыпался ковер ветренниц. Среди их белизны наивными голубыми ресницами таращились пролески. Едва заметный летом ручей грозно урчал в овраге и взбивал белую пену, клочьями плывущую вниз по течению.

Густав Карлович Кусмауль ехал в Гостицы. Он не был до конца уверен в целесообразности задуманного. К тому же как полицейский следователь отчетливо понимал, что уже совершил серьезную ошибку – позволил себе слишком войти в это дело, оказался не только по умственной сути, но и эмоционально вовлеченным в него. А это для следственной работы – почти полная гарантия неуспеха. Начинаешь видеть не то, что есть на самом деле, а то, что хочется увидеть, да и фигурантов классифицируешь уже не столько по их действительным делам, сколько по своему отношению к ним…

Убийство девицы Лизаветы Федосовой, двадцати двух лет, горничной графини К., явно связано с делом Михаила Туманова, промышленника и прохиндея, и в этом смысле случилось Кусмаулю весьма на руку. Но в чем связь? Сам ли Туманов прикончил зарвавшуюся девицу или, наоборот, кто-то стремится убедить следствие в том, что убийца – именно Туманов и никто другой? Более похоже на второе.

Свидетели… Дворник Туманова опознает, в этом сомнений нет. Но ведь – приходил, не значит – убил? Вполне может быть, что существовал еще один посетитель, поднявшийся по черной лестнице. И куда направлялась сама девица Федосова? Одета она была как-то средне, не то по-уличному, не то по-домашнему. Как будто вышла кого проводить. Вполне, кстати, возможно… Полицейский врач утверждает, что смерть Лизаветы наступила между шестью и десятью часами. Дворник уверенно говорит, что господин, похожий на Туманова, приходил в пять часов. Может дворник ошибиться, ну хоть на полчаса? Конечно. А врач-эксперт, на те же полчаса? Вполне. Вот вам и шесть часов – время гибели несчастной девицы…

Графиня К. охает, ахает, нюхает соль, но подтверждает, что девица была не промах, и, значит, у нее вполне могли быть враги. Дашка только шмыгает носом и жалеет «бедняжку Лизавету». Сама обо всем жадно расспрашивает. Явно, ничего не знает и не слышала. Далее. Нынешняя пассия Туманова – учительница Софи Домогатская… Бог мой, как же надменно она держалась! Будто не очередная сожительница богача-торговца, а прямо-таки государыня императрица!