Можно представить себе, как подействовали на госпожу N слова княгини. Некоторое время она пыталась искать следы дурачка, и даже, помятуя предположение княгини, завела собственных осведомителей среди цирковых людей, но он как будто растворился в тумане или канул в воду. Скорее всего, как раз в это время Михаил Туманов находился в Лондоне, куда отвозил сапфир для дальнейшей отправки в Бирму.

Следующие годы жизни Туманова мы опять можем лишь вообразить. Звезда его восходила все круче, и, поскольку у отцов-иезуитов он, кажется, все-таки не воспитывался, то по изощренности и многообразию его начальных действий можно с уверенностью предположить, что звезда та была звездою Востока и звалась Саджун. Опекая и направляя молодого и, как оказалась, весьма одаренного в делах Михаила, бывшая танцовщица не забывала и о себе. Поскольку представления о морали, этике и нравственности у предприимчивой парочки изначально были весьма своеобразными, то противостоять их соединенному уму, изворотливости и природной звериной привлекательности мало кто мог. Когда спохватывались и понимали, что происходит, оказывалось уж поздно.

Довольно быстро образовался начальный капитал, который наши герои тут же стали использовать по назначению, пуская деньги в оборот, ссужая под проценты и вкладывая едва ли не беспорядочно во все подряд. Идея накопительства оказалась им совершенно чужда, что, возможно, было связано с древней азиатской религией Саджун, а может быть, и с обстоятельствами ранней жизни и взросления Туманова. Мне, как полицейскому чиновнику, хорошо известен следующий феномен: самые знаменитые Вяземские воры всегда умирали в нищете. Отчего-то, владея временами огромными деньгами, они никогда и ничего не сумели отложить про запас или на черный день…

Наши герои умирать в нищете не собирались. Трудно сказать наверное, что именно более всего обусловило их успех: деловая хватка Михаила, изворотливый ум или азиатское колдовство Саджун, слаженность их действий или полная моральная всеядность и отсутствие каких бы то ни было внутренних запретов. Наверное, всего понемногу. Кроме друг друга, они не имели в этом мире никаких привязанностей и обязательств. Все люди, кроме них двоих, виделись им механическими игрушками, паяцами на нитках, за которые они все более умело дергали. Крайне способная к языкам Саджун окончательно вросла в российскую жизнь, обрусела и сменила имя. Теперь ее чаще всего принимали за татарку или за полукровку с окраин империи. Она никого не разубеждала и свое действительное происхождение не афишировала. Начав стареть, она своей волей и окончательно перевела отношения с Тумановым в деловое русло, и, не желая более от него зависеть, организовала собственное, весьма экзотическое предприятие.

– Какое ж? – с любопытством спросила Мария Симеоновна. Все разговоры о предприятиях интересовали ее чрезвычайно. К тому ж предприятие, созданное женщиной…

– Публичный дом с восточным уклоном, – ответил Густав Карлович, с неудовольствием покосившись в сторону Ирен. Присутствие этой серьезной девочки с толстой русой косой ощутимо мешало ему. Отчего ее не отослали в детскую? – Официальная вывеска, разумеется, имела в виду гадательный салон и сеансы энергетического массажа, но на самом деле… Услуги оказывались самые экзотические. Помимо всего прочего, девушки действительно умеют гадать различными способами, вести философские беседы, петь, танцевать восточные танцы с раздеванием и играть на музыкальных инструментах. Публика собирается самая изысканная…

– Однако… – со значением протянула Мария Симеоновна, глянув на Модеста Алексеевича. Тот покосился на жену, Ирен, и крайне неловко, так, что скрипнул и перекосился стул, как будто бы всем телом подмигнул Кусмаулю.

– Оставим, – немедленно согласился Густав Карлович. – Тем более, что как раз в те годы еще одна аллегория вмешалась в события и собрала дань с наших героев. Я имею в виду всем известную старуху с косой. От опухоли желудка скончалась старая княгиня Мещерская. Почти сразу вслед за ней ушел и князь. Это был, так сказать, естественный ход вещей. Родители должны умирать прежде детей. Но совершенно сокрушительный удар подстерег госпожу N – 1 января 1878 года, спустя два месяца после помолвки с Анютой Орловой, в Болгарии, при штурме Горгохатанских высот погибает ее старший сын Николай, ротмистр лейб-гвардии Драгунского полка. Обстоятельства этой смерти нелепы и как-то трагически необязательны. Никто из солдат и офицеров его эскадрона так и не сумел внятно объяснить, как и за каким делом Николай очутился в том месте, где его сразила пуля. Умер он мгновенно, не мучась и ничего не успев сказать подбежавшим на выстрел сослуживцам.

Горе госпожи N было черным и молчаливым. Никто не видел ее плачущей. Зная, как она любила Николая, и видя, как она хранит потерю в себе, ничего не выпуская наружу, многие ждали удара или даже помешательства. Подобного не случилось. Старый лютеранский священник, невесть как забредший в окутанный черным крепом особняк, нашел формулу, которая, как ни странно, оказалась способной утешать: «Он был слишком хорош для этого мира. Этого, то есть его смерти, следовало ждать. Жить и мучаться здесь – судьба нас, грешных».

Госпожа N вняла указанию старика-священника буквально и продолжала жить и мучаться. Потеряв Николая, она естественным порядком обратила внимание на младшего сына, Ефима, и попыталась заняться его образованием и воспитанием. Но время было уже упущено, обаятельный юный повеса признавал лишь удовольствия и развлечения. Мысли и рассуждения о серьезной учебе, службе, карьере вызывали у него судорожную зевоту и немедленные рези в желудке. Попытки госпожи N женить его (тогда она могла бы заняться воспитанием внуков) тоже ни к чему не привели. Перепрыгивая из постели в постель (он предпочитал молоденьких служанок и замужних дам из общества старше его годами), Ефим вовсе не стремился остепениться и надеть на себя узы Гименея. «Успеется!» – таков был его первый и окончательный ответ на все матримониальные предложения матери.

Мы с госпожой N много лет приятельствовали, хотя и не особо откровенничали друг с другом. Кто нынче откровенничает? Однажды, когда я наполовину всерьез посетовал на то, что скоро окончу службу и окажусь на пенсии и одновременно на бобах, она вдруг предложила мне большой по моим скромным меркам куш за проведение небольшого частного расследования. Я никогда подобными делами не занимался, да и с моим служебным положением это не слишком согласуется. Однако, госпожа N долго уламывала и прельщала меня, и я в конце концов согласился, постановив заниматься этим во внеслужебное время.

Вы уж наверное догадались, что мне вменялось отыскать пропавшего сына госпожи N и Ефима Сазонова. Дело на первый взгляд показалось мне совершенно безнадежным, а сведения, которые могла мне в помощь сообщить искательница – ничтожными и маловразумительными. Однако, я взялся за дело, получил аванс и обязан был хоть что-то делать. Довольно быстро мне удалось напасть на след детских лет мальчишки, который предположительно мог быть тем самым пропавшим младенцем. Но забрезжившая было надежда оказалась тщетной. После побега мальчика из дома терпимости его следы опять терялись.

Довольно долго мое расследование топталось на месте. И именно в это время произошли события, о которых мы с госпожой N даже не подозревали. Ефим-младший, сын госпожи N, с помощью своей любовницы – шпионящей для него горничной матери, узнал о существовании своего незаконнорожденного единоутробного брата и о поисках, предпринятых матерью. Выводы, которые он сделал из полученной информации, легко себе вообразить. Избалованный и вздорный, он с детства готов был делить любовь матери и все материальные блага, из этого проистекающие, с ангелоподобным Николаем (которого к тому же почти никогда не было дома), но делиться всем с неизвестным ублюдком, выброшенным когда-то в помойную яму… Этого он не собирался допускать ни под каким видом! Но сначала ублюдка требуется найти. Причем найти раньше, чем это сделаю я, или сама маменька.

Неожиданно вставшая перед Ефимом задача парадоксальным образом взбодрила меланхолического повесу, пробудила в нем дремавшие доселе способности и склонности. Он совершенно забросил игру, псовую охоту и амурные похождения в свете, сделался ловким, быстрым и текучим, как струйка воды, ищущая дорогу среди камней. Лицемерие окончательно сделалось его второй натурой в сношениях с матерью.

Я не могу сказать наверное, как и когда пришел к нему успех. Есть у меня предположение о том, что немалую роль сыграла здесь все та же девушка-горничная, умная и расчетливая, которая из своих целей и выгод обладала невероятно широким кругом знакомств, и умела втереться в доверие к любому. От старых домашних слуг она разузнала и передала Ефиму: однажды госпожа N уже занималась поисками какого-то мальчишки. Но тогда это был не то циркач, не то танцовщик, не то заклинатель змей. А исходной точкой для поисков был дом князей Мещерских, и какой-то закрытый для посторонних ушей и глаз скандал.

Ухватившись за кончик, Ефим постепенно раскрутил историю почти до конца. Кухонный дурачок Мишка, по всей видимости, и есть его пропавший брат. Но куда же он подевался и как его найти? Ефим идет сразу по нескольким направлениям. Для начала он рассудил, что если таинственного Мишку будут искать сразу несколько людей, то шансы на его обнаружение резко возрастут. Будучи талантливым актером, он режиссирует и проводит неплохой спектакль на очередном спиритическом сеансе у Ксении Благоевой. После этого сеанса Ксении становится ясно, что источником всех ее бед и несчастий (а Ксения состоит в неудачном браке, не имеет детей, стареет и полагает себя глубоко несчастливой) является пропавший камень и укравший его Мишка. В результате Ксения тоже берется за поиски в надежде вернуть сапфир или хотя бы отомстить.

– На сеансе Ксении сообщили не только имя, но и фамилию Мишки. Кто это сделал, ведь Ефим и сам ее еще не знал? – спросила Ирен. – А если знал, то что ему Ксения? Михаил Туманов в городе заметен. Его и спутать-то не с кем…

Кусмауль оторопело взглянул на девочку.

– От-откуда т-ты знаешь? Что ф-фамилию?

– Знаю, – Ирен пожала плечами. – Там еще были какие-то стихи. Ефим потом про них у Ксении выспросил, и так узнал… Но кто же назвал фамилию? Разве и вправду духи? – деловито предположила она.

– Я думаю, что сама Ксения, – неожиданно вмешался молчавший до той поры Гриша. – Мне Семен рассказывал: у человека в подсознании, как в кладовой, хранится много всяких знаний, которые когда-то были получены и забыты, только он о том и не подозревает. А если что-то произойдет, например удар какой-то или магнетический сеанс, тогда может открыться. Вот например на одну женщину в Голландии упал с третьего этажа горшок с цветком. Она потеряла сознание, а потом, когда в себя пришла, вдруг заговорила по-французски, хотя и не умела. Никто ничего понять не мог, а потом доктор провел с ней сеанс и она во время его вспомнила, что, когда ей было три года, то она жила с матерью в семье, где говорили по-французски. Вот так!

– А причем тут Ксения и стихи? – уточнила Ирен.

– Еще до сеанса Ксения уже понимала, что сапфир украл Мишка, который когда-то развлекал ее гостей. И во взрослом Туманове она его признала, ведь в отличие от старших Мещерских она-то с ним зналась накоротке, только в сознание эта весть не выходила… Понадобилось то самое потрясение на сеансе, чтобы все всплыло. Может быть, Ефим, устраивая этот спектакль и зная Ксенину чувствительность, на что-то подобное и рассчитывал…

– Ах во-от как! – протянула Аннет. – Интере-есно!

– А у меня в детстве кучер арап был! – заявила Мария Симеоновна, явно прикидывая свои возможности когда-нибудь заговорить по-арапски.

Все тщательно задумались над сложным взаимодействием сознания и подсознания, по виду совершенно позабыв об Ирен и ее прозрениях.

«Либо они ничего не заметили, и тогда они все просто круглые идиоты, – смятенно размышлял Кусмауль. – Либо… либо они уже просто привыкли к ней, и тогда эта девочка… черт знает, что она такое! Кажется, я просто не хочу об этом думать…»

– Ладно! – встряхнулась наконец Мария Симеоновна. – Стало быть, Ефим знает, Ксения знает, а вы, голубчик, с вашей ненаглядной госпожой N – еще нет? Так получилось?

– Именно так, – Густав Карлович кивком поблагодарил женщину и огляделся, тщательно обегая взглядом стул, на котором, аккуратно сложив большие ладони, примостилась Ирен. – Но так продолжалось недолго, ибо вскоре в одном… гм… в одном салоне я познакомился с молодым человеком по имени Иосиф. Будучи значительно моложе, он, тем не менее, отличался философическим складом ума и проявлял ко мне… гм… ко мне и моей работе интерес интеллектуального свойства. Мы с ним сошлись, стали… гм… встречаться, и однажды я в разговоре упомянул: вот, по одному делу надо бы разыскать человека – феноменального счетчика.

– Я знаю одного такого, – сказал Иосиф. – Умножает, делит в уме, и, представьте, никогда не ошибается.