Он отшатнулся от нее в ужасе, молча ушел и вернулся с недостающей суммой в рублях.

Нина так же молча взяла деньги и, не поблагодарив, вышла. Маклаков не спросил, от чего его бывшая жена умерла в тридцать восемь лет, не спросил, как живет сама Нина, не нужно ли ей чего. Она ушла. Это была их последняя встреча.


Никита осторожно тронул ее за локоть и вывел из задумчивости.

— Ты была где-то далеко.

— Да, — кивнула Нина. — Извини.

Они вышли на пляж. Никита предложил обосноваться в дюнах, не ходить к самой воде, где было много народу.

— Они и от ветра защищают, — добавил он.

Нина достала из сумки и расстелила на песке покрывало, вынула надувную подушечку, полотенце, еще какие-то женские мелочи. Сбросив сарафанчик, она оказалась в цельном купальнике без бретелек, тоже державшемся на ней каким-то чудом.

— А почему не бикини? — спросил Никита.

Еще вчера ночью его поразила ее крайняя худоба. Когда он снял с нее сарафан, можно было пересчитать все ребра. Сейчас, на ярком солнце, эта костлявость стала еще заметнее. Лопатки, похожие на голубиные крылышки, глубокие впадины у ключиц… Он подумал, что она стесняется.

— Ты могла бы быть манекенщицей. — Никита надеялся, что это прозвучит как комплимент.

Тревожился он напрасно. Нина ничуть не стеснялась.

— Стиль Дахау, — усмехнулась она, перехватив его взгляд. — Нет, в манекенщицы я не гожусь, ростом не вышла. Я среди манекенщиц хожу как в лесу. Кстати, манекенщицы нынче тоже пошли… не с креста снятые. В общем, неважно, главное, мне больше нравится моя работа. Бикини у меня есть, только я хочу, чтобы сначала спина загорела. Чтоб белой полоски не осталось.

— Тут есть «голый пляж», хочешь? Можно загорать вообще без всего.

— Нет, — поморщилась Нина, — это похоже на баню. Мне и здесь хорошо.

— А ты не сгоришь? Это только кажется, что солнце не припекает. Тут можно сгореть за милую душу.

— У меня есть крем от ожогов.

— Давай я помогу.

Никита забрал у нее флакон и начал втирать жидкий крем ей в плечи. У нее была очень нежная, очень белая кожа, изредка встречающаяся у брюнеток. Медленно нанося крем ей на спину, он думал о том, что будет ночью. Этой ночью он не будет спешить, как вчера, он будет ласкать ее долго, томительно долго, но добьется, чтобы она ответила. Чтобы она тоже почувствовала…

Нина оглянулась через плечо.

— По-моему, уже хватит.

— Вот тут еще чуть-чуть. — Никита не удержался и поцеловал прелестную ложбинку на пояснице, а потом провел по ней ладонью. — Руки тоже надо натереть. И ноги. И спереди…

— Я сама.

— Нет, позволь мне.

— Я сама, — повторила Нина и отняла у него флакон.

Он следил, как она намазывает кремом голени, узкие стройные бедра, тонкие, хрупкие руки… Нет, вдруг подумал Никита, хрупкости в ней нет. Она выглядит бледной и изможденной, но под этой белой кожей, под изящно удлиненными мышцами угадывается сталь. И удивительно, как при такой худобе все ее женские округлости на месте. Конечно, все это маленькое, но плотно и как-то на редкость аккуратно упакованное под тонкой белой кожей.

— Вот поехали бы ко мне на яхту, там на палубе загорай себе хоть голышом.

— Спасибо, я предпочитаю песок.

Но Никите ужасно хотелось ее уговорить.

— У меня потрясающая яхта, — начал он. — Пятнадцать метров, алюминиевый корпус, тендерная оснастка, custom made…

— А это что значит?

— «Сделано на заказ». Извини, у меня иногда вылетают английские словечки, но это не от пижонства, честное слово. Просто мне очень часто приходится говорить по-английски.

— Я спрашивала про тендерную оснастку.

— Два фока на параллельных леерах… — Как всякий энтузиаст, Никита не понимал, что другим могут быть чужды его восторги.

— То есть она еще и парусная? — уточнила Нина.

— Мотор тоже есть.

— И тебе не страшно?

— Конечно, нет! Мы с Павлом и Бронюсом… это мой литовский друг, — торопливо добавил Никита, — в позапрошлом году плавали на ней на Мадейру. Это такая красота! Острова вырастают на горизонте — сперва крошечные, как соринки, а потом подходишь к ним поближе, плывешь вдоль берега и видишь деревни, поля, изгороди… На островах Мадейры делают живые изгороди из голубых гортензий. Очень красиво. Кстати, мы попали в сильный шторм, нас отнесло к Африке, но дело того стоило.

— Я этого никогда не пойму, — призналась Нина после долгого раздумья. — Давай, ты поезжай на яхту, а мы с Кузей будем с энтузиазмом аплодировать тебе с берега.

— Мы можем отойти совсем недалеко, — продолжил уговоры Никита. — Вернемся, как только ты захочешь.

— Я захочу, не ступая на борт. Не выношу безвыходных ситуаций. Когда от меня ничего не зависит, — пояснила Нина в ответ на его недоуменный взгляд. — Их и в жизни хватает, так стоит ли создавать их искусственно?

Никита задумался:

— Значит, ты и на самолете не летаешь?

— Нет. И не говори мне, что на железной дороге народу погибает больше. Меня эта статистика не убеждает.

— Ладно, не буду, — миролюбиво улыбнулся Никита. — Но как же ты можешь быть деловой женщиной, не летая на самолетах?

— А я не деловая женщина, я художник.

— Мода — такой же бизнес, как любой другой. Допустим, у тебя показ в Милане…

— Ну, до показа в Милане мне еще ехать и ехать. Но за оптимизм спасибо.

— Я знал одного горе-бизнесмена из Милана, он хотел с нашей фирмой сотрудничать. — Никита сделал паузу, ожидая, что она сейчас спросит, что за фирма, но Нина промолчала. — И в разговоре выяснилось, что он боится летать. Мы с моими партнерами сразу дали ему отставку.

— Значит, нам не суждено сотрудничать, — подытожила Нина.

— Для тебя сделаю исключение, мы же земляки. — Раз уж она не спросила, он решил сам сказать: — Я занимаюсь компьютерами. Ты ведь работаешь на компьютере?

Она перевернулась на спину и заложила руки за голову.

— Очень редко. Предпочитаю работать вручную.

— Но почему? — удивился Никита. — На компьютере гораздо удобнее.

Нина не отвечала так долго, что он потерял надежду. Наконец она заговорила:

— Я однажды видела передачу об Альфреде Шнитке…

Тут Нина повернула голову и покосилась на него, словно проверяя, знает ли он, кто такой Альфред Шнитке.

Никита добродушно усмехнулся:

— Не такой уж я серый валенок. И что же Шнитке?

— Он замечательно ответил на этот вопрос. Его спросили, пишет ли он музыку на компьютере, и он сказал, что это слишком легко. Ничего не надо сочинять, придумывать, все уже готово, все под рукой. Можно конструировать. А он любит — любил — чувствовать сопротивление материала. Вот и я люблю. — Нина вдруг стремительно и грациозно вскочила на ноги. — Пойду пройдусь вдоль берега.

— Я с тобой.

— Тебе не обязательно меня провожать, если хочешь позагорать.

— Нет, я с удовольствием прогуляюсь. А загар на ходу еще лучше пристает.

Они не спеша двинулись вперед вдоль берега, и Кузя, конечно, увязался за хозяйкой. Он принялся играть: преследовал отступающую волну и удирал от набегающей.

— Слушай, давай, я научу тебя плавать, — предложил Никита. — Я не отпущу, не брошу, пока ты не почувствуешь… Это только вопрос дыхания. Как только научишься правильно дышать, ты увидишь: вода сама тебя держит.

— «Если тело вперто в воду, не потонет оно сроду». — Нина улыбнулась, но улыбка вышла невеселая. Она безнадежно покачала головой. — Я уже пробовала. Даже на курсы в бассейн записывалась. Стоит мне оказаться в воде без опоры под ногами, как я начинаю задыхаться. Меня охватывает приступ паники. И ничего тут не поделаешь.

— Значит, он будет торжествовать?

— Кто?

— Папаша твой. Болярин. Пока ты не научишься плавать, выходит, победа за ним.

— Да ну его к богу в рай! — отмахнулась Нина. — Я о нем не вспоминаю… — Она запнулась. — …последние сто лет.

— А я бы все-таки попробовал, — упрямо проговорил Никита, — хотя бы ему назло. Если тебе станет плохо, я сразу вынесу тебя на берег, обещаю.

— Ну, не знаю… Не сейчас.

Но он подхватил ее на руки. Она была почти невесомой.

— Мы только окунемся. Я тебя не отпущу. Не бойся.

Широко шагая, он стремительно пересек растянувшееся далеко вглубь балтийское мелководье. Нина молчала. Лицо у нее было напряженное, сосредоточенное. Когда Никита зашел в воду поглубже, она обвила руками его шею.

— Ничего не бойся. Я с тобой.

Вдруг до них донесся отчаянный лай. Кузя, пометавшись у самой кромки воды, бросился в волны и поплыл к ним.

— О боже, он утонет! — испугалась Нина.

— Он умеет плавать. Смотри, как хорошо плывет.

— Он может выбиться из сил. Он же маленький!

Никита хотел сказать, что этого быть никак не может, что у животных инстинкт, но Нина уже ничего не слушала. С криком «Кузя! Кузя!» она разжала руки, оттолкнулась от него и бросилась навстречу своему любимцу. И тут Никита увидел, что она имела в виду, когда говорила об удушье и панике. Нина мгновенно захлебнулась и ушла с головой под воду.

Он вытащил ее и, держа на руках, бегом кинулся к берегу. К счастью, она не успела наглотаться воды. Никита опустил ее на светлый балтийский песок в кружевной полосе прибоя. Ее глаза открылись, она сплюнула воду, откашлялась и несколько раз судорожно перевела дух.

— Зачем ты прыгнула?

— Кузя… — проговорила Нина вместо ответа.

— Да вот он — живехонек-здоровехонек!

Возмутитель спокойствия прыгал вокруг них с радостным лаем.

— Кузя. — Нина протянула к нему руки, и он тут же облизал ей все лицо. — Ты мой герой! Ведь это он за мной поплыл! Меня выручать.

— Интересно, как он себе это представляет. Что такой малыш может сделать?

— Кузя считает себя большой собакой.

— В следующий раз оставим его дома.

— Ты тут не командуй, — нахмурилась Нина. — Если оставить его дома, он решит, что его наказывают.

— А как же в Москве? Ты берешь его с собой на работу?

— В Москве — другое дело. Кузя понимает, что на работу я его взять не могу. Он все понимает.

Нина поднялась и направилась обратно к дюнам.

— Мы все в песке, — заметил Никита. — Давай еще разок окунемся. Большую собаку возьмем с собой.

Подхватив ее вместе с Кузей на руки, Никита снова зашел в воду. Больше всего в этой истории его поразило то, что Нина, смертельно боящаяся воды, не раздумывая, бросилась на помощь псу. И как быстро она овладела собой! Не устроила сцену, не закатила истерику… Мысленно он поклялся, что обязательно научит ее плавать. И покатает на яхте.

Смыв с себя песок, они без приключений вернулись на берег. Кузя, отряхиваясь, обдал их веером брызг и как ни в чем не бывало затрусил к расстеленному на песке покрывалу. Нина сразу же закуталась в широкое махровое полотенце. Никита предпочел обсыхать на солнце.

— Я поделюсь. — Она предложила ему свою банную простыню.

Он обтерся просто потому, что приятно было воспользоваться ее вещью. Сам он этим утром от радости, что она на него не сердится, захватил на пляж только темные очки и бумажник.

ГЛАВА 3

Они еще немного позагорали и пошли обедать. Нашли кафе с открытой верандой, куда пускали с собаками, заняли столик поближе к морю. Никита заказал еды на целый полк.

— Хватит! Хватит! — со смехом ужаснулась Нина. — Куда столько?

— Хочу тебя немного откормить.

— Что-то мне это напоминает «Молчание ягнят».

— Там было наоборот, — возразил Никита. — Он морил их голодом.

— Фу! Давай не будем перед обедом. Гадостное кино.

— Сама же вспомнила. И потом, мы же договорились: я не маньяк.

Нина вынула из сумки пакетик собачьего корма и две миски: в одну насыпала еды, а во вторую налила воды из пластиковой бутылочки, которую тоже извлекла из сумки.

— Ты и миски с собой носишь? — удивился Никита.

Алмазный взгляд был ему наградой.

— А ты думаешь, Курвуазье Шестой или даже Четвертый будет есть прямо с полу?

Никита перевесил сумку на спинку своего стула.

— После обеда я ее понесу. Мне как-то в голову не пришло, что ты таскаешь такие тяжести.

Нина отмахнулась, давая понять, что все это ерунда.

Они ели креветки (не такие вкусные, как вчера), густую похлебку из моллюсков, салат, копченых угрей и клубнику со взбитыми сливками на десерт.

— Не твоя? — в шутку спросила Нина, кивком указывая на проплывающий по морю парусник.

— Это «летучий голландец», — ответил Никита.

— Тот самый? Разве он такой маленький?