— Интересно, если здесь никого не будет, где же я остановлюсь во время отпуска и увольнительных? — капризно заявил он.

— Но послушай, если некому будет прислуживать по хозяйству, то ты все равно здесь остановиться не сможешь! — терпеливо втолковывал ему Реймонд. — До сих пор Фенела заменяла всех слуг, a My и Нэни едва ли справятся с домом без посторонней помощи.

— Что ж, обеспечь им эту помощь, — упорствовал Саймон.

— Но пока это абсолютно невозможно! — доказывал Реймонд. — Ты что, не понимаешь, слуг сейчас в нашей округе днем с огнем не сыщешь! Кто занят на военных заводах, кто — на сельхозработах.

— Мы будем рады, если вы согласитесь останавливаться у нас, — предложил Николас.

— А я не желаю ни у кого останавливаться, — грубо оборвал его Саймон. — Я хочу жить в своем собственном доме. Неужели мужчина не имеет на это права?!

— Ладно, папа, хватит морочить нам голову, — не выдержала Фенела. — Глупо спорить с объективными обстоятельствами, они сильнее нас.


На перроне Фенела обняла Реймонда.

— Ах, если бы ты не уехал! — прошептала она.

— Ну, теперь тебе больше не о чем беспокоиться, — успокоил сестру Реймонд, ласково похлопывая ее по плечу. — Кажется, дело пошло на лад: Николас — славный малый, не обижай его, слышишь? С его стороны, конечно, страшная глупость жениться на тебе, однако о вкусах не спорят, это его дело. — Реймонд с чувством сжал сестру в объятиях и добавил уже совсем другим тоном: — Если что случится, сразу же дай телеграмму, поняла? Я сделаю все, чтобы немедленно примчаться сюда.

Фенела поняла, что он намекает на Илейн, и кивнула в знак согласия, будучи не в силах сейчас обсуждать эту тему.

С затуманившимся от слез взором она наблюдала, как исчезает вдали хвост поезда, увозящего прочь Реймонда. Потом взяла My под руку и направилась к машине, где их поджидал Николас.

Вся компания в полном составе, Саймон, Нэни, малыши и My, прибыла в Уетерби-Корт как раз к ленчу. Совместными усилиями Фенеле и Николасу удалось убедить Саймона отправиться с ними, исключительно при условии, что Николас проследит, чтобы автомобиль доставил Саймона на станцию вовремя, к отходу его поезда.

— О чем ты думаешь, Фенела? — неожиданно спросил Николас.

— О том, что гениям, вроде моего папочки, следовало бы иметь лишь сыновей, — отвечала Фенела.

— Вообще-то большинство женщин в жизни только путаются под ногами и мешают мужчинам, — заметил Саймон, — и все-таки мы никак не можем обойтись без них! Они скрашивают нашу жизнь, надо признаться.

— Порой слишком активно, — едко заметила леди Коулби.

Но Саймона трудно было задеть, и он невозмутимо продолжил:

— А что поделаешь? Нам, мужчинам, или точнее мне лично, без женщин и жизнь не мила!

Когда Саймон наконец уехал, леди Коулби обратилась к Фенеле:

— На мой взгляд, ваш отец чрезвычайно интересный человек. Какая жалость, что о нем некому позаботиться!

Фенела поняла, что имеется в виду не только чисто бытовая забота.

— Да, с ним никому не удавалось ужиться с тех пор, как умерла моя мать.

— Как жаль! — вздохнула леди Коулби. — Очень жаль.

И тогда Фенела вдруг отважилась сказать:

— Как бы я желала, чтобы вы все эти годы не осуждали отца! Ведь ваше неодобрение помешало и ему, и нам познакомиться с местными жителями, завести друзей. А ведь это наполнило бы жизнь Саймона иными интересами!

Леди Коулби холодно взглянула на Фенелу.

— А я до сих пор осуждаю поведение вашего отца, моя дорогая, — заявила она, — просто больше не в моей власти отказывать ему от дома.

Фенела почувствовала, что ей недвусмысленно указали ее место, но в то же время она в глубине души прониклась твердым убеждением, что чары Саймона сильны по-прежнему, и даже леди Коулби с ее строгими принципами не удалось противостоять им.

«Да, есть в Саймоне нечто такое, — подумала Фенела, — чему ни одна из женщин противиться не в силах, как только дело доходит до личного общения».

И, усмехнувшись собственным мыслям, она пошла наверх посмотреть, как расположились малыши в своей новой детской.

— Фенела, мне надо с тобой поговорить.

Николас вошел в библиотеку, где Фенела с головой ушла в составление письма Реймонду. Она с трудом оторвалась от письменного стола, и в глазах ее еще некоторое время было отсутствующее выражение, поскольку мысленно она все еще додумывала написанное.

— Да, пожалуйста.

— Мне нужно поговорить с тобой о твоей работе для фронта.

Только когда Ник уселся в кресле рядом с Фенелой, она отложила наконец ручку в сторону и целиком сосредоточилась на муже.

— Работе для фронта? — повторила она.

— Перед отъездом Реймонда мы с ним говорили об этом.

— Да, мне он тоже сказал. Но чем же, Николас, мне заняться? Я ничего не умею.

— Я долго думал над этим вопросом, — медленно произнес Николас, — по чистой случайности, вопрос о твоей работе имеет длинную предысторию, связанную со мной лично.

— Да? Интересно! — оживилась Фенела. Она подалась вперед и приготовилась слушать, удобно пристроив подбородок на ладонях, а локтями упершись в поверхность стола.

— А история примерно следующая, — начал Николас, немного волнуясь, и в речи его опять послышалось легкое заикание, которое всегда выдавало его смущение и неуверенность. — Прямо перед войной я страстно увлекался авиацией, поэтому после изнурительных споров мне все-таки удалось добиться разрешения у моей матери построить частный аэродром примерно в миле от дома. Меня тогда целиком захватила идея создания чего-то вроде аэроклуба для друзей, чтобы мы могли летать в гости друг к другу. Мы решили организовать и мастерскую по ремонту самолетов, где можно было бы быстро и качественно чинить наши машины. Но прежде чем нам удалось развернуться в полную силу, началась война и для меня лично все было кончено… ты понимаешь, что я имею в виду. Однако министерство авиации испытывало нужду в аэродромах, поэтому они проявили интерес и к моему клочку земли, вполне подготовленному для этой цели. Пока суть, да дело, мой двоюродный брат, Дик Браун, обратился в министерство с просьбой об аренде самолетного ангара для кое-каких исследований в области самолетостроения. Короче говоря, мой домашний аэродром был значительно расширен, и Дик сейчас разрабатывает там новую модель ночного истребителя, на который министерство авиации возлагает большие надежды.

— Как, все это происходит прямо здесь, у нас под боком?! — в страшном оживлении воскликнула Фенела. — Боже мой, потрясающе! А я ничего не знала…

— Об этом очень мало кому известно, — пояснил Николас. — Разумеется, разработки идут под большим секретом, хотя наша экспериментальная мастерская насчитывает уже более сотни сотрудников, и почти половина из них — местные жители.

— Послушай, а можно мне хоть один разок побывать на аэродроме?

— Вот именно об этом я как раз и собирался с тобой поговорить. Видишь ли, Фенела, дело обстоит следующим образом. Когда я лежал, прикованный к постели, мне практически нечем было заняться и я начал разрабатывать кое-какие усовершенствования для самолета, исходя из потребностей летчика. Весьма важные усовершенствования, надо признаться. И вот, Дик теперь использовал мои открытия в конструкции своего самолета.

— Господи, Ник, это же потрясающе!

— Теперь ты представляешь, насколько я заинтересован в успехе испытаний нового истребителя. Более того, — тут Николас смутился окончательно, — Дик настолько высоко оценил мои предложения, что решил выбрать для новой модели специальное название…

— Какое?

— «Кобра». То есть по два первых слога наших имен — Коулби и Браун.

— Ну, и когда же первый пробный полет «Кобры»?

— Должен быть через несколько недель, может и раньше. Когда окончатся все наземные испытания. Но мы немного уклонились от темы нашего разговора. Сегодня утром я повидался с Диком, и он охотно согласился взять тебя, если, конечно, пожелаешь, на работу к нему в экспериментальную мастерскую.

— То есть ты хочешь сказать, что я могу работать для фронта на твоем же собственном заводе? — уточнила Фенела.

— Да, так и получается, — кивнул Ник, — но отношение к тебе будет, разумеется, точно таким же, как и к любому другому сотруднику… Кроме того, работа там не очень-то квалифицированная и вовсе не интересная.

— О, мне она обязательно понравится! Ты это просто замечательно придумал, я почувствую себя гораздо лучше, если буду трудиться наравне со всеми, а не пролезу сразу же в «шишки» безо всяких на то оснований. Я боялась, что в качестве твоей жены буду пользоваться всякими преимуществами, причем совершенно незаслуженно.

— О, только не там, где начальствует Дик! Жена ты моя или не жена, для него не имеет ни малейшего значения, — заверил ее Николас. — Дик — сама справедливость, более того, и как специалист он просто великолепен. Так что, уверен, он тебе понравится.

— А когда ты меня с ним познакомишь?

— Я договорился, что сегодня после обеда мы с тобой поедем на аэродром.

— Ах, это было бы просто чудесно! — обрадовалась Фенела. — Надеюсь, я тебя не опозорю.

— А я вполне убежден в этом, — доверительно улыбнулся Николас.

Но несколько часов спустя во время небольшой экскурсии по мастерской Фенела почувствовала, что доверие и уверенность ее мужа были несколько неоправданны.

Мужчины и женщины, трудившиеся в мастерской, работали быстро и слаженно, руки их так и порхали над станками, и наблюдавшей за ними Фенеле казалось, что этот стремительный блеск инструментов в их умелых пальцах, эта решительная сосредоточенность знающих свое дело работников абсолютно непостижимы для нее.

Однако она несколько успокоилась после знакомства с Диком Брауном, потому что вполне убедилась в справедливости слов Николаса о том, что положение его законной жены не даст ей ни малейших преимуществ на производстве, руководимом его двоюродным братом.

«Ну и отлично! — решила она. — Если я не подойду Дику, он обязательно так прямо и скажет».

Подобные мысли вселили в нее некоторое спокойствие.

Дик Браун Фенеле очень понравился, хотя и навел сначала на девушку легкий страх. Это был невысокий, плотного сложения мужчина с круглой головой и большими очками в роговой оправе, придававшими ему сходство с филином.

Речь его лилась быстро и энергично, и у любого сразу же создавалось впечатление, что перед ним человек сильный и динамичный, однако вполне способный удержаться от грубого давления на окружающих там, где затрагивались интересы других людей.

Итак, Фенеле Дик Браун понравился, более того, у нее сложилось впечатление, что и он отнесся к ней с симпатией.

Сначала девушка подозревала, что Дик вовлекал своего брата в авиационные разработки лишь из глубокого сочувствия к его фронтовым ранам. И в самом деле, что может быть гуманнее и проще, чем занять ум человека, давая ему пищу для размышлений и отвлекая от тяжелых мыслей о собственной участи?!

Однако, глядя на двоюродных братьев, деловито расхаживающих по мастерской, Фенела убедилась, что нежные родственные чувства не имеют ни малейшего отношения к их деловому сотрудничеству.

Николас занимал свое место явно не зря. Девушка впервые взглянула на своего мужа новыми глазами, потому что на рабочем месте это был уже совсем другой человек, не имеющий ничего общего с тем застенчивым, запинающимся на каждом слове юношей, которого она знала до сих пор.

Фенела наблюдала, как Николас сосредоточенно изучает чертежи, обсуждает их с Диком Брауном, как они оба разбираются в огромном авиационном моторе, как Ник разговаривает с рабочими… и видела совсем, совсем другого Николаса.

Это был спокойный и хладнокровный мужчина, привыкший руководить, готовый в любой момент дать уверенный ответ на любой вопрос; не изображающий начальника, а являющийся лидером по самой своей природе.

На летном поле им встретилось много авиаинженеров, несколько офицеров-летчиков, специально прибывших на встречу с Диком, и ни с кем, как заметила Фенела, Ник не проявлял ни малейших признаков смущения.

Большинство из людей, по-видимому, были хорошо знакомы с Николасом и любили его. Ни один из наземного обслуживающего персонала не преминул поприветствовать его с искренней радостью, а Ник в свою очередь не раз останавливался и осведомлялся о личных делах сотрудников.

«Господи, как же ему теперь тяжело быть в отставке, а не в рядах военно-воздушных сил! — подумала вдруг Фенела, наблюдая за своим мужем. — Как хорошо, если эта новая работа хоть частично восполнит потерю, хоть немного вернет ему ту полноту жизненных ощущений, которая, оказывается, столь дорога ему!»

Почти весь день они провели на аэродроме, после чего Фенеле было сказано завтра в девять часов утра выходить на работу.