Нора Робертс - Глубоко под кожей

Когда она повернула к нему голову, его губы были совсем близко. Они искушали ее.

— Не надо. Я же сказала вам, что не могу…

Его губы скользнули по ее губам, нежно, как шепот, и она застыла.

— Знаете, что я чувствовал, когда вы сегодня лежали в постели со Стерлингом?

— Нет, не знаю и знать не хочу. Я уже говорила вам, что это — моя работа.

Он уже почти обольстил ее. Квин догадался об этом по голосу Шантел. По его коже пробежала дрожь предвкушения, когда он подумал, не перейти ли к следующему этапу.

— Не уверен, кого мне хотелось задушить — вас или его, но хорошо знаю, что мне хотелось бы, чтобы вы смотрели на меня так же, как на него.

— Это всего лишь роль. Я не должна…

— Здесь нет камер, Шантел, только мы вдвоем. И я думаю, что вы просто боитесь. Здесь нет никого, кто мог бы подсказать вам, что вы должны чувствовать. И никто не заорет «Стоп!», если мы зайдем слишком далеко.

— А мне и не нужно, чтобы кто-нибудь подсказывал, что я должна чувствовать, — повторила она и подтянула его голову поближе к своей, чтобы их губы оказались рядом.

Ей хотелось, чтобы он ее поцеловал. Ей снова хотелось ощутить тот взрыв возбуждения, который однажды вызвал в ней он. Только он и никто другой. Она могла сказать ему, что никто еще не дотрагивался до нее так, как он, но знала, что он ей не поверит. Ее образ был высечен из камня, и это было ее рук работой. И Шантел никому не хотела показывать, какая она на самом деле. И она была уверена, что никогда и никого больше не допустит в свою душу.

Но ей хотелось снова испытать этот жар и отчаянное, неукротимое желание. Она могла взять и отдаться ему, пообещав себе, что не даст слишком много. Что не отдаст ему всю себя.

Опускалась тьма, и в кустах свистел ветер.

Она хотела его, а он, похоже, не думал возражать. Неуверенным жестом он запустил руки в ее волосы. Его разум одурманил туман желаний, но они не были такими простыми, как он заставлял себя думать. Вожделение может причинить боль, но нельзя позволять ему полностью раскрыться перед ней.

Ему хотелось овладеть ею здесь, среди этих камней. Он будет обращаться с ней как с фарфоровой статуэткой, осторожно и предельно внимательно.

Его тело было напряжено и готово взорваться. О боже, надо дотронуться до нее, пусть даже это будет единственный раз. Одним плавным движением он провел рукой по ее ноге и бедру, нашел ее грудь и обхватил ее ладонью. Радуясь, что Шантел не сопротивляется, он расстегнул две пуговички на ее жакете и припал губами к теплой коже…

Давно, уже очень давно она никому не позволяла дотрагиваться до нее, не ощущала потребности в физической любви. А сейчас ей хотелось чувствовать его руки, его губы, хотелось, чтобы его напряженное тело крепко прижималось к ней. И ей было наплевать на то, где они находятся и кто они. Наплевать на ту цену, которую ей, несомненно, придется заплатить за то, что она позволила ему любить себя.

Решившись, она обняла Квина и уперлась лицом в его шею.

— Шантел… — Он всматривался в ее лицо, желая увидеть, сам не зная почему, выражение глаз. Но в эту минуту до него донесся шорох в кустах, потом еще один, и Квин напрягся.

— Что это? Что это было? — Шантел тоже услышала этот шорох и вонзила пальцы в его руку. — Какой-то зверь?

— Да, наверное, — произнес Квин, хотя и не думал так. Его нервы напряглись. Он отодвинул ее от себя.

— Куда вы?

— Пойду посмотрю, оставайтесь здесь.

— Квин… — Шантел уже поднялась.

— Сидите тихо. Наверное, это пробежал кролик.

Но это был не кролик, она поняла это по его голосу. Он был плохим актером. От страха ей захотелось убежать, но гордость не позволила.

— Я иду с вами.

— Сядьте, Шантел.

— Нет, не сяду. — Она взяла его за руку, неловко шагнула и поскользнулась на камнях.

Смирившись, Квин помог ей удержаться на ногах.

— Ну хорошо, только будьте осторожны. Если вы оцарапаетесь, мне за это влетит.

Было темно, и Квин подошел к машине взять фонарь.

— Лучше бы вам посидеть здесь…

— Нет.

Выругавшись про себя, он снова взял ее за руку, затем медленно двинулся к кустам, слегка наклонив тело, чтобы прикрыть ее.

— Здесь полно всякого зверья, — начал он, но его мышцы были напряжены и готовы к бою. Он двигался очень осторожно и бесшумно раздвигал кусты.

Шантел шла, вцепившись в его руку.

— Да, я помню о койотах.

— Это хорошо. — Заметив на земле чьи-то следы, он наклонился. Луч его фонаря прошелся по ним и задержался.

Шантел сжала губы.

— Мне кажется, койоты не носят ботинки.

— Я тоже не видел, чтобы они носили. — Ему не понравилось, что в ее голосе прозвучал страх. — Посмотрите, здесь, наверное, прошел ребенок.

— Нет. Я в это не верю, да и вы тоже не верите. — Она смотрела на смазанные следы. Кусты, в которых они были оставлены, находились всего в пяти метрах от того места, где они сидели несколько минут назад. — Кто-то следил за нами, и я думаю, мы оба знаем кто. О боже! — Она прижала пальцы к глазам. — Он был здесь. Он стоял вот на этом самом месте и все видел. Почему он преследует меня? Почему он…

— Возьмите себя в руки. — Квин обхватил се за плечи и встряхнул.

Шантел глубоко вздохнула, но, когда до них донесся звук включившегося мотора, чуть было не закричала.

— Он ехал за нами! — Она перестала дрожать. Ее тело словно окаменело, и у нее не было сил даже на дрожь. — Сколько раз он ехал за мной и смотрел, что я делаю?

— Не знаю. — Донельзя расстроенный, Квин пытался что-либо разглядеть в темноте. Даже если бы он решился оставить Шантел здесь одну, ему все равно бы не удалось догнать машину этого человека. — Просто помните, что он следует за нами. Но я не допущу, чтобы он добрался до вас.

— Долго ли вам удастся сдерживать его? — тихо спросила она и отвернулась. — Я хочу домой.

— Похоже, эта история никогда не кончится. — Шантел налила себе бренди, затем добавила Мэту.

— Мне очень жаль, Шантел, но я готов поклясться, что если кому и удастся распутать это дело, то только Квину.

— Я его ни в чем не обвиняю. — Сжав бокал с бренди в ладонях, она подошла к окну.

Солнце садилось. Это напомнило ей о другом закате. Презрительно поджав губы, она смотрела, как сгущается тьма.

— А ты теперь говоришь о нем совсем другим тоном, не так, как тогда, когда речь о нем зашла впервые.

«Много ты понимаешь», — подумала она и пожала плечами.

— Я не могу утверждать, что он не делает всего, что в его силах.

— Тогда, наверное, это должен был сказать я, — заявил Мэт, поняв по ее тону, что она устала ждать и смирилась с судьбой. — Он ведь не придумал пока ничего такого, что помогло бы найти негодяя. Что там с письмами?

— Бумагу, на которой они были написаны, можно купить в любом дешевом магазинчике Лос-Анджелеса. Конкретный магазин найти невозможно.

— Но ведь есть еще цветы. — Мэт нервной походкой подошел к белому роялю, потом вернулся к камину, а за ним тянулся дымок его дорогой сигареты. — Есть же какой-то способ определить, где они были куплены.

— Очевидно, нет. Большей частью они просто появляются в моей гримерной или где-нибудь на съемочной площадке. И пока еще никто не видел того, кто их доставляет.

— Но ведь продавцы должны регистрировать, кому они продают цветы.

— Если ты платишь наличными или сам выбираешь цветы, никто не будет спрашивать у тебя удостоверение личности. — Шантел надавила пальцами на заднюю часть шеи, снова надавила и отпустила, безуспешно пытаясь ослабить напряжение.

— Кто-нибудь мог его запомнить.

— Квин сказал мне, что его люди опросили всех продавцов цветов в городе.

— А телефонные звонки?

— Они не смогли установить, с какого номера звонили.

— О черт! — Мэт был уверен, что если какая-нибудь вещь или какой-нибудь человек существуют, значит, их всегда можно найти. — Шантел, может быть, нам все-таки стоит обратиться в полицию?

Она повернулась к нему. С Мэтом можно было не скрывать своего отчаяния.

— Мэт, неужели ты думаешь, что полиция сможет сделать больше, чем Квин?

— Не знаю. — Ему было больно видеть отчаяние в ее глазах. Поднеся к губам свой бокал с бренди, он тихо выругался. — Ничего я не знаю. — Выпив, он подошел к ней. — Я был уверен, что это дело будет распутано за несколько дней.

— Тут все не так просто. Этот человек, похоже, умен и в любом случае действует очень осторожно.

— А ты уверена, что рассказала Квину все, что тебе известно?

— То, о чем я ему не рассказала, он узнает и сам. — Шантел нервничала и, вместо того, чтобы выпить бренди, крутила его в бокале. — Он собирает материалы обо всех, кого я знаю.

— Ну, это…

— Включая в тебя самого.

Мэт в изумлении уставился на нее. Скривившись, он сунул руки в карманы и нервным движением вытащил оттуда зажигалку.

— Это его долг.

— Мне это совсем не нравится, Мэт. — Впервые за весь разговор в ее голосе и глазах проявились настоящие чувства. — Мне становится противно, когда я думаю о том, как он подглядывает за людьми в замочную скважину и делает это из-за меня.

Все еще чувствуя досаду, Мэт обнял ее за плечи:

— Послушай, детка, если он погремит скелетами в моем шкафу и это поможет ему добраться до преследующего тебя типа, значит, дело того стоит. — Он немного помолчал, а потом прочистил горло. — И что же он выяснил?

— О тебе?

— Ну, давай начнем с меня.

— Не знаю. — Сделав глубокий выдох, Шантел положила голову ему на плечо. Солнце уже скрылось за горизонтом, оставив лишь слабый отблеск на облаках. — Я сказала ему, что не хочу ничего знать, Мэт. Он начал было рассказывать мне о людях вроде Ларри и Джеймса Брюстера, но мне стало противно. — Она до сих пор не могла забыть, с каким холодным неодобрением Квин отреагировал на ее трусость. От этого воспоминания Шантел передернуло. — Мы договорились, что я буду соблюдать меры предосторожности, которые он мне прописал, а он оставит собранную информацию при себе.

Одной рукой Мэт щелкнул серебряной зажигалкой с монограммой, с которой до этого играл.

— Это называется прятать голову в песок, Шантел.

— А мне на это наплевать.

— Послушай, на свете нет ни одного мужчины старше двадцати лет, не совершившего за свою жизнь поступка, за который ему не было бы стыдно и о котором он не хотел бы вспоминать. — Он поменял позу, но заставил себя говорить деловым тоном. — Квин имеет право собирать материалы обо всех нас, но я твердо уверен, что то, что он обнаружит, не станет известно никому.

— Спасибо за доверие. — Квин стоял в дверях и внимательно смотрел на них.

Мэт по-прежнему обнимал Шантел. Голова актрисы лежала у него на плече, и ее волосы подсвечивал неяркий свет сумерек, сочившийся в окно позади них. Квин вдруг понял, что ей хорошо с Мэтом, и ему стало обидно. Она выглядела так, как будто была готова часами сидеть, прижавшись к нему.

— Но я ведь сам рекомендовал нанять тебя, — спокойно ответил Мэт. — И мне совсем не хочется думать, что я ошибся.

— Ты не ошибся. — Квин подошел к бару и налил себе двойную порцию бренди. — Где ты был, Мэт? Я думал, что мы будем встречаться чаще.

— Я был очень занят.

Почувствовав напряжение, возникшее между ними, Шантел сделала шаг вперед:

— Прекратите, — велела она Квину. — Отстаньте от него.

— Вы снова учите меня, как я должен делать свою работу, мой ангел.

— Я не допущу, чтобы вы применяли к моим друзьям третью степень устрашения.

Квин поставил на стол свой бренди.

— Жаль, что я оставил свою дубинку наверху.

— Давайте лучше сядем. — Мэт положил руку на плечо Шантел. — Я ценю твое заступничество, но меня защищать не надо. — Его взгляд сцепился со взглядом Квина. — Когда я советовал Шантел нанять тебя, то должен был подумать, что ты докопаешься и до моих грехов.

Квин не отвел взгляда, но никак не выразил своих чувств.

— Да, ты должен был подумать об этом.

— До чего он докопался? — спросила Шантел.

Квин поднял свой бокал, словно салютуя ей.

— Может, ты сам ей расскажешь?

— Да, расскажу. Сядь, Шантел.

Но она лишь удивленно посмотрела на Мэта, и он сжал ее плечо.

— Пожалуйста, сядь.

Она почувствовала, как в ее душе все опустилось. Впрочем, это ощущение стало уже привычным. Усевшись в кресло, она произнесла:

— Ну хорошо, я уже сижу.

— Несколько лет назад, около десяти, у меня возникли проблемы с финансами…