— Мэт, ты не должен рассказывать мне об этом!

— Нет, должен. — Он посмотрел на Квина. — Я хочу, чтобы ты узнала об этом от меня. — И прежде чем она успела что-то сказать, поднял руку. — Выслушай меня. Может, когда ты все узнаешь, я перестану бояться, что на мою шею вот-вот упадет топор.

— Ну хорошо, — произнесла она безо всякого выражения, хотя ее левая рука беспокойно водила по подлокотнику кресла.

— Я проиграл большую сумму денег, — произнес Мэт, и в его голосе Шантел уловила нотки страха.

— Какая чушь! — Шантел чуть было не рассмеялась. — Ты ведь не играешь в карты даже на спички.

— Это сейчас. А когда-то я не мог не играть на скачках. — С виноватой улыбкой он повернулся к ней. — Это безумие, и я вошел в какой азарт, что спустил больше, чем у меня было. Я был в отчаянии. И мне пришлось занять денег у тех людей, которые переломали бы мне все кости, если бы я каждую неделю не отстегивал им деньги.

— О боже, Мэт!

— Я задолжал десять тысяч, которых у меня не было. И я подделал чек. Чек своего клиента. — Он закрыл глаза и снова сделал глоток. Шантел молчала. — Конечно, все это очень быстро раскрылось. Мой клиент не хотел огласки, поэтому он не заявил на меня в полицию. Я связал себя обещанием и отдал в залог все, что имел, чтобы выплатить долг. Можешь назвать это переломным моментом в моей жизни. — Он рассмеялся, но его смех был совсем невеселым. Моя карьера пошла в гору, и я очень серьезно задумался о себе. То, что открылось мне в ходе самоанализа, привело меня в ужас, и я обратился в организацию, которая помогала людям избавиться от страсти к игре. Вот уже восемь лет, как я не появлялся на ипподроме. И хотя игра чуть было не погубила меня, я до сих пор ежедневно борюсь с желанием сделать хотя бы одну ставку. — Он поставил свой бокал на стол и посмотрел на Шантел. — Если ты откажешься от моих услуг, я не обижусь.

Шантел медленно встала и подошла к нему. Не говоря ни слова, она обняла его и притянула к себе. Поверх плеча Мэта она послала Квину долгий, спокойный взгляд.

— Мне не нужен другой агент, мне нужен только самый лучший.

Издав робкий смешок, Мэт поцеловал ее в бровь.

— Ты необыкновенная женщина.

— Мне все говорят об этом.

Мэт крепко сжал ее пальцы, и она почувствовала, что его ладони совсем мокрые.

— Я не подведу тебя, Шантел.

— Я знаю.

Он снова поцеловал ее и отстранился.

— Мне надо идти. Звони, если что-нибудь будет нужно.

— Разумеется.

Мэт повернулся к Квину. Какое-то мгновение мужчины смотрели друг на друга. Но если кто-то из них и пожалел о чем-нибудь, то виду они не подали.

— Береги ее.

— Именно это я и делаю.

Коротко кивнув, Мэт вышел.

Шантел тут же повернулась к Квину:

— Как вы могли? Как вы могли так сильно его унизить?

— Без этого нельзя было обойтись. — Впрочем, он понимал, что позиция его уязвима. Во рту у него остался противный привкус. Квин налил себе еще бренди, хотя было ясно, что от этого привкуса не так легко избавиться.

— Нельзя было обойтись? Почему? Какое отношение долг десятилетней давности имеет к тому, что происходит сейчас?

— Если у человека уже была одна мания, нет никакой гарантии, что он не подвержен и другой.

— Что за чушь!

— Нет, это научно доказанный факт.

По ее телу пробежала дрожь, но не от страха, а от возмущения.

— Мэт Бёрнс никогда не позволял себе ничего лишнего, хотя у него было много возможностей. Он всегда вел себя как мой агент и друг.

— А вы позволили бы ему что-нибудь лишнее?

Шантел вытащила сигарету и три раза щелкнула настольной зажигалкой, прежде чем сумела зажечь ее.

— Какое это имеет значение?

Он подошел поближе и крепко обхватил ее руку своей.

— Так вы позволили бы?

— Нет. — Откинув голову, она выпустила струю дыма. — Нет, не позволила бы.

— И он это прекрасно понимает.

Шантел выдернула руку и стала ходить взад-вперед по комнате. Квин наблюдал за ней.

— Вы хорошо разбираетесь в сценариях. Подумайте вот над чем. Мужчина работает на вас много лет, видел, как вы поднимались наверх. Он помогает вам, шаг за шагом, создать образ холодной, твердой, как лед, сексуальной женщины. Может, ему захотелось попробовать то, что он помогал создать.

По спине Шантел пробежал холодок, но, когда она повернулась к нему, ее глаза были спокойными и безразличными.

— Эта версия маловероятна, Доран.

— Она столь же вероятна, как и все другие.

— Вы ошибаетесь. — Шантел снова охватил страх, и она прилагала все усилия, чтобы не показать это Квину. — Почему бы человеку, которого я хорошо знаю, человеку, с которым у меня такие доверительные отношения, просто не открыть мне своих чувств?

— Да потому, что вы его слишком хорошо знаете, потому, что у вас с ним доверительные отношения, — заявил Квин. — И он понимает, что никаких интимных отношений между вами быть не может.

Шантел раздраженно загасила сигарету в пепельнице.

— Откуда он это знает, раз никогда не пробовал поговорить со мной?

Квин прижал к ее щеке руку, чтобы она остановилась и перестала нервно ходить по комнате.

— Неужели вы думаете, что мужчина не знает, когда у женщины возникает к нему интерес? — Проведя большим пальцем по ее подбородку, он подтянул ее поближе. Он ее возбуждает, возбуждает, как в самый первый раз. И она знает об этом, черт побери, хорошо знает, хотя и не хочет этого показывать. — Неужели вы думаете, что, посмотрев на женщину и увидев, как она смотрит на него, он не знает, что они станут любовниками?

Шантел положила руку на запястье Квина и осторожно убрала его руку со своей щеки. Ей показалось, что ее кожа еще несколько часов будет хранить тепло его ладони.

— Я устала, сказала она, — и хочу лечь спать.

Когда она ушла, ему захотелось напиться. Но, зная, что это слишком легкий способ забыться, он отказался от него и вышел из дома, чтобы прогуляться по саду.


Шантел становилось все труднее засыпать по ночам. Она долго ворочалась в кровати, впадала в легкое забытье, потом снова просыпалась, нервная и взвинченная, и снова принималась ворочаться. Несколько раз она уже собиралась пойти к врачу и взять у него рецепт на снотворное. Но всякий раз вспоминала данное себе обещание никогда больше не снимать напряжение, вызванное проблемами в личной жизни или на работе, с помощью транквилизаторов и останавливалась

Она думала о Мэте, о прозвучавших в его голосе нотках Отвращения к себе и виноватых нотках, когда он рассказывал ей о том, о чем она не должна была и не хотела знать. Она думала о Квине, который вел себя твердо и неуступчиво, однако дал Мэту возможность самому ей все рассказать.

Неожиданно ее мысли переключились на брата и на их спор, который состоялся в подростковом возрасте. Трейс пообещал оторвать голову одному парню, если тот вступит с ней в близкие отношения. Шантел вспомнила, как она разозлилась на брата за то, что он вмешивается в ее жизнь, и как она заявляла всем, что сама сможет постоять за себя.

Почему же сейчас она потеряла над собой контроль?

Она всегда умела владеть собой. Даже Трейс понимал, что она не нуждается в его защите. Наверное, это потому, что она была старшей из тройняшек и рано научилась решать свои проблемы самостоятельно.

Ей пришлось пережить горе, потерю любви. Она давно уже лишилась иллюзий, но всегда готова была дать отпор. А сейчас она перестала бороться, хотя борьбу прекращать нельзя. Она никогда не испытывала потребности обращаться за помощью к мужчине, тем не менее…

Тут Шантел снова подумала о Квине и его обещании встать на ее защиту. Ей хотелось верить, что это не просто слова. Когда он был с нею, находился рядом, она чувствовала себя в безопасности.

Но сейчас стояла ночь, и ее сознание дремало. И ей так хотелось уснуть! Она повернулась на другой бок, одеяло сбилось и в конце концов упало на пол.

И тут зазвонил телефон. Шантел схватила трубку. В полудреме ей показалось, что это звонит ее мать, чтобы отругать ее за то, что она опаздывает на репетицию.

— Да, — пробормотала Шантел в трубку, — да, я уже иду.

— Я не могу спать. Мечты о тебе не дают мне уснуть.

В шепоте Шантел услышала низкие ноты отчаяния и сразу же проснулась.

— Прекратите мне звонить!

— Я не могу. Я пытался, но у меня ничего не получается. Неужели ты не понимаешь, что ты со мной делаешь? Всякий раз, когда я вижу тебя, всякий раз, когда я слышу тебя, я…

— Нет! — закричала она в телефон. Потом, к своему стыду, разразилась слезами. — Пожалуйста, оставьте меня в покое. Прошу вас. Я не хочу вас больше слышать.

Но, даже зарывшись лицом в подушку, она слышала его. Она слышала его, нащупывая телефон, чтобы положить трубку. И даже когда та замолчала, голос незнакомца продолжал звучать в ее голове. Шантел свернулась калачиком и дала волю слезам.


Квин смотрел в окно, когда зазвонил телефон. Выругавшись, он бросился к нему, надеясь поднять трубку до того, как звонок разбудит Шантел, но, когда он ее снял, там уже звучал шепот. На мгновение что-то показалось ему знакомым — манера говорить, акцент? Он попытался сосредоточиться, не вдумываясь в смысл слов и стараясь не замечать страха в голосе Шантел, но, когда он услышал ее мольбу, а потом и плач, его губы сжались в твердую линию. Он слышал, как она положила трубку и всхлипывания мужчины перед тем, как он отключился.

Бросив трубку, Квин, сжал кулаки и засунул руки в карман. Он упустил что-то очень важное, потому что его спокойствие и объективность тут же испарились, как только Шантел начала плакать.

Эта женщина лишала его твердости. Подобного нельзя было допускать. Ни в коем случае. Надо оставить ее в покое. Ей самой хочется, чтобы он от нее отстал, подумал он. Она не захочет его видеть после того, как потеряла над собой контроль. Женщины вроде Шантел проливают слезы, когда их никто не видит. И даже если она захочет найти себе утешителя, он, Квин, будет последним человеком, к которому она обратится. Борясь с попеременно накрывающими его волнами ярости и беспомощности, он подошел к окну.

В ее голосе звучал неподдельный страх.

Ее нельзя оставлять одну. Особенно сейчас, подумал он, тихонько постукивая кулаком по подоконнику. Она может думать, что ей хочется побыть одной, но сейчас ей нужна его поддержка. И он надеялся, что сообразит, что сказать, как поступить, когда он придет к ней.

Через жалюзи на ее окне просачивались полосы лунного света. Они превращали все предметы в комнате в серебро. Он тихонько вошел, надеясь, что она снова уснула и что он только посмотрит, все ли в порядке, и, может, немного посидит рядом, пока она будет спать. Если бы она знала, как ему хочется быть с ней, охранять ее, беречь ее, черт возьми! Может быть, тогда она не стала бы прогонять его?

Ни с одной женщиной он не обращался с такой осторожностью. Потому что, вынужден был он признаться самому себе, ни одна женщина не значила для него столько, сколько она. А Шантел значила для него очень много.

Она не спала. Подходя к кровати, он услышал ее сдавленные рыдания. Он замер на месте, потрясенный этим тихим звуком, выражением беспомощности. Он помнил, как взрывается граната и ее осколки разлетаются во все стороны. Он помнил ужасный грохот ружейной стрельбы и тот незабываемый свист, который издает пуля, перед тем как впивается в человеческую плоть. Но от этих звуков он никогда не терялся так, как от тихих всхлипываний Шантел.

Если бы она разозлилась, он сыграл бы на ее гневе. Если бы она просто испугалась, он бы попытался ее обидеть, ввести в состояние шока и тем самым избавить от страха. Но она плакала.

Он бесшумно подошел к кровати и присел рядом с ней. Ему очень хотелось утешить ее, но он не знал слов утешения и просто положил ей руку на голову. От его прикосновения Шантел вздрогнула и испуганно вскрикнула.

— Это я. Всего лишь я. — Он взял ее руки и сжал их. — Расслабьтесь. Никто вас здесь не обидит.

— Квин! Ее рука сначала обмякла, а потом снова напряглась, когда она попыталась успокоиться. — Вы меня напугали.

— Прошу прощения.

Лунный свет был так ярок, что он хорошо видел ее лицо и слезы на щеках.

— С вами все в порядке?

— Да. — В груди она ощущала стеснение, а в горле першило от слез. — Да, у меня все хорошо. Вы, наверное, слышали наш телефонный разговор?

— Да, я его слышал. — Он отпустил ее руки, боясь сломать ей пальцы. — Давайте я принесу вам чего-нибудь, воды например. — Он засунул руки в карманы. — Или чего-нибудь еще.

— Нет, мне ничего не нужно. — Шантел вытерла лицо тыльной стороной ладони. — Я не могла долго разговаривать с ним. Мне было противно его слушать.