Вера Окишева - Глупышка

– Завтра я заеду за тобой в три и отвезу в салон. Так что лучше выспись хорошенько и не думай о глупостях, – посоветовал мне начальник.

* * *

Когда я все рассказала Юле, она лишь качала головой и с трепетом гладила рукой платье. Мы обосновались в моей комнате, предварительно объяснив маме, откуда пакеты и что в них. Лгать ей я не могла, поэтому это делала Юля, с упоением заливаясь про некую подружку Веронику, у которой богатые родители, и она все это одолжила на время сходить завтра на корпоратив. Я же локтем перекрестилась, узнав, что баба Таня никому не говорила, на какой машине я сегодня каталась. Также мама рассказала, что она наговорила Большому Боссу: просто объяснила, что дочь на работе, а телефон забыла. Просила передать мне, чтобы я не волновалась.

– Ну хорошо, что еще эротичное белье тебе не купил под такое платье, – со смешком заявила подруга, а я от изумления открыла рот.

– Зачем? – спросила я, а затем поняла. – Юля, он не такой!

– Ой глупая. Такой не такой, а мужикам всем нужен секс. Если секс не нужен, то все – списывай такого со счетов. Таким вообще ничего не надо, а от женщин и подавно.

– Юля, ну почему ты такая злая. А как же любовь, отношения. Я не верю, что всем мужчинам нужен лишь секс.

– Секс – первопричина всего. Именно он движет мужчинами. Секс, секс и еще раз секс. Они любую женщину рассматривают с позиции секса: какая задница и прочие прелести.

– Фу, как противно, – я передернула плечами. – Большой Босс точно думает только о работе, а не о сексе. Он от телефона не отрывается.

Юлька рассмеялась, затем махнула рукой и сменила тему.

– Можно я примерю?

Я благосклонно кивнула. Когда она еще такое шикарное платье увидит.

– А это точно «Дольче и Габбана», не подделка?

– Юля, мы в фирменном магазине были, там только коллекции «Дольче и Габбана».

– Шикарное, – с придыханием похвалила она платье и стала резко раздеваться, стягивая с себя футболку и шорты.

Размер у нас с ней практически один, поэтому и платье ей подошло. Юля попросила застегнуть, потом долго вертелась перед зеркалом, пища от восторга.

Я сидела и смотрела на нее, думая о Боссе. Он показался мне таким одиноким тогда, в машине. Тоскливый взгляд в окно, пустой голос. Неужели у него нет никого, кого бы он мог привести с собой на корпоратив, чтобы чувствовать себя уютно.

– Людка, а если он не хочет, чтобы ты ему платье отдавала, его же можно вернуть в магазин, а деньги забрать себе.

Я выпучила глаза и постучала пальцем по виску.

– Совсем сбрендила. Деньги возвращаются на карту, с которой была сделана покупка. Никто тебе наличными не даст.

– Вот облом, – обиженно шепнула она и встала ко мне спиной, прося расстегнуть. – А так бы столько денег. У него их, смотрю, куры не клюют.

– Знаешь, Юля, куры есть и деньги есть, а не клюют, потому что он им не дает до них добраться. У него знаешь как все строго, сплошная подотчетность. Я видела, как один менеджер потерял чек на две тысячи и трясся от страха так, словно его убьют за это. Умолял главного бухгалтера помочь.

Я расстегнула молнию платья и, придерживая подол, помогла Юле выбраться из него. Подруга взяла с кровати футболку и нетерпеливо спросила:

– Ну и? Помогла?

Я расстроенно покачала головой.

– Сказала, что если не найдет, то через два дня может считать, что зарплату получил раньше.

– Сурово у вас там, прямо как в армии.

– Да уж. Он нашел чек, через день принес.

Я уложила платье в коробку, прикрыла бумагой и закрыла крышкой.

– Так что я обязательно все верну, а деньги ему на карту перечислят.

– А цацки? – указала подруга на черную бархатную коробочку из ювелирного.

Я пожала плечами.

– Оставляй себе. Дашь мне поносить.

Я усмехнулась, узнавая в этих словах подругу. Мы еще долго обсуждали, что я надену завтра. Юлька сбегала и принесла свое черное манто. Пусть из искусственного меха, зато лучше, чем моя красная куртка. Лишь в одиннадцать Юля вернулась в свою квартиру, а я забралась под одеяло.

Немного подумав, достала смартфон и отправила привычную эсэмэску – сообщение с пожеланием спокойной ночи, а также поблагодарила за отличный день. Даже если отбросить все неприятности, день и вправду выдался отличным, несмотря на то, что ноги гудели от усталости. Только после этого я убрала смартфон под подушку и моментально уснула.

* * *

Без десяти три следующего дня Дмитрий стоял возле подъезда Люды и поглядывал на рыжего кота, который сидел на скамейке и деловито вылизывал задние лапы, при этом подозрительно косясь на Негласного. Кот был большой, матерый, весь в шрамах, одно ухо порвано, но при этом Дмитрию казалось, что кошачьи янтарные глаза на него смотрят по-королевски снисходительно. В который раз мужчина поймал себя на мысли, что приезжая в этот двор, он окунался в другой, давно забытый мир. Обычный жилой дом советских времен навевал брезгливость своей серостью, обветшавшим фасадом. Пестрая детская площадка никак не вписывалась в заснеженный зимний пейзаж. Три женщины сидели на скамейке, наблюдая за Дмитрием, а не за собственными чадами, копающимися в песочнице. Никаких клумб, декоративных живых ограждений. Но тем не менее здесь все было теплым, уютным, далеким и уже чужим.

Дверь подъезда скрипнула, отвлекая мужчину от грустных мыслей, и наконец появилась Люда в черном манто, с накинутым на голову капюшоном, придерживающая подол платья и… в ботинках!

Дмитрий не поверил своим глазам и моргнул, но мыски светло-рыжих зимних ботинок на толстой подошве, в которых обычно ходила Люда, из-под подола платья никуда не делись. Сумка, перекинутая через плечо, разбухла, скорее всего, от туфель. Негласный прикрыл рукой рот и отвернулся, не в силах сдержать смех. Он целый день ломал вчера голову, в каком наряде Люда чувствовала бы себя комфортно среди моделей и главных редакторов модных журналов. Хотел сделать из нее элегантную леди в стиле Шанель. Что может быть очаровательнее женщины в маленьком черном платье? Так нет. Ошибся с цветом. Ее постное лицо портило весь замысел. И тогда Дмитрий вспомнил, какие она цвета предпочитает, даже залез в интернет посмотреть последние веяния моды и натолкнулся на пеструю коллекцию. И вроде не ошибся, нашел компромисс, чтобы Люда соответствовала ему и они смотрелись вполне гармонично. Вот только девушка осталась верна себе. Барышня-крестьянка.

Времени уже не хватало искать ей сумочку и сапоги, да и вряд ли она их примет, вон как светится от счастья, считает, наверное, что сногсшибательно выглядит. Хотя так оно и было. Именно такой ее и видел Негласный: прекрасной, с искрящими глазами и милой, теплой улыбкой.

С каждым взглядом на нее Дмитрию было все сложнее расставаться с девушкой. Как же томительно ждать ее вечерние сообщения, лежа в пустой кровати; нестерпимо тяжело сидеть в обеденное время, поглядывая на часы, прислушиваясь к звукам за дверью кабинета. Ее появление – праздник, маленький личный праздник для Дмитрия. Он тонул в ее голубых глазах, терялся из-за ее манеры общения, открытой и веселой. С ним никто так смело не разговаривал о всяких пустяках, которые были важны для Негласного. Эти драгоценные осколки чужого счастья, навевающие воспоминания о безоблачном детстве. Люда могла трещать с ним, невзирая на его положение, болтать ногами и искренне заливаться смехом. Даже Бобров обычно говорил только о работе и о своих проблемах. Она спросила его вчера, нравится ему или нет. Он хотел ответить совсем другое. Трусливо соврать, отречься от своих чувств, но это было бы подло по отношению к ней. Да и не признания в любви она требовала, нахмурившись и сердито поглядывая.

Справившись с приступом смеха, Дмитрий галантно распахнул дверцу машины, поджидая, когда подойдет девушка. Она шла, слишком высоко поднимая подол, открывая веселые ботинки.

– Добрый день, – поздоровалась она.

– Очаровательно выглядишь, – не стал молчать Дмитрий, нисколько не подкалывая. Но вдруг его взгляд зацепился за что-то блестящее на платье. Нагнувшись, он поймал край подола, в изумлении глядя на обычную английскую булавку. – Что это? – удивился он, требовательно глядя на засмущавшуюся девушку.

– Мама немного подогнула подол, чтобы его не испачкать. Я их сниму, когда приедем.

– Оригинально, – пробормотал Негласный, захлопывая дверцу и уже ничему не удивляясь. Он обошел машину, сел на заднее сиденье и приказал водителю поспешить.

Первый поцелуй

В салоне красоты, куда меня привез Большой Босс, нас встречали так радушно, словно мы с экстравагантным невысокого роста блондином средних лет закадычные друзья. Звали его Антонио, и он, услышав просьбу Дмитрия Анатольевича закончить образ, приказал снять с меня манто. Причем не мне приказал, а Большому Боссу. Тот спокойно отреагировал, помог мне раздеться, а помощник визажиста и парикмахера повесил мое манто и сумочку в шкаф на плечики.

– Забавно, – протяжно выдал Антонио, склонив голову набок и разглядывая мои ботинки.

– У меня туфли будут, – поспешила заверить я мужчин, понимая, чего он там увидел такого забавного. – Они у меня в сумке.

Я бросила стыдливый взгляд на невозмутимого Большого Босса, который лишь подтолкнул меня, как обычно мягко, в спину к креслу.

– У вас час. Я заеду ровно в пять. Она должна быть готова.

После этих слов начальник оставил меня наедине с Антонио и его помощником. Оба смотрели на меня в зеркало очень внимательно. Я же сидела в кресле и чувствовала себя неуютно.

– Не фактурная внешность, – поцокал языком Антонио, и я опустила взгляд. Да уж, услышать от профессионала, что ты не красавица, было неприятно. Я думала, мастера своего дела более тактичны. Заметив, что я расстроилась, Антонио пальчиком приподнял мой подборок, заставляя смотреть в отражение большого зеркала, и заверил: – Но я сделаю из тебя конфетку.

Я лишь вздохнула, полностью доверяясь профессионалам, как гласило множество грамот и сертификатов на стене салона. Антонио где только не побывал, в каких только конкурсах не участвовал. Да и я была уверена, что Дмитрий Анатольевич шарлатану не доверится.

Стоило отдать должное визажисту: руки у него были мягкие, ласковые. Я расслабилась, когда он мне массажными круговыми движениями помыл голову, затем подстриг кончики, придавая форму прическе. Он расхваливал мой натуральный черный цвет волос с благородным каштановым отливом и строго наказывал не краситься.

Я улыбнулась, вспомнив, как на первом курсе захотела стать блондинкой. Эксперимент провалился, и я на целый год стала рыжей, поэтому мы с Юлей решили завязать с покраской. Когда волосы более-менее отросли, сделала что-то вроде каре и теперь отращивала.

Затем была завивка, локоны красивой волной рассыпались по моим плечам, а в заключение Антонио убрал с висков несколько прядей и заколол их на затылке, закрыв при этом уши. Я рассматривала, как красиво такая прическа подчеркивала длинные золотые сережки с тремя круглыми рубинами, свисающие прямо из-под волос. Повертела головой, восхищаясь замысловатым пучком на затылке в виде розы. Украшали сей шедевр шпильки с красными стразами.

– Спасибо! – от восторга я чуть не потеряла голос. Я могла лишь шептать, хотя хотелось визжать. Юлька бы не смогла так изящно оформить пучок, просто завила бы мне локоны и уложила их красиво.

– А сейчас закрывай глазки и будем делать макияж.

Антонио отвернул меня от зеркала, и я послушно закрыла глаза. Кисточка щекотала веки и губы, но я сносила все пытки ради красоты. Когда я, утомленная ожиданием, наконец-то открыла глаза и взглянула на отражение, то не узнала себя. Цвет лица стал ровным и светлее на тон. Легкий макияж, неброский и естественный, подчеркнул глаза, сделав их выразительными, а алые губы окончательно покорили мое сердце.

Я выдохнула, еле сдерживая слезы. Даже замахала руками, чтобы осушить их.

– Спасибо, вы волшебник, – шепнула я мастеру и вскочила с кресла, чтобы повиснуть у него на шее. Я никогда не представляла себя такой – взрослой, утонченной. За моей спиной было еще одно зеркало, и я не могла налюбоваться на себя, обнимающуюся с Антонио.

– О, моя конфетка, хватит, хватит. А то твоя любовь ко мне приревнует, – добродушно посмеивался визажист, ласково гладя меня по спине.

Я удивленно отстранилась и переспросила:

– Кто?

Антонио стрельнул глазами в сторону выхода, я проследила за его взглядом и заметила притаившегося в тени проема Дмитрия Анатольевича. Он стоял, привалившись плечом к косяку, и с улыбкой на губах любовался мной.

– Ой, – вырвалось у меня, и краска смущения обожгла щеки. Как объяснить Антонио, что Большой Босс вовсе не моя любовь, а начальник? Да и стоит ли что-то говорить. Отбросив робость, я решила не забивать голову ненужными надеждами.