– Мне, наверное, нужен еще один бокал вина, – сокрушенно произнесла я и посмотрела на Нину Филипповну.

В девять я легла в постель и сделала попытку заснуть, но почти час меня мучили колючие вопросы, а затем позвонила Симка… Что я могла ей сказать? Только правду: сначала мою судьбу в очередной раз решила Эдита Павловна, а затем Тим… Я осталась одна и совсем не хочу возвращаться в дом Ланье. Несколько дней ходить в университет не буду, мой организм пока находится в плачевном состоянии.

– Этого не может быть… Тим… Он… Как ты себя чувствуешь? Я хочу тебя увидеть! Тим… Невероятно… Твоего дядю надо пристрелить! Какой же гад! Чего ты молчишь? Немедленно говори, как себя чувствуешь?

– Нормально. – Я вздохнула и принялась изучать белоснежный потолок. – Как думаешь, Тим еще вспоминает обо мне?

– Он тебя будет вспоминать всю оставшуюся жизнь, и ровно столько же будет жалеть! Даже не сомневайся в этом.

– Я хочу его забыть.

– Вот и правильно. Раз, два, три – ты его забыла. Все. Точка.

– Симка…

– Что?

– Ничего… Просто так.

– Пожалуй, я пожму руку твоему Шелаеву, если когда-нибудь его увижу.

– Он не мой!

– Ну, это я образно. Что ты собираешься делать?

– Не знаю. Возвращаться все равно придется, наверное, скоро мне позвонит Эдита Павловна.

– А ты не бери трубку.

– Не хочу прятаться.

– Ты не прячешься, а отдыхаешь. О-о-о, не могу поверить, что тебя предал Тим! Прости, мне не стоит напоминать, но… Почему он не услышал тебя? Как же это все несправедливо! Ты мне звони, всегда, в любое время суток. Вдруг захочется поговорить… А сейчас как себя чувствуешь?

– Ты спрашивала минуту назад, – улыбнулась я.

– Вот именно, прошла целая минута.

– Нормально. Иногда на меня накатывает равнодушие, а порой так тяжело, будто на голову рухнула бетонная плита. Как получается, что люди встречаются, говорят друг другу важные слова и потом… Я была уверена в нем, не сомневалась ни на секунду.

– Хорошие мужчины все же есть, – оптимистично заявила Симка. – Бриль, Матвеев… э-э… Их, конечно, немного… м-м… но…

– Спасибо тебе за все. – Я слабо улыбнулась, перевела взгляд на светло-бирюзовую стену и, сдерживая поток слез, замолчала.

– О чем ты сейчас думаешь? – спросила Симка.

– О Шелаеве, – нехотя ответила я.

– И?

– Он иногда совершает странные поступки… Собственно, все его поступки странные, но некоторые вообще не поддаются никакому объяснению. Только, пожалуйста, не болтай всякие глупости, – быстро предупредила я, припоминая наши предыдущие разговоры о Климе.

– И что он сделал на этот раз? – настороженно спросила Симка.

– Он… ну, тогда, когда…

– Я умру от любопытства!

– Понимаешь, он лег на асфальт рядом со мной и обнял.

– Повтори…

Мне показалось, у Симки перехватило дыхание, и наверняка она замерла, превратившись в одно большущее ухо, напряженное до предела. Но, по сути, мне нечего было добавить к сказанному – несмотря на дождь и грязь Клим лег рядом со мной и обнял.

Лег и обнял.

Делать это было вовсе не обязательно… Данный поступок не разгневал бы Эдиту Павловну (она не узнает) и не мог разозлить меня (мое тело и мозг находились в катастрофическом состоянии).

– Полагаю, таким образом Клим хотел оказать первую медицинскую помощь. – Я усмехнулась и добавила: – Эй, отомри, ты где?

– Я вот сомневаюсь, что подобную помощь он оказал бы, например, Акимовой. Ты говорила, что Шелаев вроде собирается жениться на нашей Елизавете?

– Так сказала Лера. Думаю, Клим, как и Эдита Павловна, очень трепетно относится к своим врагам. – Я засмеялась, но смех получился скрипучий и неестественный, наверное, потому что в спине вновь появилась тягучая боль. – Ему будет скучно, если я умру. Кого тогда мучить с утра до вечера? – мрачно пошутила я, представляя Шелаева на кладбище возле могилы. «Анастасия, на кого же ты меня покинула? Твоя двоюродная сестра отказывается меня ненавидеть и хочет выйти за меня замуж. Жизнь стала невыносимой!» Теперь я засмеялась неслышно и вполне естественно. Да, Лера не могла быть оружием в руках Клима и поэтому не представляла для него интереса – меня стоило поберечь. «Если когда-нибудь захочешь отомстить бабушке – приезжай. Я охотно помогу в этом». – Никогда, – произнесла я и тут же резко вскочила, осознав, какое слово сказала только что. – А-а! – взревела я от боли в спине и пояснице, рухнула на кровать и вновь простонала: – А-а-а…

– Настя! – воскликнула Симка, испугавшись. – Что с тобой?

– Ничего, – скрючившись и отдышавшись, ответила я. – Я еще не выздоровела, все болит…

– Держись, я с тобой. Давай спи сейчас, я побегу на лекцию, а после занятий позвоню. И поправляйся, немедленно! Слышишь?

– Конечно, – ответила я. – Ты же кричишь мне в ухо.

Отключив телефон, я прогнала все мысли, которые лезли в голову, и, надеясь на успокоение, попробовала уснуть. Но вместе со сном ко мне пришли тоска и удушающее отчаяние. Около двух часов я металась по кровати и проснулась на смятой простыне, без одеяла, вспотевшая и замерзшая одновременно. Меня разбудила Нина Филипповна – до нее, наверное, донеслись мои жалкие всхлипы, бормотания и стоны.

– Настя, пойдем попьем чаю, – сказала она, поднимая одеяло с пола. – Все плохое уйдет, вот увидишь.

– Наверное, – согласилась я, не желая расстраивать тетю еще больше. – Как вы себя чувствуете?

– Хорошо, – она улыбнулась. – Только ты, пожалуйста, поправляйся побыстрее.

– Ладно.

– Обещаешь?

– Да.

В доме Нины Филипповны и Бриля я провела три дня. Дни пролетели быстро, хотя мне казалось, что время превратится в сонную улитку и каждая минута будет тянуться бесконечно. Тетю мучил токсикоз, но это ее ничуть не расстраивало, она постоянно читала журналы и книги про новорожденных и часто ходила по квартире с блаженной улыбкой. Глядя на нее, и я улыбалась. Но иногда взгляд Нины Филипповны становился напряженным и грустным, я догадывалась, что в такие моменты она думает обо мне и переживает. Чтобы не огорчать тетю, я старалась как можно меньше торчать в комнате, тщательно скрывала свое истинное душевное состояние, послушно пила таблетки и гадкую темно-коричневую жидкость, которую прописал Бриль. Я должна была поправиться хотя бы для того, чтобы порадовать Нину Филипповну. Лев Александрович каждые утро и вечер делал мне уколы, я их мужественно терпела и к пятнице практически выздоровела. Только иногда немела правая нога, из-за чего я начинала хромать. «Баба-яга костяная нога, – посмеивался Бриль и, приподняв брови, нарочно насмешливо спрашивал: – Сколько можно симулировать, Анастасия?»

Лев Александрович сделал попытку поговорить по душам, но я сжала губы, замерла и уставилась в пол, мгновенно потеряв дар речи. «А вколю-ка я, пожалуй, тебе еще один укольчик», – сказал он и погладил меня по плечу.

Эдита Павловна не звонила: я догадывалась, что Бриль пообщался с ней и потребовал дать мне передышку. Я была благодарна за это, но понимала, что долго спасительная тишина не продлится. Сто раз в день звонила Симка, однажды позвонил Максим Матвеев. Он разговаривал спокойно, о пустяках, но я все же чувствовала, что о моем душераздирающем приключении ему известно. Стоило ли сомневаться, если Шелаев его друг?

Клим не звонил, не писал, не объявлялся. Я же довольно часто подбирала слова, которые сказала бы ему в ответ на острые фразы. Стопка вещей Шелаева лежала рядом с моей одеждой (выстиранной, высушенной и выглаженной), я иногда открывала шкаф, чтобы посмотреть на это невероятное соседство. Ключи и кольцо. Они тоже лежали рядом и притягивали взгляд… Если ключи я не выбрасывала, потому что это была связующая нить с портретом мамы, то кольцо-цветок… Однажды мы с Климом заключили сделку, к тому же оно было настоящим, живым, кажется, я поняла это давным-давно… «Наверное, таблетки Бриля плохо действуют на мой мозг, я медленно, но верно схожу с ума…»

О Тиме я старалась не думать. Как только в душе поднималась волна отчаяния и боли, я тут же переключалась на кого-то другого или на что-то другое. Я не спрашивала Льва Александровича, какие лекарства он мне дает, но подозревала, что часть из них – успокоительное. Хорошее успокоительное. Еще бы знать, как я буду жить, когда целебная химия перестанет поступать в кровь и тени недавнего прошлого опять набросятся на меня, желая разорвать на мелкие части…

– Я забуду тебя, Тим, постараюсь и забуду. Мне уже не страшно без тебя. Мне все равно. Почти все равно.

Я врала себе, но иногда от этого становилось легче.

В пятницу, сразу после обеда, мы вышли с Ниной Филипповной на прогулку, и первое, что я сделала, – задрала голову и посмотрела на небо, по которому плыли серые облака. Хорошенько надышавшись прохладным воздухом, съев пломбир в вафельном стаканчике, налюбовавшись разноцветной осенней листвой, я принялась отчаянно скучать по университету, по Симке, по… Я не успела разобраться в скучаниях, потому что загудел мобильный телефон, а взгляд быстро выхватил имя звонившего.

– Эдита Павловна, – тихо произнесла я и посмотрела на Нину Филипповну.

– Я пойду присяду на скамейку, немного устала, – тактично ответила она.

Кивнув, я приняла вызов и прижала мобильник к уху.

– Да.

– Анастасия, добрый день. Как ты себя чувствуешь? Надеюсь, твое здоровье улучшилось.

– Добрый день. У меня все в порядке.

– Отлично, мне кажется, тебе пора возвращаться домой. Мы соскучились, и к тому же накопилось много дел. Я очень рассчитываю на твою помощь, Анастасия. Кстати, вчера я получила приглашения от Матвеева – завтра у него день рождения. Максим не хотел отмечать, но потом передумал, и у нас на сборы всего сутки. Мужчины никогда не поймут, что означает для женщины подготовка к выходу в свет за столь короткое время, – в голосе бабушки появились ирония и осуждение. – Но я так люблю Максима, что готова прощать ему абсолютно все. Часа через два я пришлю за тобой машину, ты успеешь собраться?

Я бы удивилась, если бы Эдита Павловна повела себя иначе, но пока оставалось неясным, как поведу себя я?..

Сначала я почувствовала протест, потом мне показалось, будто в душу уже пробирается полупрозрачная рука холода, затем воображение предъявило Семена Германовича, пританцовывающего посреди зала, размахивающего собранными уликами, вслед за ним промелькнула Кора, рисующая на листке петлю виселицы, и наконец появилась Лера, рыдающая от обиды и ненависти ко мне.

– Я собираюсь остаться еще на пару дней, – быстро ответила я («Матвеев поймет и не обидится»), но бабушка сделала вид, что не заметила моей «вольности».

– Забыла сказать, Максим также прислал приглашение для твоей подруги – Серафимы. Как видишь, он очень внимателен и заботлив, на свете мало таких мужчин, и я рада, что судьба свела меня с одним из них. – Эдита Павловна многозначительно помолчала, что переводилось как: «Анастасия, может, самое время обратить внимание на достойного человека?» – Так мне прислать за тобой машину?

«Максим действительно хороший человек, он знает, как мне нелегко возвращаться…»

Симка ни за что бы не обиделась, если б я лишила ее возможности провести приятно завтрашний вечер, но рано или поздно мне пришлось бы перешагнуть порог дома Ланье, так зачем откладывать этот момент? Максим позаботился о том, чтобы я не чувствовала себя одиноко, и я не должна была отталкивать протянутую руку.

Симка, мы идем на день рождения Матвеева.

Развернувшись, я пошла к Нине Филипповне.

– Да. Часа через два я буду готова.

– С возвращением, Анастасия, – с нажимом ответила Эдита Павловна.

Мне оставалось лишь гадать, что о моей болезни сообщил Лев Александрович. Меня никто не беспокоил несколько дней, и сейчас бабушка не обронила ни слова упрека, наверное, Бриль сказал, что как минимум десять часов боролся за мою жизнь, и ему пришлось сделать три прямых массажа сердца подряд, вытаскивая меня с того света.

Я не успела дойти до Нины Филипповны, как телефон вновь загудел и запел. Пожалуй, я удивилась, когда увидела, кто мне звонит…

– Привет. Как дела? Ты правда заболела или притворяешься, чтобы поменьше всыпали? – нетерпеливо начала Лера, как только я с ней поздоровалась. – Не волнуйся, бабушка всем велела молчать о случившемся. Кто бы сомневался! Позорище-то какое! Ты здесь?

– Да, привет, – ответила я, борясь со всевозрастающим желанием попрощаться и убрать мобильник в карман.

– Я подслушала ваш разговор. Вернее, я слышала только то, что говорила бабушка. Еле вытерпела до конца, впрочем, ничего нового: про приглашение я узнала еще вчера.

– Тогда зачем ты звонишь?

– Завтра исторический день, и я волнуюсь!

– Обычный день, ничего исторического.

– А может, ты там головой стукнулась? – выдохнула Лера, не улавливая с моей стороны ни особого любопытства, ни какого-либо желания продолжить разговор. – День рождения Матвеева. А кто его лучший друг? Правильно, Шелаев. Завтра бабушка с ним пересечется, понимаешь?! Я хочу, чтобы они помирились. Обязательно! И Клим снова приходил бы к нам в дом. Как ты думаешь, они помирятся?