Карен Рэнни - Гобелен

Нас разделяет пространство, но ни время, ни козни правителей не могут нас разделить.

Я сижу за столом, и горящая свеча отмеряет время каплями воска, стекающими по подсвечнику.

Тот самый ветерок, что колеблет пламя свечи, играет с твоими волосами, и, вспоминая пламя твоих волос и твой смех, я уношусь за пределы времени и пространства. Когда ты была девочкой, я восхищался тобой. Когда ты стала женщиной, ты околдовала меня. Став моей женой, ты взяла меня в плен.

Моя любимая, я всего лишь простой смертный, и, как бы мне ни хотелось подобно бесплотному духу перенестись к тебе, я вынужден подчиняться обстоятельствам. Фридрих держит меня в плену, но я почти ни в чем не знаю отказа, не могу лишь прикоснуться к тебе, не могу ощутить, что ты так же реальна, как я.

Я скоро буду с тобой, и наша жизнь вновь станет прекраснее, чем самая смелая мечта.

Твой любящий муж Диксон Александр Уэстон».

Сердце ее бешено колотилось. Не хватало воздуха, и ей казалось, что она вот-вот задохнется.

Она поднесла письмо к пламени свечи. Сначала загорелась и сморщилась его подпись. Затем письмо превратилось в факел, и этот факел осветил ее молочно-белую кожу и ее пухлые губы. Еще мгновение — и бумага превратилась в черный пепел.

Элайн Уэстон, вдовствующая графиня Кардифф, бросила обратившееся в пепел письмо в ночной горшок. Пусть горничные гадают, что это было.

* * *
Лондон

— Не понимаю, почему бы вам не перебраться в Хеддон-Холл, — продолжала Лаура.

Она старалась не обращать внимания на кислую мину дяди Бевила. Точно так же дядюшка выглядел, когда племянница как-то раз решительно заявила, что больше не вернется в школу миссис Вулкрафт.

— Я никуда не переберусь, пока не выясню, что ты затеяла, — твердил дядя.

Лаура с удовлетворением отметила, что ее планы относительно Блейкмора нисколько не шокировали дядю, напротив, он принял новость так, словно такого рода мысль ему и самому приходила в голову.

— Но, — продолжил он, — ты не можешь так просто передать нам Хеддон-Холл.

— Почему? — улыбнулась Лаура. — Ведь он мой.

Поверенный Алекса ясно дал ей понять, что она отныне полноправная хозяйка Хедцон-Холла. Денег у нее теперь было больше, чем она могла бы потратить за всю жизнь. И даже больше, чем могли бы потратить ее дети, если бы Бог дал ей детей.

— Но Хеддон-Холл из поколения в поколение принадлежал Уэстонам, — терпеливо объяснял дядя.

Бевил прекрасно понимал, что Лаура на законных основаниях могла делать с домом и поместьем все что угодно, даже спалить, но полагал, что племянница не имеет морального права отказываться от Хеддон-Холла.

— Род Уэстонов прервался, дорогой дядя, — тихо проговорила Лаура. — В живых не осталось ни одного.

— Что ж, хорошо, — пробормотал Бевил, глядя в пол. — Блейкмор твой, а мы с Перси можем перебраться в Хеддон-Холл, но при одном условии.

Лаура улыбнулась.

— Назови его.

— Хеддон-Холл должен формально оставаться за тобой. Ты не должна отдавать его даже нам с Персивалем.

— Но, дядя, я уже попрощалась с этим периодом своей жизни и никогда туда не вернусь.

— Никогда не говори «никогда», Лаура. Обещай, что никому не отдашь Хеддон-Холл.

— Хорошо, — снова улыбнулась Лаура. — И слово «никогда» постараюсь пореже употреблять.

— Вот и умница. — Бевил. с облегчением вздохнул. Он уже представлял, как переложит на плечи Симонса часть хозяйственных забот. — Да, ты не в курсе, Питт действительно возвращается из отставки?

Лаура ответила не сразу. Дядя был бы в шоке, узнай он, что его племянница опустилась до шантажа. Конечно, она винила Питта в гибели Алекса, но его заслуги перед Англией считала неоспоримыми, как и его способность вести страну самым верным курсом. Кроме того, Лаура не сомневалась: придя к власти, Питт займется пересмотром тех законов, которые она считала несправедливыми. Питт был слишком искушен в политике, чтобы не принять к сведению ее угрозы.

— Воспитатель короля все еще очень силен, и никто не знает, сколько он продержится, — проговорила она наконец. — Даже думать не хочется, что могло бы случиться, если бы принц Фред не умер. Как бы там ни было, Бьют не слишком популярен в народе из-за того, что близок к матери короля, и еще потому, что шотландец. Хотя, как мне кажется, большинство шотландцев куда лучше, чем он.

— Правда, что на его экипаж было совершено нападение? Лаура усмехнулась.

— Если бы только на экипаж. Ему били окна, и толпа под окнами его дома орала непристойные песни. Даже король не может не замечать того, что Бьюта не любят. Особенно невзлюбили после Парижского мира.

— Да уж, договор из рук вон плох. Слишком великодушен по отношению к Испании и Франции и оскорбителен по отношению к Фридриху — нашему союзнику. Не удивлюсь, если он пойдет на нас войной.

— А ведь королю всего двадцать пять лет, — заметила Лаура.

— И он полубезумен, если верить слухам.

— Я не общаюсь с теми, кто близко знаком с королем, — сказала Лаура. — Но и до меня кое-какие слухи доходили.

— Я понимаю, почему ты избегаешь придворной суеты. Ты всегда была слишком умна для этого.

— Пожалуй, не столько умна, сколько нетерпелива. При дворе надо уметь предавать, обманывать и плести интриги, а все это весьма скучно. Что же касается Георга… Самое лучшее, что я могу сказать о нем, так это то, что он любит свою жену.

— Бывали короли и похуже, — проворчал Бевил.

Лаура промолчала, хотя и не вполне была согласна с дядей. Ей казалось, что нет ничего, хуже, чем безумец на троне и глупец в премьер-министрах. К счастью, она отвечала лишь за благополучие детей, заботу о которых взяла на себя.

— Ну вот, кажется, все, — пробормотала Лаура.

Два дня потребовалось им, чтобы упаковать вещи. Даже не верилось, что за один год в Лондоне она успела обзавестись таким количеством вещей.

— Отдохните, миледи, — проговорила Агнесса с нотками материнской заботы в голосе, как некогда Джейн. — Вы ведь так устали — делаете то, что слуги должны за вас делать.

Горничная пошла заваривать чай, а Лаура с улыбкой подумала о том, что Агнесса уже успела забыть, как когда-то работала вместе с ней на кухне в Хеддон-Холле. Лаура обвела взглядом пустую спальню. Несколько недель назад она приняла решение уехать из Лондона и тут же стала готовиться к отъезду. Если для Долли Лондон был и домом, и родиной, то Лаура в душе всегда оставалась провинциалкой, любившей холмы и свежий воздух. Она тосковала по запаху трав, по полевым цветам, по тишине летних ночей и хрустящему белому снегу зимой. И самое главное, она хотела начать новую жизнь — начать так, чтобы прошлое как можно реже напоминало о себе.

Но в Блейкмор она поехать не могла. Лаура любила его не меньше, чем Хеддон-Холл, однако знала: вернувшись в дом своего детства или в дом Алекса, она снова с головой бросится в пучину скорби и тогда уже не сможет осуществить задуманное.

Нет, она поедет в другое место. Дом, который она выбрала-в пяти милях от Блейкмора, в живописном месте, — был не очень удобен для детей, но Лаура намеревалась перестроить его. А дядюшки при желании смогут навещать ее. Да она и сама могла бы изредка приезжать к ним…

Лаура улыбнулась. Ей не хотелось забывать ни Блейкмор, ни Хеддон-Холл, оба дома жили в ее памяти, как прежде она жила в них.

Но оба они принадлежали прошлому. Леди Уэстон никогда не станет прежней Лаурой. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку.

И визит в Хеддон-Холл это подтвердил.

Агнесса, зашедшая с подносом, налетела на сундук, но все же удержалась на ногах. Осторожно поставив перед хозяйкой поднос, горничная сказала:

— Отдыхайте, миледи, я сама закончу.

Агнесса принялась подтягивать ремни на дорожных сундуках. Лаура думала о том, как они с дядей Бевилом покинут Лондон. Она подозревала, что и Агнессе не терпится уехать из столицы.

— Подожди, — неожиданно сказала Лаура, когда горничная принялась закрывать последний сундук. Она подошла к секретеру, выдвинула верхний ящик и, достав оттуда музыкальную шкатулку с эмблемой Кардиффов, передала ее Агнессе. — Убери на хранение. — Она даже не открыла шкатулку.

— Но, миледи… — запротестовала горничная.

— Не спорь, Агнесса, — перебила Лаура. Она на несколько секунд задумалась, а потом вновь заговорила: — Мы должны помнить, что есть время бросать камни и время собирать камни, есть время сеять и время жать. Время рождаться и время умирать. Время убивать и время лечить раны, время ломать и время строить, время плакать и время смеяться. Время носить траур и время танцевать. — Лаура умолкла, к горлу ее подступили рыдания. — Убери ее, прошу тебя, — с трудом проговорила она.

Агнесса поспешно убрала шкатулку в сундук; в глазах горничной блестели слезы.

— Где моя жена, миледи?

Бледная как полотно, Элайн молча смотрела на него своими ясными голубыми глазами.

Джейкоб сам поднялся, чтобы сообщить ей новость, и на его обычно невозмутимой физиономии появилась подобострастная улыбка, как будто весть о том, что пасынок вернулся, могла ее обрадовать! Она не стала тратить время на переодевание, просто накинула халат и спустилась. И замерла на последней ступеньке, вцепившись в перила так, что костяшки пальцев побелели.

Значит, монстр все-таки вернулся… Элайн на несколько секунд закрыла глаза, чтобы привыкнуть к этой мысли. Разумеется, стоявший перед ней человек не был привидением — ведь она узнала о том, что он выжил, из его письма, того самого, что сожгла. И все же она надеялась, что Фридрих его не отпустит, возможно, тайно умертвит.

Но кто же он, этот Уэстон? Демон, терзающий ее всю жизнь?

Алекс с трудом сохранял терпение, дожидаясь, когда мачеха придет в себя. Сперва Джейкоб от волнения заикался и пыхтел, когда он спросил его о Лауре, а теперь эта женщина молчала, словно воды в рот набрала.

Час был, конечно, ранний, и все спали, когда он пришел, и все же где Лаура?

Если потребуется, он обыщет весь дом, перевернет его вверх дном… Заметив движение Уэстона, Элайн наконец заговорила и сказала, что Лауры в доме нет.

Она успела заметить, что выглядит он весьма внушительно. Постарел, разумеется. В уголках рта появились складки, которых раньше не было; в волосах серебряные пряди, но осанка и разворот плеч все те же. И наряд такой же элегантный, черный, как обычно…

— Ее здесь нет? Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать?

…И все же он остался чудовищем — одноглазый, с изувеченной рукой. Она, поморщившись, взглянула на его руку, обтянутую перчаткой.

Алекс нахмурился; его одолевали недобрые предчувствия. Неужели он напрасно торопился? В адмиралтействе, куда граф прибыл для того, чтобы сложить с себя полномочия, ему предстояло встретиться с министром, но он отказался от этой встречи — хотелось побыстрее встретиться с женой.

Алекс решил, что ему повезло: в адмиралтействе он узнал, что Лаура находится в Лондоне. Он и так потерял слишком много времени, выслушивая поздравления и отвечая на вопросы. Его даже приглашали отужинать; казалось, никто не понимал, что главное для него — как можно быстрее увидеть жену и ребенка.

Слуги высыпали в холл, и впереди всех была горничная, когда-то приносившая ему чай. Она едва не упала в обморок, увидев графа.

— О, сэр, это вы! — воскликнула она.

Алекс мог утешаться тем, что хотя бы слуги ему рады.

— Вынужден повторить вопрос, миледи, — сказал он, когда они с Элайн снова остались вдвоем. — Где моя жена?

Он столько раз представлял, как Лаура выйдет ему навстречу, как улыбнется и обнимет его, представлял, как он прижмет ее к груди…

— Я в самом деле не знаю, милорд, где она. Лаура не ставит меня в известность о том, куда уходит. В Лондоне множество развлечений. Кто знает, где она сейчас развлекается?

— Значит, она уподобилась тебе, Элайн?

— Жизнь для того дана, чтобы жить, Алекс, — с улыбкой ответила Элайн. — Тебя не было слишком долго. Почему ты думаешь, что женщина, особенно такая, как Лаура, будет сохранять верность призраку?

— Слово «верность» в твоих устах звучит как насмешка, Элайн.

Малышка Лаура. Какой нежной и желанной представала она перед ним во сне. Может, она в самом деле устала хранить верность тени? Может, устала быть женой калеки?

— А ребенок? — спросил он. Элайн по-прежнему улыбалась.

— Бедняжка так и не сделал ни одного вдоха, но Лаура справилась с горем. Может, оно к лучшему. Ребенок привязал бы ее к себе, а так она свободна наслаждаться жизнью.

Мечты, мечты, где ваша сладость?…

— Значит, у меня был сын.

Граф был слишком поглощен горестными раздумьями и не заметил злобную усмешку Элайн.

— Алекс, уже утро настало, а Лаура так и не вернулась. Откуда мне знать, где она?