Перед моим мысленным взором вдруг встало лицо матери. «Говорят, что вера слепа, — сказала она однажды, — но сердце не может быть слепым. Люди заблуждаются, полагаясь на чувства, которые могут подвести их в любой момент. Но я не такая. Я верю, что сердце видит все. И знает все. В моей жизни случались вещи, которым невозможно было найти логическое объяснение. Но в нужный момент события прошлого представали в своем истинном свете, я понимала их смысл и думала: «Вот теперь я вижу!» Но, опять же, видела я не глазами. Все на свете происходит не случайно, всему есть своя причина, и я старалась, чтобы каждый день мои намерения были чисты. А остальное — в руках Божиих, поскольку Его воля неизмеримо и неизменно сильнее моей. Точно так же, как невинное дитя верит в Деда Мороза, так и я знаю, что Спаситель всегда со мной. По мере того как шли годы, мне все труднее было поверить в то, что я видела глазами, а не сердцем. Просыпаясь утром, я знала, что Господь благословляет меня новым днем. И все, что мне остается, это верить».

Эти простые слова тронули мою душу, и мне даже стало жаль тех, других людей, которые не обладали мудростью моей матери. И я принял материнскую веру, а вместе с верой — и надежду, что в свое время сумею передать ее своим детям.

Вера… Думая о том, какое место я занимаю в нынешнем мире, я спрашивал себя, в чем она заключается, моя вера. Я обрел Бога после Вьетнама, а прежде попросту не мог найти себя. Но зато с того момента я стал олицетворением Американской Мечты. Господь благословил меня замечательной женой, красавицей дочерью и двумя здоровыми внуками… не говоря уже о двух машинах, доме и приличном заработке.

Я решил, что жизненные тяготы и невзгоды не могли не сказаться на мировоззрении и убеждениях матери. К счастью, вера, которую мы с ней теперь разделили, не только не ослабела, а наоборот — стала крепче. Теперь, когда терять мне было нечего, я понял, что должен поделиться тем, что открылось мне. Негромкий и знакомый голос зазвучал у меня в душе, говоря, что время пришло. С трудом выбравшись из кровати, я взял ручку и стопку белой линованной бумаги. Мне нужно было облечь в слова все то, что переполняло разум и сердце, и сделать это следовало как можно быстрее. Итак, благодаря проклятию бессонницы я смог очистить душу и написал:


…я считал себя верующим человеком, но со временем понял, что это не так. Как однажды сказала мать: «Религия — это соревнование за обладание Господом, соревнование по продаже веры. Но я ничего не покупаю. У меня ее и так достаточно!»

Я люблю Господа, потому что Бог и есть любовь. Для меня Господь — как воздух, которым я дышу. Он окружает меня, живет во мне и лелеет меня. Без Него я больше не могу существовать. Господь вездесущ. И бесконечен.

Бог всегда со мной. Он — мой постоянный спутник. Каждый день я стараюсь как можно лучше реализовать то, что Он дает мне. И не могу представить, что, когда мы наконец встретимся, Он упрекнет меня за это.

Мы строим свою жизнь по доброй воле и согласно собственному — бесконечному — выбору. Конец известен, и нам остается лишь жить, постоянно делая этот выбор.

Перейдем теперь к вопросу об объективном восприятии или мироощущении. На мой взгляд, именно они определяют количество радостей и печалей, которые мы испытываем в жизни. Чтобы быть счастливым, нужно выбрать счастье — невзирая на обстоятельства. Объективное восприятие как раз и показывает, что, независимо от точки зрения, истина всегда одна. Понимая это, можно не спешить выносить суждение, поскольку окружающий мир, скорее всего, есть лишь оттенки серого — в зависимости от того, какой выбор делает каждый определенный индивид.

Альберт Эйнштейн как-то сказал, что в своей высшей форме мы станем светом, поскольку являемся всего лишь сгустком энергии. А энергия не умирает. Она просто не может этого сделать. Она лишь преобразуется. Поэтому я не сомневаюсь, что меня ожидает некое другое измерение после того, как мой нынешний жизненный опыт завершится. Правда, я лично предпочитаю называть его «раем» или «домом».

Оттуда пришла моя душа, хотя разум этого не помнит. Там нет нужды в существовании материальных тел; все, что там требуется, — бескорыстная любовь. Именно там сливаются воедино прошлое, настоящее и будущее, а краткий миг растягивается на миллион лет. Там раскрываются все тайны вселенной, там ни в чем не бывает недостатка. В том измерении не существует теней, там мир и покой вытесняют боль. Там обитает красота, доброта и праведность, и оттуда они нисходят в наш мир — тот, который мы знаем, — нисходят только для того, чтобы мы на себе ощутили и испытали все, что было сотворено Создателем. Наши души — всего лишь части целого, и свой человеческий век они проводят, блуждая в потемках и поисках ответа на свои вопросы. Однако истину нельзя узнать, ее можно лишь запомнить… Каждый из нас должен помнить, кто мы есть, помнить любовь, что прислала нас осветить этот мир, и дом, который ожидает нашего возвращения.

В самом конце, как мне представляется, мы взглянем на все, что делали, что говорили и какие чувства вызывали у окружающих. И нам придется принять это. Жизнь — всего лишь способ проверить, кто мы такие на самом деле. И наша задача заключается в том, чтобы суметь обратиться внутрь себя — туда, где живет Господь.


Отложив в сторону ручку, я перечел все, что написал. По моему усталому, желтому от болезни лицу расплылась улыбка. Вновь взявшись за ручку, я дописал:


Похоже, в конечном счете мать оказалась права. Каждый из нас — лучик света, единственный и неповторимый. Я видел Божью любовь в глазах других людей, я ощущал Его милость и сострадание в их дружбе. И были сказаны пронизанные мудростью слова — потому что Он заговорил со мной. Моя вера вовсе не слепа, поскольку Господь — светоч этого мира. Веруя в то, что Его дух живет во мне, я становлюсь еще одним лучиком света, который упадет на других. Нет тени достаточно большой, чтобы накрыть этот маленький лучик, потому что Господь выше любой церкви — а вера больше любой религии.


Я вдруг почувствовал, как с души словно свалился тяжеленный камень. Наконец-то я сказал все, что хотел. Уже через несколько мгновений я сладко посапывал рядом с женой.

* * *

Следующую пару недель я бесконечно размышлял о своей тропе на небеса, пока однажды не увидел рекламный щит на обочине, на котором было начертано:


Отдаем дань уважения старейшинам! Торжественная церемония пау-вау[33] состоится уже на этой неделе!

Совет индейских племен


Я спросил себя, не ждут ли меня там ответы на некоторые вопросы.

— Может, свозим туда детей? — предложил я Белле.

Она согласно кивнула.

— Похоже, там будет интересно.

* * *

Поскольку на мероприятиях такого рода мне бывать еще не доводилось, я позвонил Расселу, своему старому приятелю, и поинтересовался:

— Должен ли я с внуками узнать нечто особенное, прежде чем мы поедем на индейскую торжественную церемонию пау-вау, которая состоится в этот уик-энд?

— Когда приедете на церемонию, смотрите на индейцев и повторяйте за ними, — посоветовал мне Рассел. В следующие полчаса он подробно описал мне этикет, которого должны придерживаться гости и новички. — Возьмите с собой садовые раскладные стулья. Не садитесь на скамьи вокруг арены, они предназначены только для танцоров. И не забудь передать немного денег для труппы[34], когда они расстелют одеяло на земле. Если не захочешь танцевать сам, попроси кого-либо из танцоров положить деньги для них вместо себя.

— Хорошо, — озадаченно протянул я.

— Труппа наверняка проделала долгий путь, — пояснил Рассел, — и пожертвования помогут оплатить дорожные расходы. Ах да, вот еще что: обязательно вставай, когда они запоют церемониальные песни: Большой выход, Гимн флагу, Почет ветеранам.

— Вот это да! А дело-то намечается непростое, верно?

— Да, и не забудь снять шляпу. И слушай распорядителя. Он скажет все, что тебе нужно знать, — добавил мой приятель.

— Отлично, Рассел. Спасибо. Ты здорово мне помог.

— Нет проблем, Дон. Постарайся объяснить детям, что это — религиозная церемония. Они должны выказать то же уважение, что и во время службы в церкви.

— Можно подумать, у них есть выбор, — заметил я.

В ту ночь, преклонив колени, я молился: «Господи, мы оба знаем, что мой конец близок, но я чувствую, что перед уходом должен разделить это знание с внуками. Прошу тебя, дай мне завтра силы выдержать его».

* * *

Когда мы подъехали к месту проведения церемонии, я увидел, что открытое поле со всех сторон окружено палатками и жилыми автофургонами. Мы все-таки попали сюда. «Спасибо тебе, Господи!» — подумал я. Судя по номерным знакам, здесь собрались гости со всех концов страны, и на большинстве автомобилей развевались флажки племен навахо, вампаноагов, нарраганзеттов, пекотов, шайеннов, дакота, команчей или сиу. Мне не терпелось поскорее увидеть лица тех, кто скрывался за этими флагами.

Поначалу казалось, что мы попали на блошиный рынок, но внешний круг таил в себе много неожиданностей.

— Классное местечко! — торжествующе воскликнул Пончик.

— Не сомневаюсь, — ответил я, — но давай постараемся вести себя прилично, договорились?

— Договорились, деда, — в один голос пообещали они.

Мы двинулись по проходу, заглядывая в каждую палатку и рассматривая выставленные на продажу товары — медвежий жир, оленьи голяшки, кроличьи лапки, танцевальные палочки и боевые дубинки — и оживленно обмениваясь мнениями между собой. Здесь были кожаные платья и сумочки с бахромой, разукрашенные яркими геометрическими узорами. К вящему восторгу Мэдисон, она обнаружила и кукол ручной работы. А Пончик не мог оторваться от игрушечных комплектов луков со стрелами. Роскошные головные уборы из перьев стоили дороже ювелирных изделий из топазов и кварца. Ожерелья, браслеты и серьги, сработанные из серебра и меди, заставили Беллу остановиться и надолго застыть подле прилавка. Малышей соблазняли деревянными флейтами и барабанами, обтянутыми сыромятной кожей. Вниманию публики постарше предлагались сумки, выделанные шкуры и благовония.

Рассматривая товары и делая покупки, мы разговорились с продавцами-индейцами. Для меня подлинную ценность представляли их рассказы об истории своего народа и его традициях. Например, средних лет индеец племени нарраганзеттов объяснил мне:

— Такие церемонии издревле использовались для того, чтобы прогнать болезнь, обеспечить успех в сражении, правильно истолковать сны или помочь племени каким-то иным образом. Они стали для нашего народа своего рода общественным мероприятием, на котором мы молимся, поем, танцуем, торгуем и празднуем все вместе. Надеюсь, оно вам понравится и вы получите истинное удовольствие.

Я выразил уверенность, что так оно и случится, и подумал: «Прогнать болезнь, говоришь? — Боль в распухшем животе терзала меня сильнее обычного. — Пожалуй, я немного опоздал с панацеей».

Индеец посмотрел на детей.

— Не забывайте, что нельзя прикасаться к одежде танцоров, к тому, что мы называем регалиями. БОльшая часть того, что на них надето, считается священными предметами, и заменить их просто нечем.

Внуки пообещали, что будут помнить об этом.

Когда мы по второму разу прошлись по наружному кругу, я уже знал, что по сложившемуся обычаю американские индейцы брали у земли только то, в чем нуждались и что могли использовать. Воевали же они ради того, чтобы выжить или защитить свои охотничьи угодья. Они оказались терпимыми и покладистыми людьми, которые верили, что в окружающих вещах живут духи. А еще они любили собираться вместе и праздновать чудо жизни.

— Немного погодя мы вернемся и попробуем поторговаться, чтобы купить то, что нам нужно, — сказал я внукам. — А теперь давайте найдем местечко, откуда будет видно происходящее. Торжественная церемония вот-вот начнется.

Внутри круга торговых палаток обнаружился еще один, называемый «арена». Это был своего рода священный круг, где находился распорядитель, который вел церемонию, и выступали танцоры. В знака уважения барабан — пульсирующее и отбивающее ритм сердце племени — был установлен в центре арены под аркой, сооруженной из воткнутых в землю копий, на острия которых была надета плетенная из веток и листьев крыша, защищающая его от солнца. Кстати, понятие «барабан» включало в себя инструмент — деревянный каркас, обтянутый сыромятной кожей, — и труппу, то есть собственно певцов. Вокруг барабана расселись восемь мужчин, размахивающих деревянными палочками с обмотанными кожей рукоятками. Именно они и исполняли все песни.

В центре арены был установлен и стол распорядителя. Подле него сидели принцессы приглашенных племен, а восточный край арены окружали ряды скамеек. Они предназначались исключительно для танцоров, каждый из которых занял себе место, положив туда шерстяное одеяло с национальным узором — дорогостоящий символ состоятельности и достатка. Семья каждого танцора расположилась позади на садовых стульях.