Рози Томас - Год любви

Еще мгновение – и она увидит Оксфорд.

Поезд, сделав долгий плавный поворот, прогрохотал по арке маленького виадука. Элен в нетерпении приникла к окну.

И вот он показался впереди! Косые лучи осеннего предвечернего солнца золотили шпили и башенки, сияли на круглых куполах. Залитые светом камни казались мягкими и теплыми, словно мед. Так оно было вот уже почти четыреста лет.

Это видение длилось секунды. Затем поезд дернулся и, загрохотав, поехал мимо покрытых копотью зданий и рекламных щитов. Но стоило Элен прикрыть глаза, как она вновь увидела это, и пронзившее ее воспоминание было столь же мучительно, как и притягательно. Да, она любит эти места по-прежнему, но сама Элен теперь другая. Теперь ее дом там, где она нужна, а не здесь, под золотисто-медовыми шпилями. Однако мать настояла – с серым от напряжения лицом – на ее возвращении. И Грэхем, внезапно и вынужденно повзрослевший тринадцатилетний мальчуган, сказал Элен, что если она сейчас бросит учебу, мамино сердце не выдержит. Поэтому Элен вновь собрала свои скудные пожитки, упаковала дешевые чемоданы, положила в них обернутые в бумагу учебники и пухлые конспекты и поехала назад.

Элен открыла глаза, не в состоянии вынести собственных мыслей.

Поезд, ворчливо свистя, въехал на станцию, двери с грохотом стали открываться. Элен встала. Два иностранных туриста, не отягощенные никаким другим багажом, кроме дорогих фотоаппаратов, помогли ей вынести чемоданы. Оглушающий треск перекрыл голос кондуктора, объявившего название станции.

«Оксфорд. Оксфорд. Это Оксфорд».

Туристы улыбнулись друг другу, довольные тем, что добрались до места. И прежде чем покинуть Элен, откланялись.

«Где еще возможно такое?» – подумала Элен.

Даже воздух был здесь особенным, ни с чем его не спутаешь. Влажный, напоенный речными запахами и стелющимися туманами, которые не могло рассеять неяркое осеннее солнце. На дороге, за вокзалом, лежали мокрые золотисто-желтые листья, со следами велосипедных шин.

Элен взяла сколько смогла коробок и чемоданов и отправилась на поиски такси. Для нее это было непривычной роскошью, и она робко попросила шофера:

– Фоллиз-Хаус, пожалуйста.

Тяжелая дубовая дверь была прошита железными болтами. Куча высохших желто-коричневых листьев, наваленная у порога, создавала впечатление заброшенности дома.

Элен перестала дергать за неподатливое железное кольцо, подвешенное вместо дверной ручки, и отошла от порога, чтобы заглянуть в узкие окошки, прорезанные в высокой стене. Но в глухой черноте за окном не видно было даже занавесок. Машины, проезжая совсем рядом, на мосту, казалось, были в милях от дома. Шум бегущих потоков воды наполнял воздух, река стремительно неслась меж замшелых арок старого моста.

Элен взглянула вниз на груду своих вещей, небрежно сваленных шофером такси на дорожке. Решительно поджав губы, она принялась изо всех сил колотить по двери.

– Есть… кто-нибудь… дома? – кричала она, стучась в дверь.

Потом вдруг послышались шаги – совсем близко – и что-то заскрежетало: дверь плавно открылась.

– Дома всегда кто-то есть. Обычно я, – ответила толстуха.

Элен помнила ее седые растрепанные волосы, колышущееся бесформенное тело и маленькие настороженные глазки на бледном тестообразном лице. Но она забыла прекрасную улыбку, озарявшую лицо и скрывавшую его некрасивость.

– Простите, что я вас потревожила, мисс Поул, – пробормотала Элен. – Но дверь никак не открывалась.

И добавила, боясь, что хозяйка могла ее забыть:

– Я – Элен Браун, помните?

– Зови меня Розой, детка. Я же тебе это говорила в прошлом семестре, когда ты пришла попросить у меня комнату. Ты больше не забывай мою просьбу, хорошо? Так… а от входной двери тебе нужен ключ.

Стандартный плоский ключ раскачивался на грязноватом шнурке из оранжевой шерсти.

Роза вставила его в замочную скважину и показала, как работает защелка.

– Как видишь, это просто. Роза поплыла к лестнице.

– Боюсь, тебе тут некому помочь с багажом, – заявила она. – Джерри никогда не бывает на месте в нужный момент, а я слишком слаба.

Толстуха улыбнулась еще шире, повернулась и исчезла в темноте так же быстро, как и появилась.

Элен перебралась через кучку палой листвы и переступила порог Фоллиз-Хауса.

В холле было сумрачно и пахло стряпней, однако даже это не лишало его великолепия. Он был квадратный, с отделанными деревом стенами и высоким сводчатым потолком, напоминавшим об эпохе короля Якова. Некрашеная деревянная лестница с массивными перилами вела вверх на галерею. В лучах заходящего осеннего солнца все здесь выглядело таинственным и даже неприветливым. Однако Элен чувствовала, что дом притягивает ее к себе, как и прежде. Она впервые пришла к Розе в поисках комнаты солнечным июньским утром.

– Я обычно так не поступаю, – напрямик сказала ей Роза. – Обычно я селю здесь знакомых или тех, о ком мне хоть что-то известно. Для меня важна репутация человека или то, из какой он семьи. Либо одно, либо другое. Но у вас такое милое личико… да и Франсис Пейдж не понадобится в следующем семестре комната после всех этих неприятностей.

– Я знаю, – робко произнесла Элен. – Мы с Франсис учимся в одном колледже. Это она мне рассказала, что у вас может быть свободная комната.

– Ах, вот как! – воскликнула Роза, более пристально разглядывая Элен. – Что же ты сразу не сказала, что ты – подруга Франсис?

И тут же все было улажено.

И вот теперь, после долгого печального лета, Элен вновь здесь. Обычно она приезжала в Оксфорд с родителями, которые привозили ее в небольшом автомобиле.

Элен печально повела головой. На сей раз она приехала одна и одиноко стояла в обволакивающей тишине этого странного дома. Но вскоре тишину снова прорезал рокот реки, протекавшей за домом под мостом. Эти звуки подействовали на девушку успокаивающе. Элен решительно, вещь за вещью, перенесла свои коробки и чемоданы через порог в холл. Занеся последнюю вещь, она закрыла ногой дверь и, отринув себя от затухающего снаружи желтого света, понесла первую партию багажа наверх к своей комнате.

Дом был квадратным, и галерея на втором этаже шла вдоль всех четырех сторон. На каждую сторону вели свои двери, но Элен направилась к лестнице, ведущей на третий этаж.

«Комнаты для прислуги», – подумала она с легкой улыбкой, когда, тяжело дыша, добралась до маленького коридорчика с неровным настилом из широких дубовых половиц, на которых лежало еще больше пыли, чем внизу. На невысокой дубовой двери не было карточки с именем, но все равно это была ее комната. Элен толкнула дверь и с облегчением уронила свою ношу на потертый ковер.

Комната была самой крохотной из тех, что Роза сдавала студентам. Но для Элен это не имело значения. Ее волновал вид, открывающийся из окна. Комнатка была угловой, и в ней уже явственно ощущался холод наступающей промозглой оксфордской зимы. Но зато окна выходили на две стороны, их квадратики были прорезаны в красных кирпичных стенах, выложенных еще во времена короля Якова. Под каждым окном в нише стоял уютный диванчик с мягким сиденьем.

Элен забралась с коленками на один из диванчиков и сквозь запотевшее от ее же дыхания стекло принялась разглядывать Оксфорд. К северу, впереди, виднелись площадь Карфакс… старинная башня и перекресток, считавшийся центром города. Дальше располагался Корнмаркет с его знаменитыми магазинами и обувными лавками. А затем начинались величественные здания Северного Оксфорда.

Элен обернулась к другому окну. На востоке располагалось сердце Оксфорда. Вид этих башен, шпилей и куполов был ей хорошо знаком, но у нее все равно замерло от восторга сердце.

«А ведь это отчасти и мое», – подумала Элен, глядя на Магдален-Тауэр, угадывая за ней невидимые, но прекрасно запомнившиеся ей очертания церквей, а затем переводя взгляд на величественную Том-Тауэр, перед колледжем Крайст-Черч.

«Это мое», – прошептала сама себе Элен и поняла, что она рада своему возвращению.

Рада несмотря на убийственную печаль, воцарившуюся в тесных комнатушках ее родительского дома. Отчасти и поэтому.

Пока Элен стояла на кушетке и наблюдала за людским потоком, сновавшим взад и вперед по мосту Фолли, по Сент-Олдейт и мимо колледжа Крайст-Черч, у главного входа в Том-Тауэр появилась мужская фигура.

Это был молодой человек в мягком твидовом пиджаке, бриджах и высоких начищенных сапогах. Он немного постоял, разглядывая с легким удивлением прохожих, велосипедистов и мотоциклистов. Затем передернул плечами, удивление на его лице сменилось выражением кротости и смирения, и молодой человек пошел по направлению к мосту. Прохожие оглядывались на него, но он не обращал на них внимания. Он только ускорил шаг, поднял голову, чтобы полней ощущать запах прелой листвы и дыма, смешанного с выхлопными газами, и улыбнулся с рассеянно-довольным видом. Ветер откинул назад его светлые волосы, открыв узкое, загорелое лицо, на котором сияла лучезарная улыбка, и от этого молодой человек стал привлекать еще больше внимания.

Элен со своего наблюдательного пункта проследила за тем, как Оливер Мортимор обогнул Крайст-Черч и пошел по Сент-Олдейт. Он был из тех оксфордцев, кого Элен очень рано, почти сразу же после приезда, выделила из общей толпы. Она ожидала встречи с такими людьми и была бы разочарована, не встретив их. Элен знала, что Оливер не то граф, не то герцог… или кто-то еще в этом роде. Об этом ей, затаив дыхание, сообщили благоговеющие перед ним подруги. Еще она знала, что он водит спортивный автомобиль, отличается изысканными манерами и имеет потрясающих друзей… Да многое из этого Элен видела собственными глазами! Оливер Мортимор был в Оксфорде примечательной личностью, даже Элен была о нем наслышана, хотя он вращался совсем в иных кругах, никак не нарушая размеренного ритма ее жизни: библиотека, аудитории, занятия дома…

Элен безмятежно улыбнулась и, глядя невидящим взором на улицу, погрузилась в свои мысли. Затем спохватилась, что у нее еще куча дел, соскочила с диванчика и устремилась за очередными чемоданами.

Но едва она достигла последней ступеньки широкой лестницы, как входная дверь распахнулась. В дом ворвались вихри палой листвы, влажный речной запах и… Оливер Мортимор! В потемках он споткнулся об убогие пожитки Элен, потерял равновесие и неуклюже шлепнулся на пол. Оливер тихо выругался:

– Господи, что это тут? Распродажа поганого старья, что ли?

Элен кинулась навстречу ему, сокрушенно приговаривая:

– Простите! Это мои вещи. Как глупо, что я их тут бросила…

Стоило ему взглянуть на нее и он перестал хмуриться.

– О, простите за резкость! Я вас не заметил. Главное, что ноги целы, а то ведь завтра первая игра…

Элен вежливо кивнула, явно не понимая, о чем он говорит. Оливер встал и улыбнулся ей. Она заметила длинную грязную полосу на сверкающем высоком сапоге и еле удержалась от искушения, бросившись на колени, стереть грязь, запятнавшую столь безукоризненно начищенный сапог. Вблизи Оливер Мортимор оказался не только самым красивым, но и самым обаятельным мужчиной из всех, с кем Элен приходилось сталкиваться. Он держался так уверенно, чувствовалось, что он испытывает какую-то животную радость от самого факта своего существования… У Элен мурашки забегали по коже, и ее потянуло к этому человеку. Ей стало жарко, она утратила ощущение собственного тела. Оливер подал ей руку. Он был выше Элен на шесть дюймов, но ей показалось, что разница в росте вдвое больше.

– Я Оливер Мортимор, – беспечно произнес он. – А кто вы и почему я вас не знаю?

– Я знаю, кто вы, – откликнулась Элен. – И ничего удивительного, что вы меня не знаете. С чего бы вам меня знать?.. Мое имя Элен Браун.

– А что вы делаете в Фоллиз-Хаусе, мисс Браун? Ощущая на себе его взгляд, Элен шагнула вперед, чтобы поднять одну из коробок.

– Я въезжаю сюда и собираюсь прожить тут год. Оливер посмотрел на нее с нескрываемым любопытством.

– В самом деле? Но вы не похожи на вращающихся в светском обществе хищниц, которых собирает вокруг себя Роза.

Ответ был столь очевиден, что Элен рассмеялась вместе с Оливером.

– По-моему, нет. Франсис Пейдж предложила мне занять ее комнату. Мы вообще-то подруги, – живо объяснила она.

Оливер удивленно поднял брови, но вежливо воздержался от комментариев по поводу столь странной дружбы.

– Ах, бедняжка Франсис! Самой баловаться «травкой», конечно, не возбраняется, но торговать – это ужасная глупость! Однако, с другой стороны, если у девушки большие запросы и пусто в кошельке, как у Фран, то приходится выкручиваться, чтобы сводить концы с концами!

Элен отвела глаза. Ей не нравилось, что о взбалмошной, аристократичной глупышке Франсис говорили так небрежно. За время, что они прожили в соседних комнатах общежития, Франсис проявила себя как добрая подруга. Ее не посадили – хотя могли бы – в тюрьму за то, что она по глупости – так считала Элен – якшалась с мелкими торговцами наркотиками. Но из Оксфорда выгнали, и Элен по ней скучала.