Опасаясь за будущее своего ребенка и зная расточительные вкусы мужа, молодая женщина приняла законные меры для охранения своего имущества и назначила одним из опекунов своего отца. Такое оскорбительное недоверие побудило в сердце Герувиля страшный гнев и отдалило отца от ребенка, хотя тот вовсе не был виноват в этом. Поэтому, он нисколько не восстал против того, чтобы мальчик воспитывался у своего деда с материнской стороны.

До самой смерти графа X. Ричард жил у него в его имении в Волыни. В это время его отец был переведен в гвардию полковником и вторично женился на Клеопатре Андреевне, от которой имел второго сына Ивана, сделавшегося с первой же минуты своего появления на свет кумиром всего семейства.

Ричарду было девять, а Ивану два года, когда первый вернулся под родительскую кровлю, где был принят очень холодно. Клеопатра Андреевна внешне добросовестно исполняла свои материнские обязанности по отношению к мальчику, но в глубине души завидовала своему пасынку, обладавшему большим состоянием. Кроме того, будучи православной, она ненавидела в нем католика и поляка, как она оскорбительно называла его в интимном разговоре.

Ричард рос серьезным, молчаливым и мало общительным мальчиком. Он никогда не выдавал, как тяжело было ему видеть разницу, какую делали между ним и его братом, испорченным и избалованным ребенком, тиранившим весь дом, и недостатками которого все семейство восхищалось, как самыми драгоценными качествами.

Окончив блистательно курс наук, Ричард Герувиль поступил на службу в Министерство иностранных дел и скоро был сделан камер-юнкером. Что же касается Ивана, тщеславного и испорченного лестью домашних, то он с грехом пополам окончил курс в лицее с помощью многочисленных репетиторов. Но несмотря на это, он получил, благодаря связям отца, хорошо оплачиваемое место в Департаменте Государственных Имуществ.

В самый год этого назначения генерал Герувиль умер, оставив семью в тяжелом положении, так как, будучи до самой смерти расточителем, он растратил почти все свое состояние. Клеопатра должна была бы вести крайне скромную жизнь, что стеснило бы ее вкусы, если бы ей не помогал щедро ее пасынок.

Так, он оставил в распоряжении мачехи прекрасную квартиру в своем доме на Английской набережной, где жил его отец по выходе в отставку. Здесь же поселились Иван и мать Клеопатры Андреевны, госпожа Антоновская.

Так как Ричард занимал в нижнем этаже этого же дома изящную холостую квартиру, то он выразил желание обедать у мачехи, а того, что он платил, почти хватало на стол для всего семейства, которое полтора года тому назад увеличилось еще приездом Юлии Павловны с дочерью.

Юлия Павловна была дочерью младшей сестры Клеопатры Андреевны, уже давно умершей. Несмотря на ее красоту и кокетство, Юлии Павловне не удалось составить себе блестящей партии, и она вышла замуж за биржевого маклера, носившего фамилию Гольцман.

Гольцман, оказавшийся замешанным в каких-то подозрительных спекуляциях и причастным к банкротству одного банка, счел за лучшее бежать от недоброжелательных взглядов правосудия.

В один прекрасный день он исчез, бросив жену и дочь, и с тех пор о нем не было ни слуха, ни духа.

Юлия Павловна, оставшаяся, так сказать, на улице, нашла убежище у своей тетки. Жалобы последней на бремя, какое налагало на нее содержание целого семейства, так неожиданно свалившегося ей на шею, до такой степени надоели Ричарду, что он объявил, что согласен принять на свой счет все расходы по содержанию кузины и ее дочери.

Несмотря на такое великодушное поведение, Ричарда ненавидело все семейство, а его скупость признавалась дамами как аксиома. Молодой человек знал это, но мало обращал внимания на мнение своих родственниц. В глубине души он презирал этих трех женщин, мелочных, неблагодарных, фривольных и злых. Брата Ивана он тоже не уважал, не одобряя его распущенную жизнь и бессовестный эгоизм. Тем не менее Ричард и для него был хорошим братом, помогал ему в трудные минуты и тайно оплачивал его долги, так что между молодыми людьми существовали самые лучшие отношения.

В последнее время недоброжелательство трех женщин к Ричарду еще более увеличилось благодаря наследству, доставшемуся молодому человеку после одного родственника с материнской стороны, которое, по мнению Клеопатры Андреевны, должно было окончательно ополячить его.

Таково было положение в то время, с коротого начинается наш рассказ.

Возвратясь из ресторана, где он обедал, Ричард нашел дома письмо от брата, в котором последний, не вдаваясь в подробности, объяснял, тем не менее, положение дел.

Иван писал, что Никифорова разочаровала его. Она была некрасива, вульгарна и глупа. Только по настоянию матери он стал ухаживать за этой дурой, не зная как ему избавиться от обязательства в отношении своего семейства. Но Никифорова сама вывела его из затруднения. Она была ослеплена княжеской короной одного черкесского князя и его роскошной бородой и наградила его своими миллионами и своей Далеко не грациозной особой. Иван же познакомился с одной милой девушкой, которая до такой степени овладела его сердцем, что он решил на ней жениться. Все совершилось так быстро, что Иван венчался в тот же день, что и его экс-невеста Никифорова. О Ксении Тороповой Иван писал очень мало. Он упоминал только, что ей восемнадцать лет и что она сирота, не имеющая никакого состояния и воспитанная одним родственником.

Он знал какой страшный гнев вызовет у матери неожиданный брак и с какою недоброжелательностью отнесутся родные к его жене, но все это нисколько не трогало его. Напротив, разрушение великих надежд матери и бабушки забавляло его и вызывало чувство злобного самодовольства. Иван не был способен принести себя в жертву ради блага семейства и в своем эгоизме имел всегда в виду только свои личные вкусы и удовлетворение своих собственных фантазий.

Прочтя письмо брата, Ричард облокотился о бюро и задумался. Новая невестка внушала ему искреннее участие. Что Иван женился на ней больше из досады, чем по любви, было очень вероятно. Одно уже то, что он обвенчался в один и тот же день с Никифоровой, выдавало его злобу на изменившую ему богатую невесту. Желал ли он уколоть или оскорбить дерзкую, осмелившуюся предпочесть ему князя — это было трудно сказать, так как Ричарду не были известны подробности интриги, разыгравшейся в Москве. Во всяком случае, Ксении выпала незавидная роль. Без сомнения, молодая девушка считает себя любимой и не подозревает, какая ненависть и презрение ожидают ее в семействе мужа. Не было ни малейшего сомнения, что Клеопатра Андреевна не постесняется приготовить ей какой-нибудь особенно оскорбительный прием. Со стороны же Ивана было крайне странно и неделикатно поселить жену за городом, глубокой осенью, когда все дачи в окрестностях Петербурга пустуют.

— Очень интересно посмотреть, как вся эта история уладится, — пробормотал Ричард, пряча письмо в бюро. — Молодые приедут послезавтра. После службы я съезжу к ним, и если молодая женщина действительно окажется наивной жертвой моего неотразимого братца, я постараюсь защитить ее от чрезмерного недоброжелательства Клеопатры Андреевны и грубой беззастенчивости Ивана.

II

В одной из наименее посещаемых улиц Крестовского острова стояла небольшая дача, окруженная большим садом. Дача была деревянная, одноэтажная и ничем не отличалась от многочисленных соседних зданий, предназначавшихся для дачной жизни столичных обывателей, желавших подышать более чистым воздухом, не слишком удаляясь от города, к которому их привязывали служебные занятия.

Эта маленькая дача принадлежала Ивану Герувилю и была подарена ему Ричардом — подарок полезный и приятный, так как он давал молодому человеку убежище, где он мог укрыться от стеснительной нежности своей семьи, которая иногда невыразимо надоедала ему.

Здесь он мог давать шумные банкеты, не опасаясь выговоров и неуместного любопытства, принимать своих любовниц и жить сообразно своим вкусам вдали от всякого нескромного взора.

Клеопатра Андреевна, хотя и со скрытым неудовольствием, меблировала дачу с достаточным изяществом и вкусом, так что кумир мог, не краснея, принимать там дам.

На другой день по получении известия о браке Ивана, вызвавшего такое отчаяние всей семьи, маленький домик на Крестовском острове имел особенно печальный и заброшенный вид. Входные двери были широко раскрыты. На ступенях лестницы валялась солома, сено и клочки бумаги. На окнах не было занавесок, а внутри все казалось пустым и обнаженным.

Было восемь часов утра. Погода стояла холодная и сырая, хотя дождя и не было.

У входа в дачу стояли два человека. Один из них, в красной, шерстяной вязаной фуфайке, с метлой в руках был Яков, дворник и сторож дома, другого звали Иосиф. Он был лакеем Ивана; последний не взял его с собой в Москву, но теперь известил телеграммой, чтобы он ждал его на даче.

— Вот так история! Хорош прием для новобрачной, нечего сказать! И воображаю же я себе гнев Ивана Федоровича, когда он увидит, что дом пуст. Надо думать, хорошую сцену он устроил своей матушке! — с громким смехом вскричал дворник.

Лакей пожал плечами.

— Что он взбесится — это верно, но он не посмеет много разговаривать. Вся мебель принадлежит Клеопатре Андреевне. Она дала ее и она же берет. На это она имеет полное право. Клеопатра Андреевна страшно раздражена, и пусть он остерегается приближаться к ней.

— Но из-за чего же она так бесится? Разве невестка неподходящая?

— Черт ее знает, кто она такая! Все совершилось так быстро, что никто ничего не знал до той самой минуты, когда пришла телеграмма с известием о том, что Иван Федорович обвенчался. Великий Боже! Что только произошло тогда, Яков, я просто не могу тебе рассказать! Сначала думали, что Клеопатра Андреевна сойдет с ума. Крики, истерика, спазмы продолжались всю ночь, и никто в доме не сомкнул глаз. Наконец, она уснула и спала до пяти часов. Но как только она встала, она проявила необыкновенную деятельность. Я получил приказание ехать с Дуней на Крестовский. Всю ночь мы провели за укладкой, так что, когда в шесть с половиной часов приехали ломовые, оставалось только уложить все на возы.

— Но как это она забыла взять кровать, ночной столик, вольтеровское кресло и часы? — спросил дворник.

— Ха! Ха! Ха! Она-то забыла? Нет, она оставила эти вещи потому, что они принадлежат Ивану Федоровичу. Ты еще не видел, Яков, как она убрала стены гостиной, пока ты помогал ломовым извозчикам выносить вещи. Она развесила на них все фотографии, какие нашла в ящиках бюро, и все любовные письма и записки, полученные Иваном Федоровичем от разных дам. Те тоже, надо полагать, останутся очень довольны такой выставкой своих писем. Но смотри: вон едет карета! Неужели это уже наши господа приехали?

Наемная карета действительно остановилась перед дачей. Дворник поспешил открыть дверцу. Но вместо ожидаемых господ из кареты вышла молодая девушка, одетая в драповый жакет, с кружевной косынкой на голове. Карета была набита саками и картонками; все переднее сидение было занято большой корзиной, обшитой клеенкой. На козлах, рядом с кучером, стоял большой сундук.

— Это дом господина Герувиля? — спросила приехавшая девушка.

— Да, да! Вы, вероятно, камеристка молодой госпожи? — ответил Иосиф, любезно помогая молодой девушке вынимать из кареты картонки.

— Вы угадали: я — камеристка Дарья. А вы, вероятно, Иосиф, камердинер барина? Будьте добры, прикажите внести вещи в гардеробную. Барыня приедет в одиннадцать часов, и я должна все приготовить к ее приезду.

Пока Дарья расплачивалась с кучером, Яков с Иосифом внесли все вещи в первую комнату. Они ставили у стены последний картон, когда вошла камеристка и пораженная остановилась на пороге.

— Боже мой! Да здесь все пусто… Нет ни одного стула… Я перепачкаю все свои юбки в такой конюшне!

И Дарья с видом отвращения подняла свои юбки с таким ловким расчетом, чтобы показать полосатые чулки и кожаные башмаки с высокими каблуками.

— Боже! Что за княжеская ножка у вас! Понятно, они сотворены не для того, чтобы ходить по такой грязи! — вскричал Иосиф, бывший большим любителем прекрасного пола. — Позвольте мне проводить вас в мою комнату. Там вы снимите ваш жакет и выпьете чашку кофе.

— Охотно, — с любезной улыбкой ответила Дарья, проходя на цыпочках через гостиную.

Видя, что следующая комната была также пуста и грязна, а в третьей, дверь которой была широко открыта, ничего не было кроме кровати без подушек и одеяла, ночного столика и кожаного кресла, опрокинутого вверх ногами, она снова остановилась и вскричала, всплеснув руками:

— Нет, это просто неслыханно! Где же барыня будет спать? Где же она сядет? Здесь нет ни одного стула, ни одного стола… Где же я буду разбирать вещи?.. Не понимаю, как барину могло прийти в голову везти сюда свою молодую жену! Послушать его, так здесь ждало ее очень комфортабельное помещение!