– Нет, дорогая, так не получится. Потому что мы ничего не начнем. Я тебе должен деньги – вот и все. Остальное не продается.


Мэннон опасливо посмотрел на Мелани-Шанну, вышедшую к завтраку. В ниспадающем пеньюаре она выглядела вполне спокойной, золотисто-каштановые волосы завязаны сзади степенным узлом.

Сев напротив него, она протянула руку к жареному тосту.

– Доброе утро, – произнес он. Она что-то буркнула в ответ.

Он окинул ее вопросительно-изучающим взглядом. Он и понятия не имел, что его жена способна на такое буйство. Вчера вечером она просто оглушила его – да всех, кто оказался рядом с ее гремучим язычком. Ему пришлось просто выволочь ее из «Бистро», не то она вцепилась бы Уитни в горло. Эти две бабы уже навострили коготки к кошачьему бою.

По дороге домой она выплеснула на него все, что накопилось, отчехвостила Уитни под орех. Сила ее гнева пробудила в нем дремавшие чувства, и в уединении семейной спальни он заставил ее замолчать, предавшись с ней любви, какой не помнил со дня их брака. А ведь он не прикасался к ней больше месяца – почему? Уитни знай себе спит с Чаком. Почему он не может насладиться собственной женой? Даже если он намерен с ней разводиться.

– Как себя чувствуешь? – спросил он.

– Прекрасно, – ответила она, не поднимая глаз.

С тарелкой домашних блинов – любимое блюдо Мэннона – вплыла домоправительница. Он взглянул на Мелани-Шанну.

– Это ты заказала?

– Нет.

Ясно, на задушевный разговор она не настроена. Вчера она обвинила его в том, что он все еще влюблен в Уитни. Святая правда. Но признаться в этом – ни за что! И он отбивался, как мог.

Мэннон сейчас был в простое. Только что закончились съемки вестерна – крутого и малобюджетного. А до следующего фильма – несколько месяцев. Первые несколько недель он всегда наслаждался отдыхом, но если передышка затягивалась, он начинал ерзать и томиться от безделья.

В принципе захоти он – и от работы не было бы отбоя. Но такого желания не было. Важно сохранять благоразумие, и всякую новую работу он выбирал весьма тщательно. Карьера его достигла вершины, и покидать эту вершину он не собирался.

С утра он пребывал в прекрасном настроении. Еще бы – как смачно он вчера врезал Чаку Нельсону, впечатал кулак в эту тупорылую тварь. Какой кайф – посадить этого козла на задницу в присутствии всей киношной братии. И – что важнее всего – в присутствии Уитни.

Чак Нельсон – беспринципная скотина. Поделом ему. Трахать чужую жену за просто так – ишь чего захотел! Тем более, если это жена твоего бывшего друга!

– Чем сегодня собираешься заниматься? – спросил он.

Мелани-Шанна отказывалась смотреть в его сторону. Она сидела, уставившись в окно на широченную лужайку, ведущую к почкообразному плавательному бассейну.

– Не знаю, – сказала она.

– Ну, что ж. – Он поднялся. – У меня теннис, так что увидимся потом.

Она расслабилась, лишь когда он вышел из комнаты. Быть с ним элементарно вежливой – ей было трудно даже это. Из-за него она вчера выставилась дурой перед всем светом, и ее бросало в дрожь всякий раз, как она вспоминала о своем поведении.

Мэннон Кейбл. Кинозвезда крупнейшей величины. Первейшей величины любовник. И что? Да, вчера он предался любви с ней, но думал при этом об Уитни – это она знала точно. И ненавидела его за это. Да, да, ненавидела!


Телефон в доме Соломенов начал трезвонить в половине девятого. Первую волну отразила няня Роузлайт, вторую – личная секретарша Поппи, появившаяся в половине десятого.

Сама Поппи явила себя миру только к полудню. Она поцеловала дочурку, игравшую с куклой – одной из дюжины подаренных ей на прошлое Рождество сотрудниками Хауэрда, – и проследовала в свой светлый кабинет, где ее секретарша смотрела по портативному «Сони» передачу «А глобус вертится».

– Я тебя мало работой загружаю? – ядовито осведомилась Поппи.

– Извините, миссис Соломен, – встрепенулась женщина, с виноватым видом выключила телевизор и поставила его перед Поппи на огромный двухтумбовый резной стол.

Поппи нравилось, когда ее называли «миссис Соломен», в английской манере. Панибратство американского трудового люда, когда все друг с другом запросто, все зовут друг друга по имени – Поппи это не устраивало.

Медовый месяц она с Хауэрдом провела в Лондоне, в отеле «Савой», и была сражена наповал – вот это достоинство, вот это респектабельность! И в Голливуде она проходила только как миссис Соломен, чем безгранично наслаждалась.

– Звонки? – раздраженно спросила она, будучи отнюдь не в ангельском настроении.

– В половине девятого звонила миссис Уайт. В девять – миссис Гусбергер. Арми Арчерд – в десять, просил перезвонить.

Поппи слушала, стараясь решить, кому позвонить сначала. Было еще семь звонков, включая журналистку Лиз Смит из Нью-Йорка. С кого же начать? Лиз или Арми? Нет, пожалуй, сначала послушаем Кармел. Не дай Бог она прогудит: «Катастрофа года!»

– Поппи! Дорогая! – воскликнула Кармел Гусбергер. – Одна из лучших вечеринок в моей жизни! Я в восторге! Ты слышала жену Мэннона? Господи, я думала она вообще глухонемая, а тут она такое выдала, что даже Орвилл поразился! А на Силвер и Захарию Клингера обратила внимание? Не знаю, я ли одна заметила, но…

На телефонный треп ушел час. После болтливой Кармел Губергер Поппи перенеслась в холмы Беверлди, Бель-Эйр и прочие места, где нечего и думать купить дом меньше чем за миллион долларов, – и отовсюду одна звонкая мелодия: вечеринка прошла на ура! Сногсшибательно! Умопомрачительно!

Она позвонила Хауэрду – порадовать, но у него было совещание. Жалко. Вчера вечером она выкатила на него бочку – мол, во всем виноват он. Бедный Хауэрд. Да, она иногда с ним грубовата – но легкий пережим с ее стороны ему только на пользу, заставляет быть начеку. А когда поблизости этот змей Захария Клингер, быть начеку просто необходимо.

А не купит ли ей Хауэрд под это дело ожерелье из не-ограненных рубинов в золоте, на которое она положила глаз в «Талларико» – новый ювелирный магазин, что-то божественное!

Через десять минут она решила – купит. Раз вечеринка имеет мощный резонанс, значит, Хауэрд в выигрыше, а раз так – она заслужила награду.

Без дальнейших раздумий она надела простой костюмчик от Карла Лагерфельда, водрузила на нос очки от солнца «Кристиан Диор».

При входе она насчитала двенадцать корзин с цветами – прежде чем достойно украсить дом, они ждали ее внимания. Она выдернула белый конвертик из самой экстравагантной корзины, надорвала его и быстро прочитала.

ВАША ВЕЧЕРИНКА – ПРОСТО ЧУДО

ПРИЕЗЖАЙТЕ К НАМ НА УЖИН В СУББОТУ, ХОРОШО?

СИЛВЕР И УЭС

Поппи просияла. Конечно, Силвер, большое спасибо. Мы с Хауэрдом обязательно приедем.

Довольно улыбаясь, она поспешила к машине.

58

После совещания с Захарией Хауэрд влетел в свой кабинет, как маленький торнадо. Бросил секретарше:

– Меня нет. Ни для кого, хоть для самого президента, ясно? – и заперся в собственном туалете.

Она знала, когда его нужно оставить в покое, и снова углубилась в захватывающую статью о лишае.

Хауэрд снял пиджак, плеснул в лицо холодной водой. Сердце в груди бешено металось, как и мысли в голове.

Какого хрена этот Захария Клингер себе позволяет? Он ему что – мальчик на побегушках?

Он – Хауэрд Соломен.

Хауэрд Соломен. Извольте это помнить.

«Я хочу» – ишь ты, он хочет! А «заплати им вдвое больше» – это еще что за хохма? Он, что, этот Захария Клингер – серьезно?

Да, черт бы драл этого твердолобого, – серьезно. А стало быть, Хауэрд Соломен должен претворять его команды в жизнь.

Да пошел он! Хауэрд Соломен еще ни перед кем на цырлах не ходил.

Он сидел на крышке унитаза, обхватив голову руками, пытаясь сосредоточиться.

За то, что он управлял «Орфеем», Захария Клингер платил ему огромные деньги, и за первый год на троне Хауэрд добился исключительных результатов. Когда Захария отдал ему бразды правления, студия была в полнейшем дерьме. У его безмозглого предшественника были астрономические накладные расходы, а продукции – никакой. За несколько месяцев студия у Хауэрда заработала, как хорошо отлаженная машина. Накладные расходы он свел к минимуму, снял с зарплаты кровососов и прихлебателей, закупил для проката продукцию на стороне. Не говоря уже о том, что запустил в производство три картины и заключил два десятка перспективных сделок.

Да, суперзвезды или актеры с мировым именем у него пока не снимаются. И что? Зато его фильмы сделают большие деньги. Что, в конце концов, важнее? Тьфу!

Тут прилетает Захария Клингер и начинает изображать из себя Санту Клауса. «Заплати им вдвое больше».

Хауэрд обязан обернуть это себе на пользу – иначе он с треском вылетит вон. Выбора нет – разве что стать самым высокооплачиваемым олухом года.


Под глазом у Чака Нельсона алел синяк, губа была разбита.

– Я на этого сукиного сына в суд подам! – завопил он, проснувшись в постели Уитни.

– Вылезай и уматывай, – распорядилась она сухо. – Сегодня у меня две встречи и совещание с моими новыми рекламщиками. Лучше, чтобы тебя здесь не было.

– Какие еще новые рекламщики? – недовольно проворчал он. – И почему мне здесь не быть?

Она терпеть не могла, когда он начинал ее допрашивать. Какого черта, он ей не муж, почему она должна перед ним отчитываться? Когда-то успешная карьера Чака вдруг резко и по необъяснимой причине дала по тормозам, и это приводило его в бешенство. Ее – тоже. И она всерьез обдумывала совет Зеппо Уайта. «Избавься от него, детка. Зачем тебе такой камень на шее? Пусть гуляет».

Придется так и поступить. Чем быстрее, тем ей же лучше. Но просто так ей от него не отделаться. Чак легко впадает в крайности, то он – глупый восторженный щенок, то – разъяренный псих.

Понятное дело, ее карьера вызывала у него зависть, а теперь, благодаря Зеппо, ее ожидает новый виток.

Вызывал у него зависть и Мэннон.

По сути безумную ревность у него вызывали все и вся в ее орбите.

К счастью, они жили порознь. Она приезжала в его дом на побережье. Он изредка оставался ночевать у нее в Лома-Виста. Но никаких обязательств перед ним у нее не было. Слава Богу!

– Тебе лучше здесь не быть, – терпеливо объяснила она, – потому что ты будешь дохнуть от скуки.

– Да, ты права, – согласился он. – Так кто твой новый рекламный агент? И с какой стати? Я думал, ты вполне довольна теперешним.

– Так и есть. Просто Зеппо хочет, чтобы у меня сменился образ, поэтому мной будут заниматься «Брискинн энд Бауэр».

Какой новый образ?

– Более серьезный.

Он загоготал.

– Более серьезный? У тебя?

Он насмешливо фыркнул.

Рот ее приоткрылся – кому же приятно слышать такое? Чак не воспринимает ее, как актрису. Он никогда так прямо не говорил, но она чувствовала, и это ее раздражало.

Зеппо прав. Пора делать Чаку Нельсону ручкой.


Кокаин прожег полосу. Полосу ясных и четких мыслей. Эдакую тропу-просвет сквозь темные замыслы Захарии К. Клингера.

Из туалетной комнаты Хауэрд вышел другим человеком. Ему предстоит шагнуть в вихрь. Он возьмет немыслимую ситуацию и заставит ее работать на себя.

Звонком он вызвал секретаршу.

Она вошла в кабинет – эдакий спелый кумкват,[10] подрагивающие губы и упакованная в ангору пышная грудь.

– Да, мистер Соломен?

Интересно, как этот лакомый кусочек просочился сквозь сито Поппи? Ах, да, ведь его секретарша в отпуске; так что это всего лишь временная замена.

– Мне нужны фамилии агентов Силвер Андерсон, Мэннона Кейбла и Клариссы Браунинг.

Насчет Уитни можно не спрашивать, ее представляет легендарный Зеппо Уайт – легендарный в собственных глазах.

– Да, мистер Соломен.

– Вы актриса? – не удержался он.

Она кивнула.

Вот и сыграйте это, едва не сорвалось у него с языка. В нем вдруг зашевелился мужчина. Наверное, взбудоражила возможность перехитрить Клингера.

Вытащив из ящика стола коробочку с зубочистками, он разломил одну пополам и яростно набросился на собственные десны. В список врачей, которых надо посетить, придется добавить и зубного. Наверняка разболталась коронка, где-нибудь появилась дыра. У кого есть время ходить к зубному?

Секретарша добыла нужные фамилии в считанные минуты. Он внимательно их изучил.

Кларисса Браунинг входила в большую корпорацию, «Артистс». Ее представителем был Сирил Мейс, человек хваткий, этого на мякине не проведешь.

Мэннон Кейбл платил свои десять процентов Сейди Ласаль. Ах, Сейди… королева агентского корпуса. Иметь с ней дело было всегда приятно.

Силвер Андерсон обслуживал Куинн Лэттимор. Мелкая рыбешка.

Было всего лишь начало одиннадцатого. Он снова вызвал секретаршу.