Джеки Коллинз - Голливудские мужья

Кто эта женщина?

Ты с ней спал?

Господи, Уэс, где были твои глаза? Может, мне называть тебя Уэсли? Уэсли!

И как она в постели? Хороша? С виду – типичная проститутка. Старая проститутка. Дешевка.

Как ты мог позариться? Когда это было? Недавно?

Мы уже были вместе? Я тебя ненавижу!

Силвер ревнивая – такую Силвер он еще не знал. Уклоняясь от ее язвительных выпадов, он понимал – по крайней мере, он ей не безразличен. И был счастлив. Настолько счастлив, что сделал широкий жест неповиновения – пошел в банк «Ферст Интверстейт», открыл свой сейф и забрал оттуда все приложенные денежки. А уголовники из Лорел-Каньона пусть застрелятся. Он им не вернет ни гроша. Он эти деньги заработал – до последнего цента.

И Реба Виногратски пусть застрелится. С ней вообще разговор короткий.

С деньгами в кармане он солидной походкой вошел в «Тиффани» и объявил о своих намерениях.

– Мне нужно колье тысяч так на девятнадцать, – сказал он небрежно. – С учетом налога. Покажите, что у вас есть.

Он остановил свой выбор на рубиновом сердечке, вкрапленном в бриллиантовую мозаику, сидевшую на пересыпанной бриллиантовой крошкой золотой цепочке. Подарок пока оставался при нем. Время еще не приспело.

– Божественная индейка, – воскликнул Фернандо, прижимая к губам салфетку.

– Божественная, – эхом откликнулся Бойс, и его посеребренный хохолок согласно кивнул.

– Силвер, дорогая, неужели ты это приготовила сама? – поддразнил ее Рауль.

– Naturellement, mon cheri![13] Разве вы не знаете, какие чудеса я умею вытворять у плиты?

Все засмеялись.

На кухне Владимир и Юнити, чинно сидевшие за столом, провозгласили тост, держа в руках стопочки с отборной «Столичной».

– За свободу, – сказал Владимир, одним глотком забрасывая в себя бесцветную жидкость.

– За деньги, – предложила свой вариант Юнити.

Они улыбнулись друг другу, как заговорщики. Каковыми они и были. «Скандал» платил им сто двадцать пять тысяч долларов за подлинную историю Силвер Андерсон, Уэса и Хевен. Материал собирались печатать в течение трех недель, и первая порция ожидалась в киосках в первый понедельник нового года.

Владимир и Юнити к тому времени будут уже далеко.

ГДЕ-ТО В НЬЮ-ЙОРКЕ…

КОГДА-ТО В СЕМИДЕСЯТЫЕ..

Став жить с Эли, девушка поняла – она словно начала жизнь заново. Такого добродушного, неунывающего весельчака она еще не встречала и вскоре стала отзываться на его доброту.

«Откуда ты?»

«Не хочу об этом говорить».

«А чем собираешься заниматься?»

«Официантка – работа нормальная».

«Нет».

«Почему?»

«Потому что мы пришли на эту землю, чтобы сотворить нечто удивительное. Поставь перед собой цель – и вперед!»

У нее не было никаких целей. Жить – этого уже достаточно.

Эли не позволял ей плыть по течению. Он настоял, чтобы она вместе с ним ходила на уроки вокала и танца. Как-то раз он взял ее на репетицию в драматическую студию, и она, завороженная, следила за тем, как он играл роль в «Макбете».

«Это Шекспир», – сказал он ей.

«Что такое Шекспир?»

«Издеваешься надо мной, да?»

На ее день рожденья он забросал ее книжками о великих драматургах и их лучшими произведениями.

«Иметь хорошенькую мордашку – этого мало», – сказал он ей.

Пронизанные пафосом, подлинно драматические, но так похожие на реальную жизнь сюжеты захватили ее воображение.

Иногда Эли приводил домой кого-то из друзей. Этих визитов она терпеть не могла, и если время было не позднее, предпочитала бродить по улицам, чем слушать отвратительные звуки их любви.

Однажды он привел друга и сказал, что тот теперь будет здесь жить.

«Это Люк» – представил он, и сердце девушки сжалось – она поняла, что грядут перемены к худшему.

Люк был светловолосым здоровяком-англичанином, он поигрывал мощной мускулатурой и вечно ухмылялся. Одет всегда в тугие джинсы и заношенные до дыр футболки.

«Люк считает, что он – Марлон Брандо», – пошутил Эли.

«Не хрена тут смеяться, гомик черножопый», – огрызнулся Люк.

Эли подмигнул, и не думая обижаться.

Люк не работал. Целыми днями торчал на крыше и загорал, по ходу дела глуша пиво.

Девушка не могла понять, что в нем находил Эли. Видимо, интерес чисто сексуальный и скоро пройдет.

По ночам она слышала их движения и зарывала голову под одеяло, изо всех сил стараясь отсечь беспокоящие звуки.

Скоро Люк стал выказывать буйный нрав. Примерно через месяц он стал брать у Эли деньги, уходить куда-то и надираться.

Однажды он попытался украсть деньги и у нее, но она дала такой решительный отпор, что больше он к ней не совался.

С тех пор она стала держать под подушкой нож.

«Выгони на хрен эту стерву», – сказал он Эли.

«Нет, она останется», – для разнообразия возвысил голос Эли.

«Либо она останется, либо я».

«Пусть так», – не отступил Эли.

К ее огромному облегчению, Люк исчез.

«Сам не знаю, что со мной происходит, – признался ей потом Эли. – Но от таких, как Люк, у меня даже перед глазами все мутнеет».

Они проговорили долго за полночь, и в первый раз, нерешительно, она начала раскрывать душу перед Эли, да и он раскрывал перед ней свою. Возникла какая-то особая близость.

Как-то ранним утром Люк вдруг вернулся. Девушку разбудили какие-то приглушенные звуки. Люк явился не один – с двумя дружками. Они держали Эли и по очереди его насиловали.

В горле у нее поднялся ком страха не так давно подобным образом обошлись с ней. Соскочив с постели, она вскинула руку с ножом и закричала:

«Перестаньте! Пошли вон! Уходите! ПЕРЕСТАНЬТЕ!»

Они ушли, но не сразу, а довершив свое дело.

Скорая помощь приехала слишком поздно.

По дороге в больницу Эли скончался – истек кровью от внутренних разрывов.

Через месяц с небольшим девушка выследила Люка – он жил в занюханной квартирке дома под снос еще с одним педерастом, тот торговал своим телом. Дождавшись, когда он ушел «на работу», она подожгла дом. Чиркнуть спичкой оказалось очень просто…

– Нас ждет лимузин, – не без иронии сообщил Марк. – Вы, американцы, обожаете пустить пыль в глаза – за что я вас и люблю. Водитель говорит мне: чтобы свезти изысканную публику на свою яхту, Захария Клингер нанял сорок девять одинаковых белых лимузинов, в каждом – бар с полным ассортиментом напитков и лучшая икра. Уж, кажется, мог бы посадить в машину по две пары – глядишь, пару центов сэкономил бы. Скажем, я совсем не против, чтобы вместе с нами поехали несравненный Зеппо Уайт и эта странная дама – его подмороженная супруга.

Джейд прыснула.

– Ладно тебе гадости говорить.

– Но чета более чем странная, согласись.

– Ну…

Взяв ее за руку, он сказал:

– Как крупнейший специалист по всему необузданному и прекрасному, заявляю: ты, дорогая моя, прекраснее всех.

– Спасибо.

– С тобой не сравнится даже беременная самка леопарда, которую я недавно имел честь наблюдать.

– Ты ужасный льстец.

– Как же, мой английский шарм.

– И такой скромник.

– Стараемся.

Она не могла не признать: снова оказаться в обществе Марка было приятно. От его терпкого юмора она то и дело смеялась. И была почти убеждена, что женитьба на нем – шаг правильный.

Да уж, лучше, чтобы ошибки не было. Они взяли разрешение венчаться без церковного оглашения, сделали анализ крови – завтра их ждал большой день.

Когда Джейд сказала об этом Беверли, та едва не отпала.

– Что-ооо? Ты и этот английский зануда? Твоя подружка отказывается в это верить.

– Бев, раз уж я за него выхожу, привыкай обходиться без «зануды». Вроде будет как-то нетактично. Ладно?

– Как скажешь. Со мной – никаких проблем.

Когда Беверли поняла, что Джейд и не думает шутить, она предложила для церемонии особняк Захарии – он, ясное дело, возражать не будет.

– Никаких гостей, – предупредила Джейд. – Мы не хотим никакой помпы, уедем куда-нибудь на пару дней, а потом я буду досниматься в рекламе.

– Предлагается следующее. Вас двое. Кори. Я. Залитый солнцем сад – если, конечно, не скажет свое дурацкое слово погода, – и милейший священник. А Захария сразу же после новогоднего приема улетает в Нью-Йорк. Как тебе такой сценарий?

– Идеально!

– Заметано.

Марк к этому предложению отнесся одобрительно.

– Я просто умираю от нетерпения, дорогая, – сказал он.

Ну, тут все было ясно. Она ведь пока не пустила его к себе в постель, и он никак не мог с этим смириться.

– Разве я не стою того, чтобы подождать? – поддразнивала она его.

– Джейд. Ну это же смешно. Мы жили целых шесть лет. Что ты в самом деле?

– Так романтичнее. К тому же, ждать тебе недолго, и наша брачная ночь обретет свой смысл.

Для предновогоднего круиза она выбрала черную кашемировую блузу от Ральфа Лорена, без рукавов, одно плечо оголено. Белые шелковые брюки. Пояс с бронзовой пряжкой, выше локтя – вихрь браслетов из изящно выделанной бронзы. Колеса-серьги, а вокруг запястьев – тяжелые оковы. На безымянном пальце – старинное кольцо из сапфиров с бриллиантами, подаренное Марком на Рождество.

– Поехали, – позвала она с ослепительной улыбкой. – Я обещала Кори, что мы за ним заедем.

Марк сделал под козырек: я готов.

Поппи искрилась золотом. От украшения в волосах до туфель – все было золотым, включая ногти.

Хауэрд окинул ее коротким взглядом и подумал: ее впору мумифицировать, уменьшить в размере и поставить на чью-нибудь каминную полку – рядом с «Оскаром».

Сам он чувствовал себя ниже среднего. Целый день – понюшки кокаина, несколько порций «Куаа-людс», две или три таблетки валиума – в итоге он не человек, а полное дерьмо.

Когда-то кокаин решал все проблемы. Понюшка-другая – и он снова Кинг-Конг. А уж если больше – тут ему весь мир не указ.

Но теперь вспышка длилась недолго. Собственно говоря, падение следовало за взлетом почти немедленно. А нос… этот нос его скоро доконает. При всякой понюшке в чувствительную мембрану ноздрей словно вонзались тысячи крохотных иголочек.

Понятно, есть и другие методы. Можно вгонять в себя волшебное зелье уколами, да вот беда – к иглам он относится очень щепетильно. Попробовал как-то и чуть не вырубился. И потом – колоться? Может, это немного чересчур! Все-таки он не какой-то задрыга-наркоман.

– Котик, ты видик на автомат поставил? – спросила Поппи. – Хочу потом посмотреть Захарию в шоу Питона.

– Насколько я знаю старого Заха, – сказал Хауэрд, и лицо его словно пронзила безумная молния, – у него на яхте есть просмотровый зал, и туда на эту передачу сгонят всех до единого. Хороший способ привлечь аудиторию! Может, никуда не сбежит. Эгоист, сука, каких свет не видывал.

Поппи поправила огромную золотую сережку.

– По-моему, для встречи Нового Года лучше места не придумаешь. От обычных вечеринок меня уже воротит.

– Если не страдаешь морской болезнью.

– О-ооо. Надеюсь, штормить не будет?

– Я пошутил.

Они уже вышли к машине, как из дома за ними выскочила няня Роузлайт.

– Мистер Соломен, – окликнула его она, – звонят из Мехико-Сити. Говорят, что-то срочное.

– Я вообще без понятия, с какой стати пригласили меня, – сказала Хевен, уплетая икру. Белый вытянутый лимузин вез ее и Рокки в Лонг-Бич, чтобы они приняли участие в увеселительной прогулке по морю для высшего света, на яхте Захарии Клингера.

– Ты же теперь звезда, – уверенно объяснил Рокки. – И, кстати, не забывай, благодаря кому ты ею стала.

– Может, дядя Джек предложил, чтобы меня позвали, – размышляла она.

– Прямо! С какой стати?

– Как, все-таки Новый Год. Он под Новый Год всегда со мной встречается.

– Ну да?

– Угу.

– Про своего дядю Джека можешь забыть, – заявил Рокки, включая встроенный телевизор. – Ты теперь большая девочка – и у тебя есть я.

– Как я мог даже думать о том, чтобы тебя отпустить? – давался диву Мэннон, приобнимая Мелани-Манну за талию, когда они садились в лимузин. – Уму непостижимо!

– А я была уверена, что ты хочешь именно этого, – мягко ответила она. – В мою сторону и не смотрел. Что ни скажу, что ни сделаю – все невпопад. А когда я забеременела, тебе словно и дела не было.