И в один дождливый день в конце января, когда гремел гром и молнии сверкали за окном его больничной палаты, он открыл глаза и посмотрел на меня. Мое сердце застучало в ушах, заглушая раскаты грома, я вскочила со стула и рванулась к нему, задыхаясь:

— Ты вернулся.

Я взяла его руки и поднесла их к своим губам, целуя их снова и снова; слезы текли из моих глаз на его ладони, на его пальцы, на его прекрасные руки, такие выразительные, позволившие мне узнать, что было в его голове и в его сердце. Я любила эти руки. Я любила его. Мои слезы продолжали литься из моих глаз.

Он смотрел на меня несколько минут, прежде чем отнял свои руки от моих и медленно показал, так как его пальцы двигались еще неуверенно:

«Я вернулся ради тебя».

Я рассмеялась сквозь плач и положила голову ему на грудь, крепко держась за него, словно боясь, что если я отпущу его, то он снова исчезнет.

И теперь целый город замер, пока Арчер шел к сцене, все еще скованный в движениях из-за бандажей, опоясывающих его туловище после операций, которые он перенес из-за ранения.

Я огляделась еще раз. Трэвис стоял в задней части комнаты, все еще в форме после дежурства. Я поймала его взгляд и кивнула. Он кивнул в ответ и слегка улыбнулся. Я до сих пор не определилась в своих чувствах к Трэвису, но его смелость и профессионализм, проявленные в тот ужасный день, заслуживали моего уважения.

Недавно выяснилось, что человек, который стрелял в меня, Джеффри Перкинс, давно уже употреблял героин. Его семья отвернулась от него. Он ворвался в наше семейное кафе-магазин той ночью, чтобы раздобыть деньги на наркотики.

Его дилер выдал его имя, заключив сделку со следствием, чтобы смягчить себе приговор. Как оказалось, Джеффри заявился к нему ночью, обрызганный кровью и бормочущий о стрельбе в кафе.

Джеффри начал уговаривать дилера не выдавать его, в то время как его отец решил вернуть его назад в семейное дело. Но тут я опознала его по фотографии.

После ареста отец лишил его наследства, и он снова начал употреблять наркотики.

Трэвис вступил в конфронтацию со своей матерью. Он был хорошим полицейским, с хорошими инстинктами, и для него стало ясно, что она — мстительная женщина, наполненная ненавистью и горечью, и что она готова на все, чтобы сохранить то, что, как она считала, принадлежит ей — город, деньги, уважение, положение в обществе.

Когда он был в закусочной вместе с матерью, он слышал, как я говорю об аресте Джеффри Перкинса. Виктория Хейл тоже все слышала. Трэвис собрал кусочки пазла, и все сложилось.

У Джеффри Перкинса не было другой возможности найти меня в закусочной в тот страшный день. Мы недооценили ее ненависть ко мне. Именно я оказалась тем человеком, который, по сути, загубил все, чего она своими манипуляциями достигла за эти годы.

Трэвис пришел ко мне и рассказал о своем противостоянии с матерью и о том, что она все отрицает. Но он ей не поверил и заставил ее уехать из города. Иначе он пообещал начать уголовное расследование против нее. И хотя он знал, что у него недостаточно доказательств для вынесения ей обвинительного приговора, для нее в Пелионе не осталось бы уже ничего, кроме стыда.

Теперь, с отъездом Виктории и отсутствием исполнителя завещания, Арчер вступил в права наследования и стал владельцем земли Хейлов за год до своего двадцатипятилетия.

Трэвис выглядел изможденным и каким-то оцепеневшим. Его лицо было небритым и помятым, словно он не спал. Он, как и его мать, тоже добился больших успехов в манипулировании чужими жизнями. Но ведь у него был не лучший пример для подражания. Однако в глубине души я верю, что Трэвис не хотел причинить реальный вред кому-нибудь. Его мать — совсем другая история. У меня сложилось впечатление, что, узнав, какой она была на самом деле и на что она способна, он испытал настоящее потрясение, и это кардинально изменило его. В его глазах была глубокая печаль, когда он без каких-либо эмоций выдал мне всю информацию о своей матери, а затем оставил меня в больнице, снова наедине с моим горем, ждать возвращения Арчера.

В зале стало очень тихо, когда Арчер направился к ближайшей лестнице, ведущей на сцену.

Норм, стоящий в сторонке, пожелал Арчеру на языке жестов удачи и ободряюще кивнул ему. Он выглядел очень серьезным в этот момент. Сначала на лице Арчера отразилось сильное удивление, а затем он кивнул Норму в ответ. Я прикусила губу, чтобы не заплакать.

Миссис Ахерн, городской библиотекарь, которая выдала на руки Арчеру за последние четыре года сотни книг на различные темы, начиная с каменной кладки и заканчивая языком жестов, но ни разу не задала ему ни одного вопроса и не сделала ни одной попытки поучаствовать в его судьбе каким-либо образом, сказала на языке жестов:

«Мы — все за тебя, Арчер».

Слезы блестели в ее глазах, и взгляд на ее лице говорил мне, что она очень жалеет о том, что в свое время не сделала для Арчера всего, что могла бы. Арчер улыбнулся ей и кивнул, показав в ответ:

«Спасибо».

Когда он вышел на сцену и встал за трибуну, то кивнул сурдопереводчику справа от себя. Арчер нанял его, чтобы тот помогал ему общаться с жителями города в таких случаях, как этот.

Арчер начал двигать руками, и переводчик заговорил. Мои глаза смотрели только на Арчера, наблюдая, как его руки взлетают, такие изящные и уверенные в своих движениях. Мое сердце стучало изо всех сил от гордости за него.

«Спасибо всем, что пришли, — сказал он. Затем он замолчал на минуту и окинул взглядом зал. — Земля этого города принадлежала моей семье в течение долгого, долгого времени, и я буду управлять им, поскольку каждый Хейл управлял им до меня. При этом я намереваюсь руководствоваться знанием и убеждением, что каждый человек, который здесь живет, очень важен, что у каждого из вас есть право решать, что будет или не будет происходить в Пелионе».

Он многозначительно посмотрел вокруг на все эти лица в толпе, прежде чем продолжить.

«Ведь Пелион — это не земля, на которой он стоит. Пелион — это люди, которые ходят по его улицам, работают в его магазинах, живут и любят в его домах. — Он снова сделал паузу. — Я надеюсь, что вы найдете меня достойным хозяином, и еще мне говорили, что я хороший слушатель».

Толпа рассмеялась, и Арчер на секунду смутился, а потом продолжил:

— Сегодня вечером будет голосование по плану развития нашего города, и я знаю, что для многих из вас это очень важный вопрос. Но я хотел бы, чтобы вы знали, что, если когда-нибудь в будущем у кого-нибудь из вас возникнут какие-либо проблемы или появятся предложения, моя дверь всегда будет открыта.

Люди слушали его, улыбаясь и кивая с одобрением, находили глазами своих знакомых и также обменивались с ними кивками и словами одобрения.

Но вот Арчер перестал говорить и посмотрел на людей, сидящих перед ним, и разговоры в толпе стихли полностью, в то время как его глаза нашли мои. Я улыбнулась ему ободряюще, а он смотрел на меня еще несколько секунд, прежде чем снова поднять руки.

«Я здесь ради тебя. Я здесь из-за тебя. Я здесь потому, что ты увидела меня, и не только глазами, но и сердцем. Я здесь потому, что ты хотела знать, что я могу сказать людям, и ведь ты была права... каждый человек нуждается в друзьях».

Я тихо рассмеялась, вытирая слезу с щеки. Арчер продолжал, глядя на меня; его глаза были наполнены любовью.

«Я здесь ради тебя, — сказал он. — И я всегда буду здесь ради тебя».

Я глубоко вздохнула, теперь уже слезы беззастенчиво текли вниз по моим щекам. Арчер улыбнулся мне, а затем окинул глазами зал.

«Еще раз спасибо, что пришли, за вашу поддержку. И я с нетерпением жду, когда познакомлюсь с каждым из вас поближе», — закончил он свою речь.

Кто-то в задней части зала начал хлопать, а затем присоединилось еще несколько человек, и вскоре уже весь зал хлопал и свистел. Арчер смущенно улыбался и смотрел вниз, на людей, приветствующих его, а я плакала и смеялась одновременно. Несколько человек встали, затем еще. В конце концов весь зал стоял и энергично хлопал ему.

Арчер улыбался, глядя на толпу; его глаза снова нашли мои, и он поднял руки и показал:

«Я Бри тебя».

И я, смеясь, ответила:

«Я Арчер тебя. Боже, я Арчер тебя так сильно».

Затем он пожал руку переводчику и сошел со сцены. Я встала со своего места и пошла к нему, в то время как Мэгги сжимала мою руку. Я стремительно продвигалась к нему, и когда мы встретились, не обращая внимания на боль, он подхватил меня и закружил вокруг себя. Его губы беззвучно смеялись напротив моих губ, его золотые карие глаза смотрели на меня с теплом и любовью.

И я подумала про себя: голос Арчера Хейла — одна из самых прекраснейших творений в целом мире.

Эпилог

5 лет спустя.

Я смотрел, как моя жена лениво качается в гамаке, одной ногой слегка отталкиваясь от земли, освещенная летними солнечными лучами. Она накручивала локон золотисто-каштановых волос на палец одной руки, а второй рукой перелистывала страницы книги, лежащей на ее выпуклом животе.

Неистовая мужская гордость наполнила меня, когда я как зачарованный смотрел на свою Бри, женщину, которую я любил и которая любила меня и наших детей так сильно, до самых краев своего сердца.

Наши трехлетние мальчики-близнецы, Коннор и Чарли, играли рядом, вертясь вокруг себя до тех пор, пока их головы не закружились, и они упали на траву, заливаясь смехом. Поток радости, исходивший от них, был почти осязаем.

Мы назвали их в честь наших отцов, мужчин, которые любили нас так отчаянно, что, когда каждому из них пришлось столкнуться со смертельной опасностью, их единственной мыслью было спасти нас. Теперь я понял это. Теперь, когда я тоже стал отцом.

Я медленно шел к Бри, и, когда она увидела меня, то закрыла книгу и положила ее себе на живот, откинула голову на гамак и мечтательно мне улыбнулась.

— Ты дома.

Я сел на корточки около гамака и показал:

«Встреча закончилась быстро».

Я был в банке, договаривался о покупке участка земли, который был расположен в непосредственной близости от границ города. Это было то, что нужно.

Жители не одобрили план по изменению города, который вынашивала Виктория Хейл пять лет назад, когда я вступил в права на владение землей. Но оказалось, что жители не были против расширения бизнеса, они были только против того конкретного пути, который избрала Тори Хейл. Таким образом, когда я предложил открыть в городе несколько небольших гостиниц с оригинальной, исторической атмосферой, всем это очень понравилось, и все жители проголосовали «за».

Четвертая вскоре будет построена на том участке земли, который я купил сегодня утром.

Город процветал, бизнес был на подъеме, и, как оказалось, я был неплохим управляющим.

«Кто знал?» — улыбаясь, спросил я Бри однажды поздно вечером, когда мы получили результаты первого голосования, которые показали, что жители города поддерживают мой план.

— Я знала, — сказала она тихо. — Я знала.

И она действительно знала. Это она сказала мне, что мой голос имеет значение, и это ее любовь заставила меня поверить, что это может быть правдой. И иногда все, что тебе нужно — один человек, который пожелает услышать твое сердце, услышать то, что никто никогда не пытался услышать.

Я сорвал одуванчик, весь покрытый белыми пушинками, и протянул его Бри. Она наклонила голову, и ее взгляд наполнился теплотой, когда она взяла его из моих пальцев и прошептала:

— Все мои желания уже сбылись. — Она посмотрела на наших мальчиков и сказала: — Это для них.

Она медленно подула на цветок, и пушинки затанцевали в воздухе и начали подниматься к летнему небу.

Мои глаза снова встретились с ее глазами, и я положил руку на ее живот, чувствуя, как наш ребенок зашевелился под ней.

«Это мальчик, да ты и сам знаешь», — сказала она, улыбнувшись.

«Вероятно. — Я усмехнулся. — Я думаю, что у всех Хейлов рождаются только мальчики. Ты не против?»

Она мягко улыбнулась.

«Да, абсолютно не против, — сказала она, и затем добавила: — И буду не против и дальше, только если малыш родится один и под знаком Козерога».

Она рассмеялась, глядя на маленьких близнецов, все еще кружащихся на траве, на малышей, которые не прекращали двигаться с того дня, когда они вошли в этот мир.

Я беззвучно рассмеялся, а затем хлопнул в ладоши три раза, привлекая их внимание. Их маленькие головы повернулись, и они закричали:

«Папочка, папочка!» — одновременно дублируя свои слова языком жестов.

Они подбежали ко мне, и я притворился, что они смогли сбить меня с ног и повалить на траву. Они весело боролись со мной, смеясь, и их прекрасные звонкие голоса разносились по всему участку.