Филиппа Карр - Голос призрака

Я прикидывался немым, так как плохо говорил по-французски.

Они боялись, что я, открыв рот, сразу же всех выдам. До Обиньона, несмотря на многие препятствия, мы добрались довольно быстро. Я перестал разыгрывать из себя немого, так как подумал, что мой плохой французский может быть принят за какой-нибудь местный диалект. Считалось, что я уроженец юга страны, граничащего с Испанией, поэтому и говорю так плохо. Вы были бы потрясены, если бы увидели, где мы жили: цыплята бегают по газонам, клумбы запущены, пруды полны затхлой водой… Я никогда не видел Обиньона в хорошие времена, но и того, что осталось, было вполне достаточно, чтобы представить, как прекрасно здесь было раньше.

— Там было изумительно, — вставил Дикон. — Вся эта милая страна… обречена на запустение.

Глупые вандалы!

Они разрушают свою страну.

— Итак, — продолжал Джонатан, — наше разочарование стало еще большим, когда мы достигли Шато, так как ни Софи, ни Жанны не было в имении. Мы боялись спрашивать о них и оказались в затруднительном положении. Шарло не хотел уезжать слишком далеко, да мы и не знали, куда идти. Кроме того, он боялся, что, несмотря на маскировку, его могут узнать, если он направится в город в гостиницу. Луи-Шарль тоже боялся этого. Я ходил по винным лавкам, сидел там, попивая вино и слушая разговоры… Я мало говорил и прикидывался дурачком, который не понимает, о чем говорят.

Они были снисходительными ко мне.

— Всегда полезно изображать дурака, — вставил Дэвид. — Это заставляет других чувствовать свое превосходство и получать от этого удовольствие.

— Что же, я действительно удачно играл эту роль. Там была девушка, которая разносила вино. Как было ее имя? Мари… да, именно так. Она жалела меня и обычно разговаривала со мной.

Я обратил на нее внимание и считал, что могу узнать у нее много полезного, спросив о том, о чем не решался спрашивать у остальных. Я повел себя с Мари, как нужно. Выбравшись из винной лавки, я присоединится к тем, кто остался спать в повозке. Спустя некоторое время Мари рассказала мне о прежних днях и о семье из Шато. Каких скандальных историй я наслушался, дорогая мачеха!

— Вокруг людей, подобных отцу, всегда скандалы.

— Похоже, что он постоянно устраивал их. Я услышал о его романтической женитьбе на твоей матери, и как она умерла. Это было необычайно интересно. Я угостил Мари виноградом и наконец узнал, что Арман умер; его похоронили в Шато. Его компаньон уехал, и там остались только три женщины. За ними постоянно следили, пытаясь выяснить, как они живут. Мадемуазель Софи, несмотря на уродство, была аристократкой… а Жанна и старая экономка оказались весьма сообразительными. Они должны были все время контролировать себя. Кто-то, должно быть, предупредил Жанну, что подозрения относительно них усиливаются, и они решили бежать. Однажды Шато опустел.

Когда и куда они уехали, никто не знал. Мари могла только предполагать, что есть два места, куда они могли уехать. У старой экономки, которая была известна как тетушка Берта, где-то в провинции была семья. А Жанна Фужер приехала из округа Дордон. Она была скрытной особой, но Мари помнила, что однажды кто-то приехал из Перигора и увидел Жанну, когда та делала покупки, и спросил ее имя. Когда этому человеку сказали, что это Жанна Фужер, которая ухаживает за больной женщиной в Шато, он сказал, что он узнал ее, так как знает семью Фужер, которая живет в Перигоре.

Мы получили ключ к разгадке и на несчастной старой лошадке по ухабистым дорогам, так как мы должны были держаться подальше от городов, немедленно отправились на юг. Никто не интересовался нами, ведь мы выглядели, как их добрые старые соотечественники. Шарло с усердием распевал «Марсельезу», а я вторил ему. Эта великая песня революции, и крестьяне считали, что ее необходимо знать настоящим патриотам. Я не хочу подробно останавливаться на деталях, но могу сказать, что мы несколько раз с трудом избежали опасности. Было много случаев, когда мы почти выдали себя и были близки к провалу. Все-таки очень тяжело для аристократа, а Шарло один из них, быть равным с простолюдинами. Я уверен, что отлично играл свою роль, — слабоумный дурачок из какого-то неизвестного местечка на юге, где говорят на местном диалекте, почти неизвестном добрым гражданам Республики. Мне было легче, чем Шарло. После многих превратностей судьбы, которые я перечислю потом, если кто-нибудь из вас пожелает услышать о них, мы напали на след семьи доброй Жанны. А в одном маленьком крестьянском доме уцелели только брат и сестра, они и приютили странствующую пару, нагруженную драгоценностями, и попытались выдать Софи за добрую маленькую крестьянку, правда, не очень успешно. Экономка вернулась к своей семье, а Жанна и Софи присоединились к нам… Софи играла роль матери Шарло, чем, я думаю, была весьма довольна, а Жанна — жены Луи-Шарля. Для меня не осталось никого, и я сначала чувствовал себя немного обиженным.

— Путешествие стало вдвойне опасным, так как вы с Софи и Жанной везли драгоценности, — сказала я.

— Да. Софи делала все, что могла, но Жанна была просто восхитительна. Она ходила в маленькие городки за покупками, и, конечно, ей не приходилось менять свой облик, как это делали мы.

— Она ходила в город с драгоценными камнями, зашитыми в нижние юбки? — спросила я.

— Ей приходилось так поступать. Она не говорила нам о драгоценностях до тех пор, пока мы не оказались в лодке, пересекающей пролив.

— А что вы сделали, узнав об этом? Джонатан пожал плечами:

— Что мы могли сделать?

Мы не могли их там оставить.

Но наше беспокойство от этого усилилось. Жанна знала это, поэтому и не решалась ранее взваливать эту дополнительную заботу на наши плечи.

Как-нибудь я расскажу вас о некоторых приключениях, через которые мы прошли, обо всех наших страхах и уловках. Это займет недели. Во всяком случае, я никогда не смогу все это забыть. Когда мы наконец прибыли в Остенд, Шарло решил вернуться во Францию и примкнуть к армии. Конечно, Луи-Шарль отправился вместе с ним. Таким образом, я должен был переправить Софи и Жанну в Англию один. Я помню, как они стояли на берегу, провожая нас. — Он повернулся к матушке. — Шарло надеялся, что ты поймешь его. Он уверен в этом. Он хотел, чтобы ты знал, что он не мог спокойно жить в Англии, в то время как его страна ввергнута в хаос.

— Я понимаю, — сказала тихо моя мать.

Она была глубоко взволнована рассказом Джонатана, и Дикон смотрел на нее с тревогой.

Он поднялся и сказал:

— Пойдем наверх.

Они пожелал всем спокойной ночи и оставили меня, сидящей между Дэвидом и Джонатаном.

Некоторое время мы молчали. Я смотрела на огонь и видела там только одну картину: Джонатан в винной лавке с Мари… Странно, что из всех событий я думала именно об этом. Я представляла его в роли дурачка, едущего через всю Францию. Уверена, он наслаждался опасностью от всего происходящего… так же, как его отец. Дэвид возненавидел бы все это. Он увидел бы только убожество и тщетность всего предприятия.

Бревно развалилось, рассыпав сноп небольших искр. Джонатан поднялся и наполнил свой бокал портвейном.

— Дэвид? — спросил он, держа графин.

— Нет, спасибо.

— Клодина?

Я тоже отказалась.

— О, давай выпьем немного за мое благополучное возвращение.

Она налил вина в наши бокалы.

— Добро пожаловать домой, — провозгласила я. Его глаза встретились с моими, и я увидела голубые огоньки, которые я так хорошо помнила.

Ты был очень удачлив, — сказал Дэвид. — Что ж, с приездом.

— Мой дорогой брат, я всегда удачлив. — Он посмотрел на меня и нахмурился, затем, понизив голос, добавил:

— Что ж, не всегда, но почти всегда, и даже когда мне не везет я знаю, как исправить дело.

— Должно быть, были моменты, когда ты действительно думал, что пришел конец, — сказал Дэвид.

— Я никогда этого не чувствовал. Ты знаешь меня. Я всегда нахожу выход из положения, какой бы невозможной ни казалась ситуация.

— Ты очень уверен в себе, — сказала я.

— У меня есть для этого основания, Клодина, очень веские основания, уверяю тебя.

— Не удивительно, что Лотти была подавлена всеми этими откровениями, — вмешался Дэвид. — Эта винная лавка, в которой ты был с девушкой… это так отличалось от ратуши, где она провела ту ужасную ночь.

— Да, — сказала я. — Я помню ее рассказ о том, как толпа обыскивала дом и вино текло на улицу, прямо по булыжникам.

— Вояж нашего отца проходил в более драматической обстановке, чем моя поездка за Софи и Жанной, — сказал Джонатан.

— Ты привез их домой, и это самое главное, — возразила я ему в жаром.

— И благополучно спасся сам. Несомненно, это событие что-то значит для тебя.

— Много значит…

Он низко наклонился ко мне и сказал:

— Спасибо тебе, невестка. Вот кто ты теперь. До этого ты была сводная сестра, не так ли? Теперь ты и невестка, и сводная сестра одновременно. «Мой Бог!»— как они обычно говорят в этой погруженной во мрак стране, которую, к счастью, я покинул, — как все запуталось в нашей семье!

Мы молчали, потягивая портвейн и глядя в огонь. Я отдавала себе полный отчет в моих чувствах к Джонатану, и казалось символичным, что я сидела здесь между двумя братьями.

Я сильно волновалась. Все спокойствие, которое было в Лондоне, прошло; и что-то говорило мне, что оно никогда больше не вернется.

Я должна была уйти.

— Я устала, — сказала я, — и хочу пожелать вам спокойной ночи.

— Я скоро поднимусь, — отозвался Дэвид.

Я пошла в свою комнату и поспешно легла в постель. Это была ложь, что я устала. На самом деле мне вообще не хотелось спать. Я опасалась взглянуть в будущее. Дело было в Джонатане, в его нескольких довольно двусмысленных высказываниях, которые выбили меня из колеи.

Мне бы хотелось, чтобы он не возвращался домой. Но это было не правдой. Меня волновало то, что он вернулся. Я думала о будущей жизни с тревогой, потому что Джонатан, конечно, войдет в нее. Я боялась и все же ждала этого намного сильнее, чем раньше.

Когда Дэвид поднялся в спальню, я притворилась спящей.

Он нежно поцеловал меня, так легко, чтобы не разбудить.

Я подавила в себе желание обнять его за шею и ответить на его поцелуй. Я не могла этого сделать, так как боялась выдать охватившее меня возбуждение, которое, как он мог предположить, было вызвано возвращением Джонатана.

На следующее утро матушка снова послала одного из слуг в Грассленд за ключом от Эндерби, так как предполагаемый покупатель, остановившийся в Эверсли, захотел осмотреть дом.

Слуга вернулся и передал слова управляющего о том, что миссис Трент с внучками уехали в город и вернутся только к обеду. Так как он не знает, где ключ, то не может прислать его, но, если мы будем в Эндерби в три часа дня, он уверен, что кто-нибудь подойдет к нам с ключом.

— Очень хорошо, — сказала мама.

Эндерби, если идти напрямик, находился не более чем в десяти минутах ходьбы от Эверсли, и Софи сказала, что с большим удовольствием пройдется пешком. Она отправилась вместе с Жанной, а я показывала им дорогу.

— Дом большой, — объясняла я, — а вскоре после четырех стемнеет, и у нас будет всего около часа на осмотр.

Но этого вполне достаточно, чтобы решить, хотите ли вы серьезно подумать о покупке. Если да, то мы могли бы оставить у себя ключ и прийти еще раз завтра. Возможно, вы сразу же решите, что в этом нет необходимости.

— Кажется, все настроены на то, что так и будет, — сказала Софи. — Но нам хотелось бы составить свое мнение, правда, Жанна?

Жанна подтвердила, что мадемуазель обычно так и поступает.

— Хорошо, я не буду настраивать вас ни за, ни против, — пообещала я.

Ноябрьский день, конечно, не лучшее время для посещения Эндерби. Был легкий туман, и капельки влаги повисали, подобно прозрачным бусинам, на сетях паутины, во множестве развешанной на неухоженном кустарнике.

Дом появился перед нами, серый, мрачный и, как мне показалось, похожий на призрак. Краем глаза я взглянула на Софи.

Она внимательно рассматривала его, но, так как капюшон скрывал от меня ее лицо, я не могла понять, нравится он ей или нет.

Как раз в это время из-за кустарника появилась миссис Трент; она держала ключ и улыбалась.

— А вот и ключ, мисс… О, теперь уже миссис. К этому надо привыкнуть.

Больше не мадемуазель де Трувиль, а миссис Френшоу.

— Да. Спасибо, что принесли ключ. Со стороны дома подошли ее внучки.

— Добрый день, — сказала я.

— Добрый день, миссис Френшоу, — поздоровались девочки.

Дороти — Долли — как зачарованная смотрела на Софи, и я заметила, что Софи тоже обратила на нее внимание. Должно быть, наличие физического недостатка во внешности обеих вызвало взаимную симпатию.

— Эта леди интересуется домом, миссис Трент, — сказала я. — Она почти не говорит по-английски. Это сводная сестра моей мамы.