Ник спросил:

— У тебя все в порядке? Ты ничем не подавлен?

— Все в порядке. Никакой подавленности, ответил Виктор. — Когда тебя ждать?

— Я тебе сообщу. Скоро. Когда закончу второй вариант. Все идет хорошо. Я решил все проблемы, и, думаю, изменения тебе понравятся. Несущественные, но мне кажется, что они внесут драматизм и усилят последние сцены.

— Я уверен, Ник, что новый вариант мне понравится. И первый, по моему мнению, был совсем неплох.

— Я знаю, что тебя он устраивал, Вик, но я чувствовал, что не хватает движения, не хватает динамики в финале. В любом случае я заострил некоторые детали и совершенно уверен, что это пошло на пользу дела. Кстати, у тебя нет никакой информации от Майка Лазаруса?

Виктор уловил, как слегка изменился тон Ника, почувствовал в его голосе нотку беспокойства.

— Нет, я его не видел несколько дней. Почему ты спрашиваешь?

— Так, без особой причины. Я просто поинтересовался, вот и все. Он совсем не прост, и я знаю, что он настаивал на том, чтобы был и второй вариант.

— Не беспокойся насчет Лазаруса, Ники, — сказал ему доверительно Виктор. — Я знаю, как с ним обращаться. Ты можешь все оставшееся время посвятить сценарию. Мы начнем съемки не раньше чем через два месяца.

— Хорошо, Виктор. Послушай, мне нужно бежать. Я назначил встречу. Было приятно поговорить с тобой. Скоро увидимся. Раньше, чем ты думаешь, детка.

— Не в силах ждать, — ответил Виктор, смеясь. И они оба повесили трубки. Затем он снова поднял трубку, попросил телефониста переключить его номер на себя и вызвал официанта. Он заказал кофе и снова углубился в изучение плана работ, желая провести последнюю сверку цифр, чтобы быть готовым завтра к встрече с директором картины, но уже не мог сосредоточиться. Он поймал себя на том, что думает о Николасе Латимере. Ему не хватало Ника, и он хотел, чтобы тот вернулся из Парижа, куда он уехал, чтобы «отоспаться и спокойно переписать сценарий, не отвлекаясь ни на что». Виктору не хватало молодого человека, потому что он привык полагаться на его дружбу, привык к его компании, его острому и язвительному уму.

Они впервые встретились шесть лет назад, когда сценариста, а ему было всего двадцать три, после выхода его первого романа назвали новой яркой звездой на американском литературном небосклоне. Они тогда были на вечере в «Бель-Эйр» и сразу же понравились друг другу. Обнаружив, что им скучно в компании гостей, а банальная голливудская болтовня изрядно надоела, они ускользнули в бар в Малибу, где сразу же почувствовали доверие друг к другу, много смеялись, медленно и необратимо пьянея. В течение последующих дней, большинство из которых они провели в застольях, Виктор и Ники стали настоящими друзьями. Некоторые из их знакомых не могли понять, что связывает обаятельного и мужественного голливудского киноактера с утонченным романистом с Восточного побережья. Их дружба казалась по меньшей мере странной ввиду столь больших их внешних различий. Однако Виктора и Ники мало заботили чужие мнения.

Им-то было хорошо известно, что сблизило их, что породило их дружбу. Просто каждому из них была понятна сущность другого. Их близость как раз и проистекала из различий в характерах, окружении, воспитании, карьере. «Смотри-ка, у нас с тобой есть кое-что общее. Мы же не белые протестанты. А итальяшка и жид могут составить непобедимую компанию», — саркастически заметил в то время Ник. Это развеселило Виктора. Непочтительность Ника и его умение смеяться над собой были его козырями и являлись именно теми качествами, которые так ценил актер. Действительно, Николас Латимер и Виктор Мейсон, казалось, вышли из одной литьевой формы, так как оба в душе они были бродягами и космополитами.

Ник быстро стал постоянной фигурой в жизни Виктора. Он часто бывал на ранчо близ Санта-Барбары, часто ездил с Виктором на съемки за границу, написал для него два сценария, причем один из них имел потрясающий успех и оказался коммерческим хитом, принеся каждому из них по «Оскару». Ник также посоветовал Виктору купить кинооборудование и стал его партнером по компании «Беллиссима Продакшнс». Когда друзья не работали, они вместе путешествовали. Виктор и Ник ездили в Орегон, стреляли уток и ловили лососей в устье Рога, ездили кататься на лыжах в Клостерс, выпивали и волочились за женщинами от Парижа до Французской Ривьеры и Рима, оставляя после себя груды бутылок из-под шампанского и вереницу разбитых сердец. Они шутили, много смеялись и скоро стали неразлучными. Проходили годы, они научились трогательно заботиться друг о друге, как только это могут делать двое полностью гетеросексуальных мужчин.

«Ник — лучший друг, который у меня когда-либо был», — сказал Виктор самому себе, опускаясь в кресло. Единственный настоящий друг. Он мгновенно поправил себя: не считая Элли. Да, Элли ему все еще не хватало после всех этих лет. Немая боль, точившая Виктора со дня ее смерти, внезапно усилилась, и он плотно сжал веки. Неужели он никогда не освободится от этого страшного чувства утраты, этой неутихающей боли? Трудно сказать. Элли была настоящим другом в его жизни, незаменимой ценностью, и она обладала редчайшим человеческим даром — абсолютной добродетелью. Второй Элли в его жизни уже не будет. Такого везения не бывает даже в карточной игре.

Боль, поселившаяся много лет назад в его сердце, вновь напомнила о себе, безжалостно исказив красивое лицо: его черные глаза подернулись дымкой печали. Элли была единственным человеком, заслужившим часть его славы, комфорта и привилегий, появившихся, когда он разбогател, поскольку она работала, как одержимая, помогая ему во всем. Однако ей не дано было увидеть его на вершине славы и насладиться заслуженными ею наградами. Было время, когда ему казалось, что его слава бессмысленна, потому что он не чувствовал присутствия жены за своей спиной. В некотором роде он считал свой успех аномалией. Когда первоначальная эйфория прошла, его успех уже не имел для него значения — не было рядом того, кто стоял у истоков его славы, кто доподлинно знал, сколько головной боли, жертв, борьбы и неустанного труда было в него вложено. И позже Виктору пришлось приложить немало усилий, чтобы удержаться на гребне успеха. Это, пожалуй, было самым трудным — удержаться. В жизни все было таким эфемерным. И на вершине было одиноко. Давным-давно, когда он был Виктором Массонетти, строительным рабочим, простым американским парнем итальянского происхождения из Цинциннати, штат Огайо, он недоверчиво усмехался, слыша, когда кто-то произносил эти слова. Теперь он знал, что они были правдой. Виктор вздохнул и полез в карман белого шелкового халата, пытаясь своей большой рукой выудить оттуда пачку сигарет. Он закурил и в тысячный раз подумал, какой пустой была его жизнь без Элли. Двух его других жен можно было не принимать в расчет вовсе. Единственное, что они сделали, так это усугубили его страдания, и ни одной из них не было дано стереть из памяти образ любимой им Элли или хотя бы в отдаленной степени занять ее место. Но у него, по крайней мере, есть сыновья-близнецы. Он подумал о Джеми и Стиве, вернувшихся в Штаты, и тотчас боль отступила, как это было с ним всегда. И если бы существовала жизнь после смерти, Элли бы видела, что ее мальчики любимы, защищены и так будет до скончания его дней. Мысли переключились на сыновей, затем он сделал попытку подняться, в надежде избавиться от подавленного настроения, охватившего его так внезапно.

Через некоторое время он овладел собой и вновь углубился в цифры, но не успел дойти до второй колонки, как громкий стук в дверь нарушил тишину. Виктор удивленно поднял глаза и нахмурился. В этом отеле самое быстрое обслуживание, какое я только знаю, подумал он, двигаясь к двери. Он распахнул ее и застыл от удивления.

Перед ним стоял Николас Латимер, прислонившись к косяку двери и широко улыбаясь.

— Действительно, быстрее, чем я думал! — воскликнул Виктор обиженным тоном, глядя на Ника. Однако он только притворялся раздосадованным, на самом деле его лицо подергивалось от смеха.

— Я знаю, можешь не говорить. Я ублюдок и поступил по-детски, проделав с тобой этот трюк, — заявил Ник. Они пожали друг другу руки, грубовато обнялись, и Виктор сказал:

— Ладно, не стой здесь, клоун. Входи.

— Утром я сел на первый самолет из Парижа. Я приехал в отель совсем недавно, — начал объяснять Ник, широко улыбаясь, — я звонил внизу, как ты, возможно, догадался. Не мог ничего с собой поделать, дорогой.

Он прошел в гостиную и огляделся.

— Да. Неплохо. Этот номер мне больше нравится, чем прежний. Он больше в твоем стиле.

Ник опустил свое длинное, худое тело в ближайшее кресло, уселся в него поглубже и небрежным движением бросил пакет из хорошей манильской бумаги на журнальный столик.

— Я пытался дозвониться до тебя вчера вечером, но не застал. Итак… — Он пожал плечами. — Да, я решил вернуться. Я подумал, для тебя это будет сюрпризом.

— Ты угадал. Я рад, что ты здесь. А я только что заказал кофе. Хочешь кофе? А как насчет завтрака?

— Только кофе. Спасибо, Вик.

Виктор пошел к телефону, а Ник встал и снял твидовый спортивный пиджак. Он повесил его на спинку кресла и снова сел. Его светло-голубые глаза, обычно поблескивающие и озорные, были задумчивы. Не было и привычной улыбки, придававшей его мальчишескому лицу плутоватый вид. Теперь оно выражало озабоченность. Ник сидел с плотно сжатыми губами и встревоженно ворошил рукой вьющиеся светлые волосы. Он искоса посмотрел на Виктора, и его лицо осветилось нежностью. Он поступил правильно, приехав в Лондон. Дело было слишком важным, чтобы обсуждать его по телефону. И в данной ситуации две головы, несомненно, лучше, чем одна. Он закурил и посмотрел на горящий кончик сигареты, размышляя, как Виктор воспримет новость, которую он собирался выложить. Спокойно? Или его итальянский темперамент проявит себя, как это иногда случалось в спорах? Конечно, Виктор разозлится, и не без основания, но он умеет контролировать и подавлять свои эмоции, если хочет этого. Ник решил, что по-другому действовать нельзя.

Виктор сел напротив Ника, и его взгляд застыл на пакете.

— Это второй вариант сценария? — спросил он, не в силах сдержать своего любопытства.

— Да. Он более или менее готов. Мне осталось сделать несколько правок на последних шести страницах, но я могу сделать это завтра. Между прочим, это все твое. Ты можешь прочитать его позже.

Он замолчал, затягиваясь сигаретой.

— Я приехал на несколько дней раньше запланированного, так как хочу поговорить с тобой, — сказал он наконец приглушенным голосом.

Виктор удивленно вскинул брови и, вспомнив слова Катарин, сказанные прошлым вечером, произнес:

— Ты ведь слышал о таком человеческом изобретении, как телефонный аппарат, не так ли? — Он улыбнулся. — Ладно, можешь не отвечать. Совершенно ясно, что ты хочешь выложить что-то важное, иначе тебя бы здесь не было. Развлекался бы с Натали в Париже. Или ты привез ее с собой?

— Нет. К тому же ее нет в Париже. Ей пришлось уехать на побережье на съемки новой картины. Она уехала в середине прошлой недели.

Ник оглядел сервировочный столик со стоящими на нем бутылками ликеров и безалкогольных напитков.

— Я не думаю, что мне хочется кофе. Я предпочел бы выпить. Как ты?

Виктор посмотрел на часы.

— Почему бы и нет. Питейные заведения уже открыты, поэтому и я могу наливать. Что ты хочешь? Виски или водку?

— Водку с томатным соком. И сделай себе что-нибудь покрепче. Мне кажется, тебе это понадобится.

Виктор на полпути к бару обернулся, оценивающе посмотрел на Ника и осторожно спросил:

— Почему же?

— Я сказал тебе хорошие новости о сценарии… — Он попытался улыбнуться, но тотчас дрогнул: — У нас появилась проблема. Действительно серьезная проблема, дорогой.

— Рассказывай. — Виктор взял бутылку водки и приступил к приготовлению напитка для Ника.

— Майкл Лазарус в Париже…

— Лазарус? Но я же говорил с ним в прошлую среду, и он был в Нью-Йорке! — воскликнул Виктор.

Он поставил напитки на столик у камина и сел.

— Возможно. Но сейчас он уютно устроился в «Плаза Атен». — Заметив удивление на лице Виктора, Ник возбужденно продолжил: — Ты должен знать, что он за человек, Вик. Если бы ты был президентом многонациональной корпорации, как он, то был бы таким же вездесущим. Ты был бы везде. И нигде. А ему ничего не стоит сесть на личный самолет — в небесах он чувствует себя так же уверенно, как на дорогах Лос-Анджелеса.

Он поднял бокал:

— Твое здоровье!

— Выкладывай. — Виктор уперся взглядом в Ника. — У меня предчувствие, что ты хочешь сказать мне, что Лазарус вышел на тропу войны. В отношении фильма. Ну и что? Я готов с ним потягаться. И я тебе уже говорил, что знаю, как с ним обращаться. Поверь мне, это действительно так.