Эстел повернула на Пятую авеню и приблизилась к роскошному зданию, в котором жили Эвери. Она подумала, что поступила правильно, надев норковую шубу, и у нее на лице промелькнула самодовольная улыбка. Швейцары в домах для самых богатых всегда выглядят гораздо неприступнее и надменнее, чем их респектабельные жильцы, а Эстел не могла допустить, чтобы кто-нибудь из них посмотрел на нее свысока или пренебрежительно обошелся.

О, эта шуба была очень стоящим приобретением. В ней она чувствовала себя уверенной и шикарной женщиной. Шуба была ее радостью и гордостью. Утром она долго крутилась перед зеркалом в красном платье, черных сапогах-ботфортах и с большой черной лакированной сумкой через плечо. И осталась очень довольной. Эстел оценивала себя как эталон эффектной и преуспевающей журналистки международного уровня. К несчастью, она не обладала способностью глубокого осмысления вещей, поэтому ей никогда не приходило в голову, что приметы внешнего антуража не всегда являются мерилом внутреннего интеллекта.

Ожидая зеленый свет на переходе Семьдесят четвертой улицы, Эстел посмотрела на часы. Было без нескольких минут четыре, но она уже почти достигла цели и должна была прибыть на место без опоздания. Пунктуальность не была сильной стороной Эстел Морган, но она помнила, что Франческа Эвери, эта стерва, всегда была очень точна, и Эстел пришлось сделать усилие над собой, чтобы не опоздать и не испортить все с первой минуты.

Она вошла в подъезд и представилась швейцару. Связавшись с квартирой по домофону и получив подтверждение, швейцар позволил ей пройти.

В квартиру Эвери ее впустила женщина средних лет в черном, по виду экономка, которая взяла у Эстел шубу, аккуратно положила ее на стул и проводила журналистку через холл. За время своей карьеры Эстел приходилось бывать во многих богатых домах с изысканным убранством, но она не видела ничего похожего на холл в квартире Эвери. «Боже мой, все это выглядит так, как будто перенесено из Версаля!» — подумала она, молча следуя за экономкой и бросая взгляды по сторонам.

Проводив Эстел в библиотеку, женщина улыбнулась вежливой холодной улыбкой и произнесла:

— Я доложу ее милости, что вы здесь.

Утопая в старинном китайском ковре и озираясь с завистливым любопытством, она прошла к камину. Эстел не была большим специалистом в искусстве, но обладала массой поверхностных знаний, которые позволили ей без труда определить, что перед ней не просто хорошие копии; просто копиям, даже самого лучшего качества, не место было в этой квартире. Многочисленные картины, написанные знаменитыми художниками постимпрессионистской школы. «Вон там, на дальней стене, безусловно, Ван Гог», — решила Эстел и подошла к картине поближе. Увидев подпись художника, она испытала удовлетворение от того, что не ошиблась.

В следующий момент дверь распахнулась, и на пороге появилась Франческа Эвери. Ее ясные глаза излучали энергию, а на спокойном лице играла приветливая улыбка. «Эстел!» — воскликнула она. Легко и грациозно, слегка покачиваясь на очень высоких каблуках, которые притягивали взгляд к ее точеным коленям и длинным стройным ногам, она направилась к камину.

Эстел сразу же отметила, что кожа ее лица сохранила присущий ей нежный оттенок английской розы, а ухоженные янтарного оттенка волосы не потеряли шелковистости и блеска. Они ниспадали ей на плечи небрежными волнами, и этот продуманный беспорядок придавал Франческе девически невинный вид. «Боже, она же совсем не изменилась», — подумала Эстел и почувствовала, как это ее раздражает.

— Прошу прощения, что заставила ждать, — извинилась Франческа. — Очень рада встретиться снова. — Она протянула руку застывшей на месте журналистке.

Эстел пришла в себя довольно быстро. Изобразила на лице приветливую улыбку и неловко пожала длинные холодные пальцы Франчески.

— Я пришла всего несколько минут назад, дорогая. Ожидание среди этой роскоши мне совсем не в тягость. Какой у вас замечательный вкус!

Франческа высвободила свою руку и внутренне содрогнулась. Эстел всегда была льстивой. «Какая неприятная черта, хотя и довольно безобидная», — подумала Франческа и пробормотала что-то насчет того, как ей приятно слышать это признание. Она предложила Эстел устроиться поудобнее на диване под картиной Гогена, изображавшей девушку с Таити. Эстел последовала ее предложению и, обернувшись к своей собеседнице, произнесла со сладкой улыбкой:

— Дорогая Франческа, очень рада видеть вас. Кажется, сто лет прошло со времени нашей последней встречи.

— Не совсем так, — с холодной улыбкой ответила Франческа. — Прошло около пяти лет. Мне кажется, последний раз мы виделись случайно в Монте-Карло, не правда ли?

— Да, это было на приеме у Грейс. Грейс — просто изумительная, и Режье такой милый человек. Я их обоих очень люблю.

Хвастовство дружбой с семьей Гримальди поразило Франческу — настолько явно оно не соответствовало действительности. Эстел была подругой принца или принцессы Монако не в большей степени, чем сама Франческа — подругой королевы Великобритании. Но она решила воздержаться от комментариев по этому поводу, чтобы не поставить Эстел в неловкое положение, и спросила оживленным тоном:

— Могу я предложить вам что-нибудь: чай, кофе или другой напиток?

Эстел испытала острое разочарование, что ее лишили такой замечательной возможности пустить пыль в глаза, но взяла себя в руки.

— Чай, пожалуйста. С лимоном и с заменителем сахара, если у вас есть. Приходится следить за фигурой! — добавила она.

— Конечно. Я пойду попрошу Вэл приготовить чай, а затем мы можем приступить к интервью. — Она быстро направилась к двери, раздумывая о том, как она сможет выдержать эту женщину еще час.

Эстел проводила Франческу пристальным взглядом. Как она умудряется всегда так грациозно двигаться? Ну, прямо плывет, а не идет на своих великолепных ногах? И вообще, как ей удалось так сохраниться? Ей же по крайней мере сорок два, а выглядит она лет на десять моложе.

Франческа вернулась почти сразу же, прервав размышления Эстел.

— У Вэл, оказывается, уже все готово, — объявила она с улыбкой, устанавливая георгианский серебряный поднос с чайными чашками на журнальный столик.

— Когда мы виделись в последний раз, вы, кажется, работали в одной из газет. Как давно вы сотрудничаете с «Нау мэгэзин»?

— О, уже около трех лет, Я являюсь редактором отдела хроники светской жизни, — объявила Эстел с самодовольной улыбкой.

— Это просто замечательно, Эстел. Это, должно быть, очень важная работа, хотя и довольно беспокойная.

— Это действительно так. Но она дает мне возможность жить насыщенной и очень интересной жизнью. Я бываю во многих странах, останавливаюсь в лучших отелях или у очень интересных людей, беру интервью у знаменитостей. — Переполненная осознанием собственной значимости, Эстел продолжала: — На меня сейчас работает большой штат сотрудников. Но я планирую свою работу таким образом, чтобы наиболее выигрышные интервью, особенно за рубежом, оставались за мной.

Франческа подумала: «По крайней мере, она не врет».

— Это очень разумно с вашей стороны, — произнесла она.

— О, такой подход подсказывает сама профессия, — заметила Эстел и потянулась за своей сумочкой. Она достала маленький магнитофон и поставила его на передвижной столик, стоявший между ними. — Вы не возражаете, если я буду использовать магнитофон?

— Нет, что вы. Я хотела бы сказать вам несколько слов о благотворительной деятельности. Я думаю, вы планируете использовать это в своем интервью, поскольку на меня вы вышли именно через комитет, и они надеются, что эта тема займет в нем значительное место…

— Об этом мы поговорим позже. — Эстел перебила ее так резко, что Франческа была ошеломлена такой бестактностью. Журналистка продолжила без паузы: — Вначале я хотела бы поговорить о вас, вашей карьере и частной жизни. В конце концов, интервью посвящено вам, а не благотворительности. Моих читателей интересуют конкретные личности и их жизнь, а не организации и учреждения. — Эстел выпалила все это на одном дыхании и окинула Франческу взглядом, в котором явно читался вызов.

— О, понятно, — сдержанно согласилась Франческа, внутренне упрекнув себя за проявленную инициативу. Ее неприятно удивил столь неоправданно резкий отпор со стороны Эстел, который она вначале расценила как проявление невоспитанности, но отогнала от себя эту мысль, решив, что таким образом проявляется энтузиазм журналистки в работе или пренебрежение к тонкостям этикета. Но Эстел всегда была эмоционально глуховата и не отдавала себе отчета в том, что ее слова или интонации могут обидеть собеседника.

Франческа потянулась за сигаретой, гибко изогнувшись в тонкой талии, достала ее из сигаретницы, сделанной из оникса с золотом, и откинулась в кресле, терпеливо ожидая, когда Эстел наладит технику. Эта женщина выводила ее из равновесия. Было заметно, что Эстел считает себя одетой с подобающей случаю элегантностью, но красное шерстяное платье, хотя и, безусловно, дорогое, совершенно не соответствовало цвету ее лица и ярко-рыжим волосам. Франческа знала, что цвет волос был натуральным, но, очевидно, в последнее время Эстел приходилось их подкрашивать — некоторые пряди имели совсем неестественный пламенный оттенок.

Затягиваясь сигаретой, Франческа отвела взгляд от Эстел и упрекнула себя за отсутствие снисходительности. Она вдруг испытала внезапную жалость к журналистке. В первый раз они встретились много лет назад в Лондоне, когда были еще девушками, и прошедшие годы не пощадили сидевшую напротив нее женщину. Бедная Эстел. Вероятнее всего, ее жизнь не была и наполовину так хороша, как она ее описывала. Во многих отношениях это была беспощадная борьба. А ведь тогда, много лет назад, Эстел была талантливой и многообещающей писательницей. Что стало с ее мечтами писать романы? Совершенно очевидно, от них не осталось и следа. Внезапно Франческа подумала: «А кто я такая, чтобы судить Эстел?» Каждый делает в жизни то, что умеет, и надеется на лучшее. Она сама терпеть не могла людей, не видевших бревна в своем глазу и использующих любую возможность покритиковать соринку в чужом. Франческа старалась не опускаться до этого уровня.

— Ну вот, я готова! — воскликнула Эстел и удобно устроилась на своем месте.

Интервью началось. Где она покупает одежду? Предпочитает ли она французских модельеров американским? Какие развлечения любит она больше всего? Много ли народа обычно присутствует на устраиваемых ею ужинах и коктейлях? Как они управляются с Домами в Нью-Йорке, Виргинии и на Барбадосе? Сколько у них слуг? Сама ли она продумывает интерьер своих домов? Есть ли у нее хобби? Как она себя чувствовала, будучи женой посла? Нравится ли Гаррисону его новая роль советника президента? Каково состояние его здоровья? Как часто Франческа бывала в Белом доме? Общением с какими людьми дорожила она больше всего? Хорошие ли у нее отношения с внучками Гаррисона? Предпочитает ли она жизнь в Америке жизни в Англии или других странах и почему? Есть ли хобби у Гаррисона? Как они отдыхают?..

Мощная лавина вопросов внезапно накрыла Франческу с головой. И все же она нашла в себе силы отвечать на них искренне и с присущим ей тактом и доброжелательностью, прерываясь лишь для того, чтобы долить чай или прикурить сигарету. Но чем глубже Эстел вторгалась в ее жизнь, тем Франческе становилось неуютнее. Журналистка ни разу не упомянула о благотворительности. Это было совсем не то, что она представляла, соглашаясь на интервью. Франческа решила как-нибудь тактично перевести разговор на деятельность благотворительного общества, но Эстел сама сменила тему.

— Считаете ли вы, что Тедди Кеннеди выставит свою кандидатуру на президентских выборах в 1980 году?

Удивление промелькнуло в глазах Франчески.

— Я никогда не обсуждаю политические вопросы. Это я оставляю мужу.

— Да, но я беру интервью у вас, а не у вашего мужа. У вас должно быть свое мнение. Послушайте, Франческа, вы же такая яркая независимая личность. Как вы считаете? Использует он этот шанс?

— Эстел, но вы должны уважать мои желания. Я не хочу обсуждать политику ни на каком уровне.

— Ну что ж, тогда обсудим другие вопросы. Давайте коснемся вашей карьеры. Вы ничего не написали в последнее время. Связано ли это с тем, что ваша предыдущая книга об Эдуарде Четвертом и Войне Роз получила отрицательные отзывы? Я испытывала искреннее сочувствие к вам, когда читала рецензии. Лично я не считаю книгу скучной…

Франческа почувствовала, что у нее перехватило дыхание. С напряжением она вгляделась в бесстрастное лицо Эстел. «Может быть, она не понимает, что больно ранит?» — подумала Франческа и тут же внутренне рассмеялась над своей наивностью. Перед ней был новый тип журналистки. Спровоцировать интервьюируемого, вызвать у него гнев и непродуманные ответы, чтобы добавить клубнички к публикации, — вот в чем заключалась ее задача. О, Франческа не попадет в эту ловушку. Зная, что последнее слово останется за журналистами, она не приняла оскорбления и сохранила самообладание.